Солги обо мне. Том второй - Айя Субботина
— Здравствуй, Максим. Спасибо, что пришел. Прекрасный букет.
Забирает букет из моих рук и уходит. Просто уходит, больше ничего не сказав.
Я как будто на скорости в сто километров в бетонную стену влетел.
Что это было?
Глава пятьдесят третья: Венера
Глава пятьдесят третья: Венера
Большой плюс быть Примой - это собственная гримерка, где можно спрятаться не только от журналистов и поклонников, но и от прошлого, которое только что на скорости прилетевшей из космоса кометы врезалось в мою размеренную и устаканившуюся жизнь.
Я захожу внутрь, выдыхаю.
Трясущимися пальцами еле-еле справляюсь с защелкой, как сумасшедшая дергаю ручку, чтобы убедиться, что деверь надежно заперта.
Бросаю цветы на пол. Это просто букет, неважно, кто его подарил. А, может, за столько месяцев постоянных «цветочных шоу» Олега я просто разучилась смотреть на них как-то иначе?
Ноги дрожат.
Боль такая сильная, что я всерьез опасалась, что не смогу дотанцевать последний акт и обязательно хоть на чем-то «проколюсь». Но выдержала и даже смогла дважды выйти на поклон.
Но все это абсолютно ни о чем по сравнению с тем, в какую вату превратились мои ноги от одного взгляда на Меркурия.
Напротив двери, на которой я буквально лежу всей спиной, стоит стол и большое подсвеченное зеркало для грима. В отражении у меня больная и до ужаса ванильная улыбка на лице. Растянутые до ушей губы сразу под грустными уставшими глазами.
Господи, что за вид у меня?!
Еле-еле, вспоминая Русалочку из сказки, которая ради любимого ходила как по бритвенным лезвиям, добираюсь до зеркала, грузно падаю задницей на табурет и с ужасом разглядываю свои темные круги под глазами и морщинки в уголках глаз, которые так ужасно подчеркнул грим. Мне же только двадцать пять, боже. А я выгляжу как будто прожила дважды по столько!
Он видел меня такой.
Видел это чудовище под маской серо-землистого цвета.
Я наугад открываю каждый ящик, безжалостно вырывая их чуть ли не с ручками, пока не нахожу упаковку влажных салфеток. Хватаю сразу несколько, прикладываю к лицу и стираю, как маску. Отражение в зеркале выглядит как грустный клоун. Выбрасываю использованные салфетки, беру новые, тру снова и снова, пока под бесконечными слоями «тяжелого» сценического грима не начинает проступать мое настоящее лицо. Вряд ли оно намного лучше маски, но хотя бы так.
Стук в дверь застает меня врасплох.
Разворачиваюсь, осатанело хватаюсь пальцами в край стола, потому что от странного приступа паники раскачивает в сторону словно флюгер.
Стук повторяется - уверенный, настойчивый, но спокойный.
Я знаю, что за дверью Меркурий.
Чувствую нутром.
Как самка волка в логове чувствует своего самца, когда он возвращается с охоты с добычей, и несет ей самый жирный и сочный кусок мяса.
Я не могу ошибаться.
Это то, что невозможно объяснить законами существования мира и правилами физики.
— Уходи, - говорю, еле выдавливая из себя, потому что на самом деле очень хочу, чтобы он вошел. - Это все уже…
— Вера, открой дверь, - требует он стальным сухим голосом.
Знакомым до боли и незнакомым одновременно.
— У нас обоих будут неприятности, - как слабачка скулю почти что в полный голос.
— Если ты не откроешь, я просто на хуй снесу дверь.
Он не шутит. Он всегда выполняет обещания, сказанные вот этим решительным тоном человека, который не привык впустую разбрасываться словами. Если не впущу его - можно не сомневаться, что он попадет внутрь именно озвученным способом.
На ватных ногах ползу обратно до двери, кладу пальцы на защелку и… медлю.
— Вера, нам нужно поговорить, - требует из-за двери Максим. И уже каким-то особенно бесцветным тоном, добавляет: — Я и пальцем тебя не трону.
Снова оглядываюсь в зеркало и с грустью понимаю, что я бы и сама себя не стала трогать - настолько жалкий и замученный у меня вид. Как там говорят? Как с креста сняли.
Проворачиваю защелку и, не дожидаясь, пока он зайдет, предусмотрительно отступаю.
Меркурий в два шага переступает порог, смотрит на меня с хищным прищуром и медленно, почти беззвучно, запирает нас обоих.
Он такой красивый, господи.
Как будто в моем мозгу случилась системная ошибка - и я снова вернулась в тот день, когда впервые его увидела и сразу намертво влюбилась. Только он теперь еще лучше.
Господи, в миллиард триллионов раз красивее.
Чтобы не дать волю чувствам, отступаю к столу, завожу ладони назад и из последних сил цепляюсь в столешницу. Иначе не выдержу - сломаюсь, брошусь ему на шею и буду вечность рассказывать, что ни разу с тех пор, как он вышел за порог и оставил меня одну, я не засыпала без мыслей о нем.
— Ничего не хочешь мне сказать? - сухо и строго, как учитель, спрашивает Меркурий.
— А должна? - машинально отвечаю я.
— Ну как тебе сказать. - От остроты его слов хочется заслониться руками, как от метательных ножей, но они все равно попадают точно в цель. - Сколько лет прошло. Наверное, нам точно есть что сказать друг другу.
Откуда это странное чувство, будто меня, как лабораторную лягушку, собираются вскрыть?
Я должна держать себя в руках.
Во мне больше нет слабости, особенно к прошлому, которое не получилось.
Или не захотело получиться?
В каком-то глобальном - даже, скорее, сакральном - смысле, это все равно не имеет значения и ничего не меняет. В любую минуту сюда может зайти Олег - и тогда все мои планы покатятся к чертовой матери, и вся эта история снова повторится.
— Тебе нельзя здесь быть. - Все-таки годы практики и оттачивания навыков делают свое дело: мой голос ровный, спокойный и слегка раздраженный. - Если Олег увидит нас вместе…
— Так боишься его расстроить? - перебивает Меркурий.
С тех пор, как я узнала, что он жив, я каждую свободную минуту перебирала в голове возможные варианты нашей встречи. Знала, что она меня разрушит, но все равно ждала ее и представляла, как все случится. Случайно в кафе? В каком-то магазине? Где-то на улице? Я перебирала разные «привет, как дела?», «отлично выглядишь!», «слышала, у тебя дела идут лучше всех!», после которых он должен был улыбнуться и сказать, что скучал, что думал обо мне и что с нами случилась какая-то
