Бернадетт Стрэхн - А счастье пахнет лавандой!
Иви назвала свое имя секретарше, которая господствовала над всеми с видом полного Безразличия и Глубочайшей Тоски (что вполне отвечало нормам поведения секретарш), и уселась на ручку дивана. Она быстро осмотрела комнату и, обнаружив, что здесь (хвала Богу!) нет ни единой знакомой души, облегченно вздохнула.
Но как раз в этот момент дверь распахнулась и вошла Миранда.
Они была знакомы. Если бы у Иви в рюкзаке вместо кошелька, пачки прокладок и старого журнала была винтовка, она скорее бы пустила себе пулю в лоб, нежели стала бы разговаривать с Мирандой. Но в данный момент никакого огнестрельного оружия не имелось, поэтому их диалог развивался в своем обычном традиционном стиле.
МИРАНДА (отбрасывая непослушные льняные локоны, снимая козырек от солнца): Иви! О Боже! Ты выглядишь фантастически!
ИВИ (отбрасывая торчащие, как мочалка, каштановые пряди, снимая солнцезащитные очки): Миранда! Сколько лет, сколько зим! Ты прекрасно выглядишь!
МИРАНДА: Ты похудела?
ИВИ (сквозь сжатые зубы — прекрасно понимая, что со времени их последней встречи она поправилась на семь фунтов): Нет.
ИВИ: Как поживает твой очаровательный поклонник?
МИРАНДА: Мы помолвлены (поблескивает бриллиантами размером с теннисный мяч).
ИВИ: О, великолепно! Я так за тебя счастлива! Вы просто созданы друг для друга.
МИРАНДА: А как у тебя с тем милым артистом, помнишь, с которым ты встречалась (чье имя я не потрудилась запомнить)?
ИВИ: А, с тем. Все получилось довольно забавно (было смешнее, когда новичок-косметолог удалял ей воском волосы на ногах).
МИРАНДА: Бывает. (Чего и следовало ожидать.) Ты работаешь?
ИВИ: О да. А ты?
МИРАНДА: Так, кое-что крошечное. (Останавливается перед главным ударом.) Новый фильм Хью Гранта. Три строчки. Крупным планом.
ИВИ (подавляя в себе страстное желание закричать: «Я тебя ненавижу!» и ударить Миранду головой о стену): Великолепно! Вот это я понимаю!
МИРАНДА: Да, это помогло мне найти агента в LA[7], а это уже кое-что. А ты что делаешь?
ИВИ: Все время разъезжаю. Знаешь, такие маленькие остроумные новые пьески… Стоппард.
МИРАНДА: Боже, ты серьезно?
ИВИ: Вполне. (Она не поясняет, что это шуточный Стоппард, надуманная аллегория, со смешным мехом.)
Иви вызвали раньше, чем она успела углубиться в эту веселенькую тему.
Комната прослушиваний была маленькой, пустой и длинной, со стулом в тюремном стиле, поставленным у одной стены. На него были направлены осветительные приборы, видеокамера на треноге и внимание троих мужчин, разместившихся на трех других стульях. Один из них, бородатый, лысый, в модных брюках, поднялся и устало произнес:
— Я — Грег, директор. Садитесь, пожалуйста, и расскажите нам что-нибудь.
Иви послушно уселась на стул, стараясь выглядеть профессионально и как можно непринужденнее. Представляя себя молодой, беззаботной и игривой, она сказала в камеру:
— Я, Иви Крамп, представляю Мередит дэ Винтер из «Мередит дэ Винтер Ассошиэйтс».
— Ясно. — Грег вел себя как человек, который последние сорок лет ждал на остановке свой автобус. — Вы видели сценарий?
— О Боже. Конечно же, нет! — Иви не любила испытывать чужое терпение, но сейчас замять дело было просто невозможно.
— Господи! — Грег обратил взор к небесам. Точнее, к полистироловым плиткам потолка. — Дайте же девочке сценарий, хоть кто-нибудь!
Грег все бубнил и бубнил:
— Отлично, ты играешь «Женщину». «Мужчину» уже выбрали, это будет Дэн. Ты оставайся на месте, а Дэн будет читать с тобой из-за кадра. Идет?
— О да… Да.
Иви можно было простить за такой рассеянный ответ: когда Дэн поднялся, улыбаясь, из темного угла комнаты, его облик можно было соотнести разве что с небесным хором, поющим под аккомпанемент арф.
Дэн был… в общем, сказать о нем «красивый» — значило не сказать ничего. Просто все писатели отбросили бы ручки и, не в силах описать его, признали бы свое поражение. Его волосы — действительно как вороново крыло, мужественный подбородок — выточен рукой мастера, глаза — два кусочка неба, и еще — потрясающая улыбка. Обтягивающая его мускулистую грудь белая футболка заставила бы монашку пересмотреть свое решение.
