Договорились - Ирина Воробей
– Не понадобится, – улыбнулась девушка и повернулась к нему спиной, чтобы он расстегнул молнию.
Спустив платье и бюстгальтер на талию, она показала грудь на камеру, помяв ее руками, затем плотно прижалась к нему.
– А можно… потрогать? – скромно поинтересовался он.
Она кивнула и сразу почувствовала крепкую хватку. Официант мял ее грудь с жадностью в течение нескольких минут, потом целовал столько же, оставляя липкие слюни по всей зоне декольте. Карина терпела, не стягивая улыбку с лица, хотя эти поцелуи никак не возбуждали, наоборот, хотелось от них поскорее избавиться. Но мемберы заставляли работать вибропулю. Приходилось стонать и изображать вожделение. Когда он схватил ее за попу, модель его остановила.
– Теперь я, – сказала она, глядя в глаза, и медленно опустилась на колени.
Из-за ширинки торчали семейные трусы в полосочку. Девушка спустила штаны до колен и аккуратно стянула резинку трусов. Те упали на джинсы. Член, короткий, но толстый, торчал, как пушка. Она обхватила его рукой и облизала языком кончик. Он оказался чуть-чуть соленым, но эта соль быстро растворилась в ее слюнях. Парень глухо простонал. Карина, плотно обхватив губами головку, медленно заглотила весь член внутрь, а сама одним глазом посматривала на экран, следила за комментариями и чаевыми. Гладкий лоб упирался в волосатое пузо, но делать минет это не мешало. Она медленно двигала головой взад-вперед, прижимая член языком к небу и отпуская на выходе, а затем снова сжимала и отпускала. Для зрителей трогала свободной рукой себя за грудь. Рыжий схватил ее за волосы, сделав из них конский хвост, и начал помогать ей тазом, слегка постанывая. Карина причмокивала. Вибропуля в ней жужжала, заставляя извиваться, выпячивать попу и иногда прикусывать твердую плоть во рту на мощном вибросигнале. На подходе парень остановил ее за голову и попытался вытащить член изо рта, но модель только туже сжала его губами. Он кончил прямо в нее. Сперма плавала на языке. Девушка специально высвободила чуть-чуть, чтобы та растеклась по губам и подбородку в угоду зрителям, а затем облизала головку напоследок и сглотнула. Теплая струйка стекала по шее, неприятно щекочась. Она размазала ее пальцами по ключице и плечу и поднялась.
– Спасибо, – улыбнулась Карина парню.
Тот еще отходил от оргазма и хлопал глазами.
– Тебе спасибо, – выдохнул он, натягивая трусы.
Девушка быстро оделась, схватила телефон и вышла в зал, чтобы попрощаться со зрителями. Счет пополнился за вечер на приличную сумму. Дальше ей хотелось просто напиться и уснуть. Перед выходом она прямо на стойке выпила три шота темного рома, чтобы очистить себя после минета, и вышла на прохладную улицу.
Город гудел как обычно. Часы пик прошли, но движение еще не утихло. Прохожих стало заметно меньше. Узкая улица пустела. Только яркие фары периодически слепили глаза. В желтом свете фонарей все казалось коричневым. За домами жужжали автомобили, за горизонтом выли сирены. Что-то ломалось, что-то строилось. В доме напротив загорались и потухали окна. Люди возвращались к семьям, детям, любимым. Все вели обычную жизнь. А она шагала на громких каблуках к безлюдной автобусной остановке, едва сдерживая отвращение. Хотелось снять с себя кожу или выпустить всю кровь из вен, чтобы затем заполнить новой, нетронутой, чистой. Но приходилось мириться с ощущением собственной загаженности. Как минимум до дома.
Карина вызвала такси и села на ледяную железную скамью на остановке. Зазвонил телефон – Зайкин.
– Что-то важное? – спросила она с ходу.
– Да нет, – подавленно ответил парень. – Не успел просто кинуть тебе приглашение в приват. Ты вышла.
Веки опустились и сжались.
– У тебя десять минут, пока такси не приехало. Говори, что хотел, – всем голосом девушка пыталась выказать раздражение, а сама внутри вся стянулась, даже кошки притихли и перестали царапаться.
– Я смотрел… твое шоу.
Она задержала дыхание на несколько секунд и устремила взгляд в темное пыльное окно в жилом доме напротив.
– Мне так паршиво… – медленно говорил Зайкин. – Примерно так же, как тогда в кладовке, когда меня насиловали.
Карина сжала половыми губами вибратор внутри.
– Знаешь, так одновременно… противно и больно, и я все равно возбуждался, – выдохнул парень. – Я пришел как раз, когда ты начала ему… сосать. И не смог оторваться. Досмотрел до конца. Я извращенец, да?
В пыльном окне зажегся свет. Хрустальная люстра в форме тюльпанов засверкала белым светом. Ей пришлось опустить взгляд на этаж ниже. Там было темно и пусто.
– Это нормально. Шоу для того и делалось, чтобы возбуждать. Ты не один такой.
– Ну, да, там еще семь тысяч таких же смотрело, – хмыкнул парень.
Карина не знала, что ответить и не хотела ничего отвечать. Стыд отравлял кровь. Оскорбительные фразы отца, уже въевшиеся в сознание, повторялись друг за другом, как на сломанной пластинке: «Шалава! Дрянь! Блядское отродие!». Зайкин мерно дышал в трубку, потом заметил:
– Ты бесстрашная.
– Или бесстыжая, – усмехнулась она и опять замолчала на минуту.
В окнах второго этажа постепенно гас свет. Люди ложились спать. На других этажах наоборот зажигались. В ее окне все еще царила темнота.
– Так что хватит тратить на меня время, – проговорила она тихо и на полном серьезе. – Я сама не знаю, насколько низко я могу пасть.
– Никто про себя этого не знает, пока не придется, – Зайкин говорил, как философ.
– Я ведь с Луковским переспала ради сраного зачета, – Карина не смогла удержать голос ровным, хоть и говорила шепотом. Боль разорвала глотку.
– Видимо, иначе не могла.
Скрывать больше не было смысла. Девушка рассказала историю полностью и свои мысли, надежды и чувства, все, как воспринимала тогда и как помнила теперь. Говорить о собственном унижении было неприятно. Хотелось отречься от этого, как от неправды, но оно болело, не давая забыть, что было.
– Я знаю, что я неправильно поступила с Надей. И я бы на ее месте ответила тем же. Но Трунов-то почему так легко ей поверил? Я ведь не такая… Я вовсе не… требовала от него ничего. И даже в мыслях не было его как-то использовать. Я просто попросила о помощи, – съежившись, оправдывалась она перед Зайкиным. – Мне больше не к кому было обращаться. Я, действительно, думала, что любила его. Честно. Не понимаю, правда, теперь, за что.
В трубке слышалось заинтересованное молчание, внимательное, слушающее. Ничто ее не перебивало. Карина продолжила.
– Никто не верит, а я не хочу ни от кого зависеть. Хочу быть способной платить за себя сама. Чтобы никто не посмел меня ни в чем упрекать, чтобы выбирать самой, чтобы никого не бояться. Все считают, что показывать себя голой унизительно.
