И сплетаются нити судьбы... - Ульяна Подавалова-Петухова
После этого разговора они съездили за город. Люся не до конца понимала, зачем это Дмитрию, но, глядя на его скорбное лицо, молчала. С ним она была знакома относительно недавно, но этого времени вполне хватало, чтобы понять — он никогда ничего не делал просто так. А еще он был влюблен в Ромалу, и, возможно, даже сам не до конца понимал это. И Люся хотела верить в счастье подруги.
А у Дмитрия из головы не шла последняя фраза сестры: «Саша ей не поверил, понимаешь?». Страшно жить с грузом вины. А тем более, когда этот груз превышает все мыслимые нормы. Ему ли об этом не знать?!
Глава 41.
Дмитрий не стал откладывать поездку к Анне. Сегодня суббота, она должна быть дома. Вчера, когда он увидел их с Михаилом в ресторане, душу еще терзала какая-то неясная тревога, подмывал страх. Сегодня же… То ли ночное душеизлияние так подействовало, то ли боль Ромалы, которая не шла ни в какое сравнение с его собственными муками, повлияла на это решение, но как бы там ни было, об Ане он думал уже без внутреннего содрогания. Пульс не подпрыгивал, ладони не потели, в глазах не меркло. Дима даже несколько раз вслух назвал имя предавшей его невесты, прислушиваясь к своим ощущениям. Душу охватывал лишь какой-то трепет от предстоящей встречи. То же самое он испытывал, когда искал свою фамилию в списке поступивших в институт. Волнение, не более того. А значит, он сможет встретиться с ней и Михаилом.
«Господи! А если я… если мне только кажется… а если я себя просто успокаиваю так?»— нет-нет да проскакивало в голове, но Дима упрямо гнал от себя эти мысли и лишь крепче сжимал руль. А под колесами пробегали улицы и проспекты, расстояние сокращалось.
Мама говорила, что у бывшей Диминой невесты растет ребенок, дочка. Да и вообще ехать без подарков было как-то невежливо. Парень притормозил у супермаркета, купил фруктов, соков, сладостей, бутылку коньяка, а для маленькой — огромный пазл с изображением замка.
Он въехал на родной дворик и сразу бросил взгляд на окна квартиры. Он не был в этом дворе уже лет девять, с того самого дня, как родители переехали. Конечно, всё изменилось. Взамен накренившегося на одну сторону грибка посреди площадки красовался детский городок с качелями, каталками, горками. На нем гроздьями висели дети, и Дима позавидовал их беспечности. А окна знакомой квартиры были сплошь пластиковыми. Ну, еще бы, столько лет прошло. В одном из окон, несмотря на день, горел свет. Милославский аккуратно припарковался и, зацепив пакеты, отправился наверх.
Дверь тоже была другой, и даже звонок издавал иные трели. Дима стоял под дверью, а сердце отчаянно колотилось в груди. Ключ заворочался в замке.
— Что-то быстро вы, козявки! Нагулялись? — с этими словами створка распахнулась, и на Дмитрия уставился Михаил. В его взгляде, едва он узнал старого друга, отобразилось сразу столько чувств, что гость никак не мог понять, чего же было больше: недоумения, удивления или неловкости?
Милославский окинул его взглядом и улыбнулся. Не вымучил улыбку, а улыбнулся. Открыто и легко. Мишка растерялся.
— Димыч? — меж тем глухо произнес хозяин квартиры.
— Я, Мишич, — ответил Дмитрий, как когда-то. — Позволишь войти?
Михаил на секунду замешкался, а потом шагнул в квартиру, освобождая проход. Бывший друг зашел и огляделся. В квартире, видать, был сделан грандиозный ремонт. Ничего из обстановки и даже планировки не напоминало о том доме, в котором он столько времени пропадал в детстве.
Дима поставил пакеты и вновь посмотрел на друга. Тот как-то скованно и неловко чувствовал себя, видимо, не зная, как себя вести при таком госте. У самого Милославского тоже свербело на душе, даже не от обиды или боли, а просто от того ощущения времени, которое успело убежать и утечь с той самой поры. И еще, в этом Дима должен был признаться хотя бы себе самому — он ужасно был рад встрече.
— Ну, здорово, что ли, — сказал он и протянул руку Мишке.
Тот уставился на нее, будто на ней Дмитрий преподносил ему весь мир и даже больше. Он как-то странно повел плечами, словно собирался их расправить, а потом медленно пожал широченную Димину ладонь обеими руками. И всё! Ему даже послышался треск льда, столько лет сковывавшего речку дружбы. В глаза будто солнечного света сыпанули, он даже зажмурился на мгновенье, так больно было смотреть, впрочем, дышать стало нелегче. Губы растянулись в улыбке, и какая-то ноша — огромная, чудовищная тяжесть — свалилась с плеч и спины.
Дима видел все эти перемены в лице и поведении друга и понимал, что Мишка ничего не забыл и не простил самому себе. Да, он женат на любимой женщине, и у них есть ребенок. Но, приобретя всё это, он потерял близкого человека. Не просто потерял. Он его предал. Предал ничтожно, ударив исподтишка в самое слабое и больное место. Не важно, что прошло столько лет, не важно, что большинство людей, знающих эту историю, уже обо всем позабыли. Он, Мишка, ничего не забыл. И не простил себе. А что ему все? Он поднял на Диму счастливые глаза и видел, что тот тоже рад встрече.
— Димыч, — кое-как проговорил Михаил, тряся руку друга.
— Мишка! — воскликнул Милославский, и впервые за столько лет друзья обнялись так, что кости хрустнули.
Как же правильно он поступил, что приехал к нему, к ним! Михаила словно подменили, он начал что-то говорить, радоваться и хохотать. Дмитрий разулся и пошел следом за другом на кухню.
— А где твои-то? — спросил он, вытаскивая из пакета коньяк и конфеты.
— Анюта с девочками в парк пошла, а то всё обещали, обещали, да некогда было, — ответил
