Наталия Терентьева - Синдром отсутствующего ёжика

Я кивнула, прислушиваясь к странной тишине в комнате.

– Сейчас, – сказала я Кротову, и он понимающе кивнул.

Я зашла в гостиную. Ийка сидела на своем диванчике, который я передвинула в ее отсутствие от окна. Сидела, опустив голову на руки, и беззвучно плакала. Я тихо села рядом с ней и обняла ее.

– Малыш, прошу тебя…

– Мама… – Ийка подняла на меня заплаканное лицо. – Мам… я… – она уткнулась мне в коленки и продолжала плакать.

Я стала гладить ее светлые, тонкие волосики, стараясь не расплакаться вместе с ней. Так мы посидели несколько минут, потом я подняла ее со своих колен, вытерла ладонью слезы со щечек и поцеловала.

– Все позади, малыш, ты дома, тебя больше никто не обидит.

– Мам, я не о том плачу… Просто это все мое… я даже не знала… а я ушла… – с трудом проговорила Ийка и снова набрала полные глаза слез. – И ты… я от тебя ушла… А ты меня даже не ругаешь ни за что…

– За что же тебя ругать? – Я прижала ее к себе.

Будь мы одни дома, мы бы наверно истерзали себя сейчас до изнеможения, но мужчины, сидящие на кухне, требовали внимания.

– Я тебе сейчас дам! – очень громко закричал Владик и, похоже, кинул чемто шуршащим в Андрея Алексеича.

Тот в ответ зарычал, а Владик взвизгнул и через несколько секунд засмеялся.

Ийка тоже сквозь слезы засмеялась, а я кивнула в сторону кухни.

– Если бы ты знала, какой это был тихий и беспомощный малыш, когда я его первый раз увидела!

– Это ты его так разбаловала, да, мам? – улыбнулась Ийка.

– Разумеется, – вздохнула я. – Я – известный педагог…

Мы пошли на кухню, где Кротов, смеясь, отбивался от Владика, пытавшегося отобрать у него чашку.

– Это моя чашка!

– Твоя же другая – с домиком, – удивилась я. – Ты забыл?

– Нет, мне она не нравится! Мне Гришина нравится! – он показал на чашку, которую упорно не давал ему Кротов. – Я ее выбрал!

– Гришина? Так Гриша сейчас придет. – Я взяла у Кротова чашку и поставила ее в шкаф. – Пусть он из нее и пьет. А ты сядь, пожалуйста.

– Ты от меня устала? – доверчиво спросил Владик.

– Да, очень.

Он сел напротив Кротова и так же, как он, попытался откинуться на стул, обхватив руками его спинку. Ийка придержала стул, чтобы он не упал, а я попросила Кротова:

– Андрей Алексеич, доскажите, пожалуйста. Не прерывайтесь, даже если сейчас ктото выпадет из окна.

– Не я! – сказал Владик и стал бить чашкой о край стола.

Ийка отобрала у него чашку и взяла его на руки.

– Знаешь, кто этот дядя? – спросила она мальчика на ухо, но мы с Кротовым хорошо услышали. – Полицейский. Ты видел по телевизору полицейских? Вот. И у него есть пистолет. Правда, Андрей Алексеич?

– Правда, – кивнул Кротов и достал откудато изза спины, мне показалось, изпод свитера, пистолет, помахал им и заткнул туда же.

Мы с Ийкой переглянулись.

– Дай мне! – закричал было Владик, но Ийка его придержала.

– Помолчи, пожалуйста, – сказала она точно моим тоном. – Сейчас Андрей Алексеич расскажет, как он сражался… – Она запнулась и остановилась.

– Смелее, девочка, смелее! – улыбнулся Кротов. – Как он сражался с бандитами, разве не так? У тебя еще есть какието сомнения на этот счет? Насчет того, как называются эти милые люди, приютившие тебя, бедную малютку?

– Нет, – почти прошептала Ийка, совсем опустив голову.

Я положила руку ей на плечо, но Владика у нее забирать не стала. Он тоже притих, засопев.

Кротов молчал, и поэтому я сказала:

– Могу, кстати, и я рассказать всем одну очень короткую историю. Все это время хотела тебе, – я прижала к себе Ийку, – рассказать ее, вернее, напомнить, да както было некстати…

– Слушаем внимательно, – ответил мне из всех слушателей один Кротов.

– Просто я сама относилась к этому как к глубокой древности, но сейчас, в связи с нашими душераздирающими событиями… В общем, была у меня одна бабушка, Ийкина прабабушка Лера. Ийка смотрит на мир ее прозрачными глазами. А у бабушки был прапрапрадедушка Андрей, жил он в самом начале девятнадцатого века. Так давно, что нам и представить трудно. Но еще труднее понять и представить, как человек, у которого все было – и титул, и поместье, и крестьяне, и прекрасное образование, и таланты, вдруг в один прекрасный день озадачился тем, что вовсе не все так живут. Что его собственные крестьяне очень рано стареют от тяжелого труда, что их дети рождаются и умирают без счета, что для них – одни законы, а для него самого – другие.

– Просто ему еще не успели объяснить потомки, как хорошо жилось при царебатюшке! – засмеялся Кротов. – Я понял. И я потрясен. У вас был прапрадедушка – декабрист?

– Прапрапрапрапра… Да. Ваш тезка, кстати.

– И… что случилось с ним?

– Да что и со всеми, кого не казнили. Отбыл в Сибирь, там и дожил свой недолгий век. Заболел и умер. У моих родителей сохранились его письма к невесте, которая к нему так и не успела туда приехать, хотя собиралась.

– Да… Не зря я с вами подружился, – улыбнулся Кротов. – С такими дворянскими девушками. Очень приятно. Но ты поняла, малышка, к чему мама все это рассказала? Мораль басни ясна?

– Ясна! – закричал Владик, но Ийка остановила его:

– Подожди. Я…

Но тут уж я остановила ее.

– Никакой морали нет. Просто прапрадедушка Андрей понимал то, чего не понимаем мы.

– Почему? – тихо спросила Ийка.

– Потому что мы это забыли, – ответил за меня Кротов. – Так бывает в истории. Люди забывают, что земля круглая, забывают, как лечить болезни, забывают, что было много столетий назад. И все начинается с начала.

– Да, правильно. А теперь, Андрей Алексеич, вы все же доскажите нам свою историю.

– Итак… – начал Кротов и тут позвонили в дверь.

– Это Лиля, – объяснила я.

– Может, мне с ней работу провести? – спросил Андрей Алексеич и даже чуть приподнялся, чтобы пойти открыть дверь.

– Не надо. Будет Гришу в ванной на ночь оставлять.

Ийка подняла на меня удивленные глаза.

– А как ты думала? – ответил за меня Кротов. – Никогда в ванной не ночевала? Это заметно, кстати.

Ийка нахмурилась, а я чуть сжала ее плечо.

– Вотвот, – сказал Кротов, не сводя с нас глаз. – Ох, Саша, как же ты всех нас разбалуешь, я чувствую…

Уточнять, что он имел в виду, времени не было, потому что в дверь снова нетерпеливо зазвонили.

Лиля, вопреки обыкновению, была совсем не накрашена и даже, как мне показалось, заплакана. Я внимательно присмотрелась к ней. Совсем недавно она так весело со мной разговаривала… Или не весело, нет, очень возбужденно.

– У вас все в порядке? – спросила я, улыбаясь, Гришу, стоявшего рядом с ней и крепко державшегося за ее руку. Гриша тоже явно совсем недавно плакал.