И он сейчас шел к ней.
— Величественное имя, — сказал он, — Крамп. Мне нравится.
Иви не ответила. Она просто смотрела на него во все глаза и могла бы просидеть вот так в полной тишине до самой смерти, если бы Грег не щелкнул пальцами:
— Алло, пожалуйста, включаем мотор!
Впоследствии она не могла вспомнить ни одного слова сценария. Она была слишком занята, представляя себе, как Дэн выглядел бы в ванной.
— Мы дадим вам знать. Будьте доступны с двадцатого по двадцать второе. Мы определимся. И свяжемся с вашим агентом, если вами заинтересуемся. Спасибо, милая, до свидания.
Рука Грега потихоньку развернула ее и выпроводила из комнаты.
Иви пришла в себя. На Арджил-стрит — жара. Перед ней высился белый фасад Палладиума. Бинг. У него же сегодня дневной спектакль. Она найдет убежище в его гримерной.
Окруженная восемью практически совершенными, почти обнаженными, несомненно, склонными к гомосексуализму мужскими телами, Иви сидела на столе и расписывала Бингу со всеми подробностями это прослушивание.
— И теперь я должна, я должна, Я ДОЛЖНА получить эту роль, но, думаю, я недостойна, — закончила она.
— О чем ролик? — спросил Бинг, поправляя свою флуоресцентную зеленую набедренную повязку.
— О собачьих консервах.
— Класс.
— Не цепляйся, ты, мальчик с зеленой повязкой. Я сегодня утром опять решала примеры. Белл брала такую низкую плату за квартиру, что ее вообще едва ли стоило собирать. Нужен крутой поворот, если уж я хочу выполнить все, что мы наметили.
— Не будем говорить о том, чего ты хочешь больше всего, ты уже и так слишком много нам об этом сейчас порассказала. А я-то думал, что после последнего провала ты приняла решение не связываться с артистами.
— Это так, но…
— Потрясающая сила характера. Все как обычно.
Маленьким старым карандашом Бинг нарисовал в уголках глаз по маленькой красной точечке. Затем, как бы следуя дикому зову природы, он и его семеро коллег-хористов упорхнули на сцену для исполнения большого танцевального номера во втором акте. Оставшись одна среди всех этих шнурков, косметики, запаха ног, Иви уже не в первый раз подумала, что это веселье старо как сама жизнь.
6
И вот они снова в саду, и снова у них пир горой. Солнце уже давно зашло, а Иви с Сашей все еще потягивают вино, сидя в теплом воздухе на нелепых стульях. Их покачивающиеся фигуры залиты мягким светом китайских фонариков, которые они соорудили у входа в зимний сад.
— Поздравляю, — говорит Саша. Она уже поздравляла Иви много-много раз. Они пили, чтобы отпраздновать тот факт, что Иви, несмотря на все заморочки, пригласили сниматься в рекламе. (Если бы ее не пригласили, они бы тоже пили, но тогда бы — с горя. Были известны случаи, когда они отмечали просто то, что у них есть бутылка вина.)
— И что же, он действительно по-настоящему красив? — допытывалась Саша.
— Видит Бог, он так прекрасен, что я стояла как дура, — на полном серьезе заверяла ее Иви.
— Ужасно сексуален?
Напившись, красноречивая Саша начинала расспрашивать как сладострастная школьница или героиня из порнофильма «Знаменитая пятерка».
— Ты собираешься… сама знаешь что?
— Если у меня будет шанс, то я намерена с ним сама знаешь что, до упора, пока не наступит момент, когда этого сама знаешь чего больше не будет.
После такого всплеска остроумия они раскудахтались как обезумевшие курицы. Саша при этом свалилась со стула, и это прямо-таки довело их до истерики. По засохшей траве к ним приблизился Бинг.
— Не может быть! Что за очаровательное зрелище — какая женственность наших дней! — заметил он. — Я склонен предположить, что вы пропустили по глоточку винца.
— О, Бинг! — взревела Саша прямо с того места из нескошенной травы, где она лежала. — Ты великолепен в этом ракурсе. И почему ты не как все мужчины?
— Просто во мне избыток хорошего вкуса. Вставай.
Бинг водрузил ее на неустойчивый стул. Но она тут же опять соскользнула вниз. Бинг вздохнул. Обе подруги теперь хохотали так, будто только что услышали официально признанный самый смешной анекдот в мире.
— Оставь ее, — наконец проговорила Иви. — Когда она доходит до этой стадии, то уже не может оставаться в вертикальном положении. Ой, Саш, — ее снова душил смех, — а помнишь, как мы тогда… — она почти не могла продолжать, — … смешная шляпа… одна растяпа…
