Кристина Хегган - На Лазурном берегу
Рядом стоял Джек Витадини – сорокачетырехлетний очень талантливый художественный руководитель театра, которого она привезла с собой из Филадельфии. Он смотрел на Карен и улыбался. У Джека были все основания чувствовать себя счастливым: имея огромный опыт постановок и легендарную способность управляться с самыми строптивыми актерами, он внес не меньший вклад в успех «Королевской сцены», чем сама Карен.
Почти восемь, пора произносить свою обычную речь на заключительном спектакле. Карен поймала взгляд Джека и подала ему сигнал. Он кивнул и поднял глаза наверх, на маленькое окошко, где сидел осветитель. Через несколько секунд люстры погасли, и на авансцене появился яркий круг света.
Карен глубоко вздохнула и пошла между рядами кресел к сцене.
Макс Прэгер смотрел на рыжеволосую красавицу, уверенно идущую к сцене, с интересом, которого уже давно не испытывал к женщинам. Длинное черное платье, казалось, струилось вокруг нее, обтекая стройную, совершенной красоты фигуру. Под тонкой тканью платья на полной высокой груди выступали соски. Когда женщина поднималась по ступенькам на сцену, гребень, удерживавший ее блестящие рыжие локоны, выпал, но, вместо того чтобы снова заколоть его, она быстро откинула волосы назад.
Встав на середину светового круга, она спокойно отрегулировала высоту микрофона по своему росту, обвела аудиторию необыкновенными глазами, и ее открытая, подкупающе искренняя улыбка мгновенно согрела и очаровала зал.
– Кто это? – спросил Макс, наклоняясь к своему адвокату и давнишнему другу Джаду Гринфилду.
– Карен Маерсон, основатель и исполнительный директор «Королевской сцены». Пару лет назад она подняла это здание практически из руин и превратила его в самое привлекательное место на двадцать пять миль вокруг. Между прочим, и постановщик сегодняшнего спектакля. Училась на факультете театрального искусства в Темплском университете и получила степень бакалавра, Сама играла на сцене. Двадцать девять лет, замужем, есть восьмилетняя дочь.
Макс посмотрел на товарища с удивлением:
– Откуда ты, черт возьми, так много о ней знаешь?
– Удивительно, что ты ничего о ней не знаешь, – спокойно парировал Джад. – Ты ведь интересуешься театром, следишь, в какую бы новую постановку вложить деньга. А это сейчас самое подходящее место для твоего капитала.
– Шутишь? – пробормотал Макс, не отводя взгляда от женщины на сцене, и тут же почувствовал руку на своем бедре.
Он неохотно повернул голову и встретился взглядом с ослепительной голубоглазой блондинкой, сидевшей рядом. В награду за это длинные пальцы Ники Уэлш подобрались к его ширинке. Макс с раздражением перехватил их. И все же, надо отдать ей должное, она умела привлечь к себе внимание, действуя всегда быстро и эффективно, как взрыв напалма. На экране, обложке журнала или в жизни, волшебным прикосновением руки или белизной великолепной пышной груди, мелькнувшей в разрезе платья, Ники могла заставить любого мужчину забыть свое собственное имя.
Макс познакомился с ней год назад на встрече с журналистами в Голливуде во время презентации одного из фильмов, которые финансировал, – Ники Уэлш играла там какую-то второстепенную роль. Обмениваясь глупыми шутками и вспоминая случаи из детства, они просидели вечер на террасе, а закончили его в постели Ники.
Через три месяца он переселил подругу в богатый западный район Лос-Анджелеса, сняв для нее шикарную квартиру и открыв ей неограниченный кредит в салоне Джорджио и Джорджетты Клингер на знаменитой Родео-драйв в Беверли-Хиллз. Используя свое влияние в некоторых студиях, которые поддерживал, Макс обеспечил ей несколько ролей в фильмах, и, поскольку Ники была не лучше и не хуже, чем большинство актрис, пришедших в кино из модельного бизнеса, она вполне прилично зарабатывала.
Решение прийти сегодня в этот маленький театр было в какой-то степени принято им ради Ники, хотя любовница об этом не догадывалась. Билл Хардгров, мэр города, который стал относиться к нему и его окружению, как к членам королевской семьи, с тех самых пор как компания «Прэгер» купила «Микроэлектроникс», пригласил Макса и Джада в театр на последнее представление нашумевшего спектакля. Поскольку Ники как раз была в городе, Макс согласился, и все трое прилетели сюда из Нью-Йорка на его реактивном самолете.
Самобытная пьеса «Нанял самого себя» вышла из-под пера молодого местного драматурга, подававшего большие надежды. Судя по тому, с каким восторгом ее приняла публика, этот парень вполне мог попасть на Бродвей. Он мог бы написать роль специально для Ники – и это была основная причина того, почему Макс привез подругу на спектакль.
Как бы он ни наслаждался ее компанией, за последние два месяца что-то Ники стала относиться к нему как собственница, явно была настроена на замужество, хотя прекрасно знала, что у Макса нет намерения разводиться с женой и становиться «приходящим» отцом для своей десятилетней дочери.
Ники, казалось бы, сначала все поняла правильно, но за прошедшие несколько недель резко изменилась. Оставалось надеяться, что ведущая роль даже в маленьком театре Нью-Джерси воскресит ее мечту о театральной карьере и отвлечет от мыслей о замужестве.
Макс снова наклонился к другу:
– Послушай, Джад, сделай одолжение, скажи Хардгрову, что мы, пожалуй, останемся на банкет после спектакля. Нет никакого смысла откладывать, если я могу сегодня же заключить сделку с Карен Маерсон.
– А как же твоя встреча с Роном Эпплгартом?
– Я позвоню ему в антракте. Не особенно-то мне и нужно покупать сейчас его имение – слишком много запросил.
Джад улыбнулся:
– У Хардгрова будет разрыв сердца. Подозреваю, что он уже заготовил счет и проставил в нем твою фамилию, – может, даже выгравировал ее золотом.
Макс смотрел, как Карен спускается со сцены.
– Если я когда-нибудь решу купить имение Эпплгарта, то ни Хардгров, ни «Карлейль-банк» не будут к этому иметь никакого отношения. А теперь сотри с его лица самодовольную улыбку, – добавил Макс, не сомневаясь в том, что адвокат тоже недолюбливает хэддонфилдского мэра.
Конечно, Макс слишком хорошо воспитан, чтобы обращать внимание на других женщин в ее присутствии. Но на этот раз что-то изменилось. Ники видела, как он смотрел на эту рыжую, когда та проходила мимо, а потом произносила свою глупую речь о драматурге.
Длинные ногти Ники впились ей в кожу. Мало того, что она никак не может уговорить его развестись с пустоголовой женой, так теперь еще придется волноваться из-за какой-то там неотесанной деревенщины!
– Куда пошел Джад? – спросила она.
