Я тебя искал. Я тебя нашла - Наталья Литтера
У нее изменилось восприятие запахов. Майя сменила духи и теперь отдавала предпочтение аромату пачули. Пару раз он заставал ее за вдыханием этого аромата. Она стояла с новым флаконом в руках и нюхала крышку. По первой беременности Илья помнил, что, когда приходит восприятие новых запахов, старые могут сильно раздражать. Он сменил гель для душа на нейтральный и цветы выбирал без запаха.
Майя менялась, пока почти незаметно, едва уловимо. Но одежду начала носить более свободного кроя, скрывающую наметившийся живот. И в жестах появилась какая-то неторопливость. Плавность.
После обеда они гуляли, если погода позволяла – то довольно долго. А в последний вечер своего пребывания в городе пошли в театр. Май очень любила Мариинский, и он не мог ей отказать в этом удовольствии. Тем более что была возможность попасть на «Спящую красавицу» с Элиной Самсоновой в главной роли, которая специально на один спектакль прилетела из Парижа.
Май была чудесна в прямом кремовом платье. Единственное, что выдавало ее положение, – обувь. Туфли на невысоком и устойчивом каблуке. Впрочем, очень изящные.
– Как тебе спектакль? – спросил Илья, когда они ближе к полуночи добрались до номера и он занялся привычным делом – расстегивал пуговицы у нее на спине. На этом платье их было совсем немного – всего пять штук, маленьких, кругленьких, обтянутых парчой. Но Май неудобно их расстегивать самой – это раз, а ему это доставляло удовольствие – это два.
– Все прекрасно, – ответила она. – Особенно понравился сосед слева – он не храпел.
– Он не мог храпеть, он меломан со стажем.
– Ну и как меломану спектакль?
Илья некоторое время помолчал в раздумьях, потом сказал:
– Хороший. Но я внимательно прочитал программку, чтобы узнать, кто танцует, и, знаешь, задумался об именах. Аврора, Флорина… А танцует Элина.
Май рассмеялась:
– От тебя ничего не укроется! Но с Юней она танцевала лучше.
Илья не мог с этим не согласиться. Они на плакатах вообще смотрелись интересно, но сын выбрал другую девушку – полную противоположность Элине – и был счастлив.
А про имена Илья думал всю дорогу до отеля. Спасибо театральной программке.
Он наклонил голову и поцеловал жену в шею, почувствовал уже привычный обволакивающий аромат пачули, потом помог снять платье и оставил руки на ее слегка выпирающем животе:
– Мне кажется, там девочка.
Она накрыла его руку своей и тихо ответила:
– Посмотрим, какой из тебя пророк.
* * *
Самая крайняя восточная точка – Иркутск. Всего двенадцать городов.
Эти гастроли очень отличались от тех выступлений, что были зимой. Невозможно сравнивать рафинированную Европу и российскую – пусть и в хорошем, не обидном смысле этого слова – провинцию. Эта разница формализуема лишь отчасти, и лучше всего она объясняется бессмертной фразой Тютчева: «Умом Россию не понять». И энергетика залов – совсем особенная, ее не спутаешь с залом Вены или Вербье. Она не лучше и не хуже. Она просто другая. И, может быть, именно поэтому пьесы, написанные Ильей, были встречены везде очень тепло. Конечно, он переживал. И в первых аплодисментах своим пьесам ему чудился оттенок снисходительности – ладно уж, и тебе похлопаем, ты вон как здорово Шуберта и Брамса играл. Но к четвертому или пятому исполнению убедился – его сочинения и в самом деле нравятся публике.
Было и еще одно отличие. Таня. Эти изменения начались, когда он уезжал на предыдущие гастроли один – но на самом деле уже не один. Она была незримо рядом. А теперь же – вполне зримо. И весомо, да. И это ее присутствие было таким, оказывается, нужным, необходимым, что Илья теперь удивлялся – как он раньше один-то ездил? Когда не ощущаешь в зале присутствие родного и близкого человека. Когда никто не обнимает после концерта. Когда не с кем поговорить и обсудить выступление.
А были и вовсе неожиданные последствия Таниного присутствия рядом. Да, умом Россию не понять. И поэтому случаются накладки – то с билетами на самолет, то с гостиницей. Илья мог бы и сам решить эти вопросы, но Таня с каким-то удивительным азартом рвалась первой, так сказать, в бой. И даже звонила Антону и что-то с ним выясняла. Антон Тане не нравился – Илья это видел. Голованову же нравились те, кто ему нужен. Но они двое каким-то удивительным образом все же пришли к взаимопониманию. И теперь Таня потихоньку забирала на себя решение мелких организационных вопросов. И за это ей Илья был благодарен отдельно – потому что таким образом он не выпадал из того состояния сосредоточенности и погруженности, которое очень важно не потерять во время гастролей.
Еще одно отличие гастролей зарубежных и по России – это отношение не только зала, но и людей, причастных к организации выступлений. В Европе все четко, согласно регламенту и договору. Здесь, дома, никуда без традиционной легкой – а иногда и не очень легкой – неразберихи. И – неожиданных встреч. Именно поэтому сейчас Илья сидел в кабинете директора филармонии, пил чай и держал осаду.
– Нет, поймите, я не могу провести мастер-класс. Не потому что я такой несговорчивый. Мой педагог Виктор Рудольфович Самойленко проводил такие мастер-классы, о которых вы говорите. И я знаю, что для них нужна серьезная подготовка. Я же… – Илья поставил чашку на блюдце и развел руки. – Я здесь несколько с иной миссией.
– Понимаю, – со вздохом согласился директор филармонии. – Ну, может, тогда пусть это будет творческая встреча? Немного поиграете, ответите на вопросы, дадите пару советов. Просто понимаете, когда еще детям такой случай выпадет? Вы же живая легенда, для них встреча с вами – событие на всю жизнь!
Илья кашлянул, не зная, что ему ответить на «живую легенду». И, ничего не придумав, кивнул. Директор от радости даже на ноги подскочил. Тут дверь открылась, и в кабинет вошла Таня, которая задержалась, чтобы сделать звонок.
– А вот и наша дорогая Татьяна Ивановна! – директор сиял улыбкой. – Все, уговорил я Илью Ильича – и возвращаю его вам в целости и сохранности. Завтра, Илья Ильич, в двенадцать вам удобно будет?
– Вполне.
Едва за ними закрылась дверь директорского кабинета, его щеки коснулись Танины губы.
– Устал?
