Пэппер Винтерс - Разрушенные (ЛП)

Это был сущий ад.

Когда я не ответила, Роан сказал:

— Нужно выбрать этот путь. Ты знаешь, что это правильно. Пока я не найду другого решения, это лучшее, что я могу предложить. Я отказываюсь жить в страхе, что убью тебя. Я не выживу, если увижу, как еще один человек, которого я люблю, умирает.

Мое сердце снова разбилось за Клару.

За семью Роана.

За его прошлое.

Я вздохнула, когда борьба и силы спорить покинули меня. Я не могла отрицать, что в этом был смысл. И я не могла притвориться, что моя безопасность и безопасность нашего нерожденного ребенка не стоила этой жертвы, чтобы мы остались в живых.

— Только пока мы не найдем другое исцеление.

Он кивнул, улыбнувшись, но улыбка не достигла его глаз. Я втянула воздух сквозь зубы, от установки в его взгляде. Он не верил, что станет нормальным. Отказался надеяться. Он принял, что это был способ, чтобы его жизнь продолжилась — его последний шанс найти какое-то подобие счастья.

Я хотела убить каждого дьявольского ублюдка, что сделали это с ним. Они не только разрушили его жизнь, но и мою, и его ребенка тоже.

Он никогда не будет свободен, всегда будет преследуем призраками.

— Не сдавайся. Обещай, что ты не сдашься. — Сжав его руку, я поклялась: — Я никогда не использую силу над тобой ни на что другое, кроме как защитить себя и нашего будущего ребенка. У тебя есть мое нерушимое слово. Но это временно. Я знаю, что в однажды ты обретешь свободу.

Он наклонился и подарил мне сладкий поцелуй. Удерживая меня, он лизнул мои губы. Его вкус забрал меня из реальности в счастливое место. Он целовал меня, чтобы не лгать мне.

Он не будет продолжать бороться, потому что устал. Он боролся в битве слишком долго.

Я застонала, когда его зубы вонзились в мою нижнюю губу, отправляя в меня еще больше фейерверков. Он был на вкус как свобода и будущее. Я так сильно хотела, чтобы он обрел безоговорочное счастье.

Когда он отстранился, что-то изменилось. Он активировал условный рефлекс. Я не знала, как это работало, но он отдал мне силу над ним. И это чертовски убило его.

Тяжело сглотнув, он сказал:

— Все кончено, ты в безопасности. — Его снежные глаза сверкали смесью ненависти и удовлетворения. Облегчения и раздражения.

Слезы скопились в моих глазах от мысли о безоговорочной власти над этим мужчиной. Это не было естественно. Это не было гуманно. Но он подчинился мне.

Я чувствовала, как будто он передал поводок, который удерживал его на привязи. Я потеряла кусочек его, даже хотя он так многим пожертвовал.

Клара возненавидела бы это. Она бы узнала, что он сделал. Она бы заставила его найти другой способ.

— Не сдавайся. Он нуждается в тебе. Не грусти.

Держа свое горе на расстоянии, я кивнула, принимая его дар.

— Я люблю тебя.

Он улыбнулся, притягивая меня в свои объятия. Его прикосновение отправило тепло и жжение по моей коже. Каждый раз, когда он прикасался ко мне, казалось, будто он отдавал частичку себя — делился своей энергией со мной.

Это правда.

Он только что отдал мне свою душу.

Поцеловав мою макушку, он прошептал:

— И я люблю тебя. — Сделав глубокий вдох, он рассмеялся, в его голосе было веселье, а не печаль. — Ты владеешь моей душой и сердцем, Хейзел Хантер. Ты, не только моя любимая, но и мой владелец, и я буду ходить по лезвию ради тебя. Я убью за тебя. Отдам свою жизнь за тебя.

Уткнувшись в мою шею, он пробормотал:

— У тебя есть власть над натренированным на высшем уровне Призраком. Какая будет ваша первая команда, госпожа?

Мое сердце сжалось от боли, которую скрывал его голос. Подарок, который он давал мне. Я поклялась тогда, что найду исцеление. Я никогда не остановлюсь, пока не излечу мужчину, который излечил меня.

Игнорируя боль, сжимающую мое сердце, я улыбнулась напротив его губ.

— Поцелуй меня. Займись со мной любовью. Заставь меня с нетерпением ждать нашего будущего.

Он склонил голову, его губы поймали мои.

Его глаза встретились с моими, когда он благоговейно прошептал:

— Есть, мэм.

Моя жизнь заканчивалась три раза, прежде чем я, наконец, получил сполна.

Я был мальчиком, Призраком и мужчиной, в поисках своего места.

Я ничему не принадлежал.

Мое прошлое было неизменным, но мое будущее было ненаписанным и свободным.

Невидимый, непроницаемый, непобедимый больше не относились ко мне.

Я принял три новые вещи:

Воскрешение.

Освобождение.

Изменение.

Всю свою жизнь я был пешкой. Но больше нет.

Я стал кормильцем, любовником, отцом и другом.

В результате мое горе перешло в новую жизнь, и я получил второй шанс. Я принял свой недостаток и стал жить с ним, а не бороться. Было не так плохо, что женщина, которую я боготворил, управляла мной.

Но затем появился луч надежды. Заветная мечта.

Вскоре я буду в порядке.

Это было исцеление.

Клара умерла в феврале, оставив нас лицом к лицу с жизнью самим по себе. Зел и я провели первый месяц, не делая ничего, кроме исцеления и прогулок по пляжу. Это давало нам время, чтобы вырасти и исправиться, и перерасти в нечто большое в наших нестандартных романтических отношениях.

Март пришел и ушел незамеченным — просто еще четыре недели без Клары.

Апрель принес холод, сигнализируя, что лето закончилось, и пора сказать «прощай» цветочкам, теплу и солнцу. Я вернулся в «Обсидиан», чтобы собрать свои инструменты и оборудование кузнецы. Я хотел снова начать делать статуэтки и скульптуры. Хотел воссоздать восхитительный дух Клары, используя бронзу и медь.

В мае Клу объявила, что они с Беном съехались вместе, и Бен купил дом недалеко от нас в «Нортерн Бичес». Он все еще ходил в «Обсидиан» драться и постоянно предлагал мне избить меня до крови, если я буду нуждаться в своей странной терапии.

Я принимал его предложение раз или дважды.

— Я люблю, когда ты приходишь домой весь потный, — Зел появилась из-за угла гостиной. Она обвила свои маленькие руки вокруг моего тела. — Тебе не жарко бегать во всем черном? — ее глаза нашли мои, сверкая похотью. — Я хочу тебя, Роан. Я наблюдала за тобой на пляже. Я скучала по тебе.

Выпуклость ее беременного живота прижалась к моему прессу, и я страдал от ужасного воспоминания. Оно вырвало меня из безопасности в яму, где выла зима. Рычание волков заполнило мою голову, и я регрессировал.

Это был первый день месяца. День, который был хуже для меня, чем все остальные — день, когда наш условный рефлекс был перезагружен, перепрограммирован.