Анри Труаия - Снег в трауре

– Марселен, – заговорил он.

– Да.

– Хотел у тебя спросить... Ты был у нотариуса?

– Да, был.

– Ну и что?

– Ничего не вышло.

В наступившем молчании было слышно, как с крыши сорвался пласт снега.

– Почему не вышло? – Сердце учащенно билось.

– Мэтр Петифон позвонил клиенту.

– Господину с севера?

– Да. Тот передумал. Покупает дом в другом месте. Говорит, наш слишком далеко от города.

От радости у Исая подкосились ноги, и он оперся руками о стол. Марселен криво усмехнулся и сказал с горечью и раздражением:

– Ну, теперь ты доволен?

На его обмякшем лице появилось унылое выражение: он сдался. На щеках обозначились две морщины. У него был такой беспомощный, потерянный вид, что Исаю стало стыдно за свою радость. Волна жалости толкнула его к брату. Он нагнулся, положил руку ему на плечо.

– Не огорчайся, Марселен. Все устроится.

Ты найдешь кого-нибудь еще.

Внезапно до него дошла вся его непоследовательность.

– Ты сам не знаешь, чего хочешь, – буркнул Марселен. – Сначала ты был против продажи дома. А теперь, когда все провалилось, ты меня утешаешь.

– Я не хочу, чтобы ты так огорчался, – сказал Исай.

Все в нем переворачивалось при мысли, что Марселен подавлен своей неудачей. Он вдруг почувствовал, что готов отказаться от самого дорогого, только бы снова увидеть улыбку на лице брата.

– Завтра мы вместе пойдем к нотариусу, – не унимался он.

– Зачем? Я уже обо всем его предупредил.

Как только у него появится покупатель, он даст мне знать. Но это займет не один месяц, – ответил Марселен.

Он закрыл лицо руками.

– Я был уверен, что все пройдет гладко. Я все так хорошо продумал. Огаду был согласен. Рад до смерти. И вот теперь все рухнуло. Чертов дом! Чтоб ему пусто было!

Исай перекрестился.

– Не бери грех на душу, Марселен. С Божьей помощью ты его продашь.

Марселен с силой тер кулаками выпуклый лоб, как будто хотел разгладить его.

– Одни слова! Пустые слова! Дни проходят. А я не нахожу себе места! Слышишь? Я схожу с ума! Идти снова на лесопильню или куда-нибудь еще? Ни за что? Я хочу немедленно уехать!

Он со всего размаха стукнул кулаками по столу. Лицо было освещено, на коже проступили белые прожилки. Уголки глаз покраснели. Он медленно произнес: «Это невыносимо...»

– Успокойся, – сказал Исай. – Сколько людей достойны сострадания более, чем мы.

Пассажиры самолета... Сервоз... Жена Сервоза...

– Хотел бы я быть на его месте. Он больше не нуждается ни в чем.

Марселен встал и обвел комнату неприязненным взглядом: «Какая мерзость!» Потом схватил газету, скомкал ее, пнул ногой скамью.

– Пошли спать, – сказал Исай. – Завтра ты во всем разберешься.

– Нет, – ответил Марселен.

Исай взял керосиновую лампу. Он был на голову выше брата и оттого чувствовал себя сильным и ответственным за него. Свет лампы скользнул по потолку. Камин отступил во тьму. Один за другим они вошли в спальню. Вместе с ними в комнату проник свет.

Исай встал на колени между кроватями и помолился.

Исай лежал на спине с открытыми глазами и слышал, как вертится и вздыхает Марселен.

За окном белел снег. Было холодно и тихо.

А в дом все не приходил покой. После всего, что они сказали друг другу, Исай не знал, радоваться ли ему, что удалось сохранить дом, или печалиться оттого, что не вышло, как задумал Марселен. Разрываясь между противоположными чувствами, Исай исходил тоской и искал у ночи ответа. Тьма окружила его: глаза блуждали в темноте, он вдыхал, вбирал в себя ночную мглу.

– Ты спишь, Зай? – простонал Марселен.

– Пытаюсь, но сон не идет.

– Послушай, что я хочу у тебя спросить.

Голос Марселена звучал тревожно и юно, как у взбудораженного мальчишки, который не может заснуть. Словно ему не тридцать, а двадцать или даже пятнадцать лет. Это было так приятно.

– Ну, говори, – пробормотал Исай.

– Как ты думаешь, не лучше ли было Сервозу обойти ледник стороной и, подниматься по южному склону?

Исай приподнялся на локте:

– Да, я тоже так считаю. Не хотел говорить вчера у Жозефа, но я думаю именно так. Только они были слишком нагружены, чтобы взобраться по той стороне.

– И кто это придумал тащить сани, теплые одеяла, медикаменты? Ведь там никого не осталось в живых.

– Ну, не скажи. Тут ни за что нельзя поручиться, а вдруг бы потребовалась помощь раненым. Сервоз обо всем позаботился. Это был его долг.

– Да я ничего и не говорю. А мог он обернуться за один день, если бы пошел по южному склону?

– Да, мог. Для легкой связки это в два раза быстрее, чем через ледник.

Послышался вздох, и голос Марселена зазвучал приглушенно, издалека.

– А ты хорошо знаешь южный склон?

– Да, я по нему раз восемь проходил.

– Ну и как, трудно?

– Да.

– Но возможно?

– Пожалуй.

– Даже в это время года?

– Ветер разметал снег по расщелинам, скала местами обледенела, но, в общем, вполне проходима.

– Значит, пройти можно...

– Ну, как сказать. Сервозу с тяжелым снаряжением...

– Я не говорю о Сервозе.

– А о ком же?

– О нас с тобой.

– А почему ты говоришь о нас с тобой?

– Мы должны туда подняться вдвоем.

– Ты что, спятил?

– Исай, нам нужно туда подняться.

– Что нам там делать среди обломков самолета, трупов и мешков с почтой? Это все подождет... Весной к этому месту отправится группа.

– Кажется, в самолете везли золото.

– Золото?

– Да. Его везли в Англию.

Исай закашлялся и снова лег.

– Нечего верить всему, что болтают!

– Хорошо, пусть там нет золота, все равно стоит рискнуть. У пассажиров наверняка были с собой деньги. Бедные на самолетах не летают.

– А нам-то что до их денег?

– Мы сможем их взять.

– Обобрать мертвых?

– Лучше обирать мертвых, чем живых.

– Что ты говоришь, Марселен!

– Для чего мертвым деньги? Что они могут купить? За что им платить? Их золото это снег, который их укрывает. И мы дадим пропасть всему этому богатству? Иностранные деньги мы обменяем. А драгоценности...

– Не знаю, Марселен. Ты, наверное, прав, но, по-моему, это – нечестное дело!

– А если бы Сервоз положил деньги себе в карман, тогда, скажешь, было бы честно?

– Он не за тем туда пошел.

– Их все равно возьмут. Не мы, так кто-нибудь другой.

– Ну, это останется на его совести. У мертвого нет защиты. Его можно тронуть, только чтобы обмыть и предать земле. Я думаю так.

– Нет, ты не правильно думаешь. Эти деньги – ничьи, никто нас за них не упрекнет.

– Пусть они останутся там, где лежат.

– Не упрямься, