Нонна Ананиева - Яхта: история с рассуждениями
– Зимой в Вене ты встречался с Ириной? – тихо, но четко спросила Саломея.
Лодку немного качнуло, или Олегу показалось. Он посмотрел на воду через бортик, ища глазами морское чудовище, проплывшее невдалеке, кита, может быть, какого-нибудь с перламутровой чешуей.
– Кроме нее, тебе никто не мог этого сказать. – Олег казался спокойным.
– Ты что не знал, что она работала на меня? Или со мной – не знаю, как выразиться понейтральнее.
– Знал, конечно. Мне не были известны ваши личные взаимоотношения. У женщин ведь всегда между собой проблемы. – Он сел на соседний шезлонг, снял рубашку и начал мазать плечи ее солнцезащитным кремом, точнее, общим, так как крем был из корзинки, стоявшей неподалеку.
– Проблемы или проблема? – Она не смотрела на него, как будто разговаривала с его голосом.
– Ты ей помогала, я знаю.
– А ты ей мешал. – Ее взгляд был устремлен вдаль. Она вспоминала что-то и волновалась. Потом стрельнула в него. – Катя уехала. Где все-таки зависла эта проблема, как думаешь?
– Между вами, конечно.
– Не груби, Олег. Я же не сказала: «Катя бросила тебя и убежала с другим в Африку».
– Африка, Индия, Китай, Венера, Юпитер, телевизор – шесть одинаковых слов. – Ему, казалось, не нужен был этот разговор.
– Ира с Катей ходили в одну и ту же московскую школу номер одиннадцать в Лефортово. Ниточка тянется с детства. Они могли друг другу доверять.
Олег заметил, что тоже смотрит на морскую гладь. Устремился в бесконечность и убежал от всех по этой волнистой голубой воде. До какого-то периода или возраста жизнь выглядит осмысленной, построенной, просматриваемой, почти понятной. Но победы и достижения не приближают к счастью, они меняют ориентиры, поднимают цели, и наконец, добравшись до каких-то обывательских вершин, наломав деревьев, понимаешь, что надо или все менять и уходить, или оставаться и себя же предавать, демонстрируя соседям Шагала и мраморный бассейн. Грех ли счастье? И за ним ли надо бегать? Оно зависит от наших представлений и стандартов, но если поменять их или не понять, оно все равно останется: это не личностная величина – чистое, ясное ощущение благодарности за это синее море и новые желания и мечты. Нельзя останавливаться, точку ставить негде, за точкой начинается прошлое, а в прошлом уже не ты, там другой ты, прожитый, глупее, чем ты настоящий. Каждый новый человек на твоем пути – подарок. Запакованная коробочка с красной ленточкой, завязанной крепким узелком. И развязывать лучше без ножниц – медленно, с умом. Потом развернуть блестящую бумажку, тоже не спеша. Отложить ее в сторону и не отвлекаться – она редко соответствует тому, что внутри. Хотя иногда и соответствует. И прежде чем открыть крышку, опять подумать – готов ли ты окунуться в чужой мир, что ты хочешь от него, сможешь ли, не навредишь ли себе или ему? Распечатанный товар обмену не подлежит, и его нельзя передарить. Так и ходим, раненные и неизлеченные, опустошенные и растерзанные, разорванные, брошенные, убежавшие, притворяющиеся, оживающие опять, и тогда вдруг с небес – новый подарок. Боишься? Нельзя бояться! Тебе снова повезло. Иди!
– Одних интересует слава, других власть, третьих богатство как воплощение первого и второго, четвертые понимают, что первые три вещи сложны и очень часто предопределены происхождением и талантами, отвергают материальный мир в поисках чистоты помыслов – и точно также греховны; а монашки понимают, что они жертвы. Мир проще, Саломея! Мир – это человек, и не надо смешиваться. Если бы мы слушали свой внутренний голос! – Наверное, Олег все-таки решил открыть коробочку. – Я сам отпустил Катю, и я знаю, с кем она сейчас. Сначала я думал, что она вернется, но какая разница? Я ее всегда буду помнить и любить. Ира была чистым, трудолюбивым, очень правильным и теплым человеком. Она мне была близка по духу, но я боялся ее влюбленности и старался ей это объяснить. Что ты хочешь знать о ней, скажи? – Олег не отводил взгляда от моря.
– Я не Ира, и мне не надо засорять башку работой твоего подсознания и новыми формулами бытия, – тихо и очень четко, без лишних эмоций ответила Саломея. – Ты пришел к ней в номер, попросил в себя не влюбляться, стоя под душем после секса, и дать тебе имя моего клиента. Точнее, ты знал, кто это, ты хотел в этом убедиться, а еще точнее – ты хотел убедиться в его правах на собственность. На тот момент это было никому не известно, так что не кори себя за неудачу, – приятельски успокоила его Саломея.
Олег продолжал смотреть, но чуть дальше – на горизонт, туда, где лазурная поверхность сливалась с небесным сводом, куда зрение дальше не пускало и где начинались фантазии, когда он был мальчишкой с пшеничным ежиком на голове и доставал своих дружков тем, что видит дальше, чем они. Он и сейчас бы пофантазировал: пустыня, зной, жаркие и раскаленные пески, он летит на маленьком самолете… ее спасать. Герой, что и говорить. А она не просит помощи как таковой. Что ей вообще нужно?
– Потом ты вышел на его адвоката. Что-то у тебя все-таки получилось. – У Саломеи с собой была малюсенькая бежевая сумочка из страусиной кожи – она достала сигарету и закурила. – Я вот думаю, если человек сует свой нос в чужой бизнес, ничего не стесняясь, позволяя себе любые ходы и выходы, лицедействуя и прикрываясь овечьей шкуркой, что это за человек? На что он способен и чего от него ждать? Глобально таких много, но я не глобалистка. Это по твоей части, профессор.
– Думаю, нам надо познакомиться поближе, пока ты не спалила дом и всю деревню. – Он тоже говорил спокойно.
– Степень близости? – Саломея первая повернула к нему лицо.
6
Мари, сидя на высоком табурете у барной стойки, приветливо болтала ножками. Она была готова на любые приключения и почти даже на новую жизнь. Предсказуемый Старый Свет только и ждал ее прощальных поцелуев. Офисное существование, салат с тунцом в обеденный перерыв, Рождество у мамы в Ницце – мамин второй муж напоминал учителя по физике, а физика всегда вызывала в ней недоверие, – еще какие-то из года в год повторяющиеся события и, конечно, мизерные денежки, которые она получала… Почему, собственно, она должна платить бешеные налоги, ради каких таких высоких целей ее обирают в этом, будь он неладен, Евросоюзе и какие такие дыры большой политики все время приходится штопать лучшими годами жизни? Ее любимейший Париж меняется на глазах, теряет свой шарм и стиль, в нем живут какие-то другие люди – не те, с которыми она дружила в студенческую пору. Через год опять придется смотреть в то же самое офисное окно, выполнять те же заказы, только на лбу точно уже появятся морщины или, не дай Бог, можно еще и заболеть от тоски.
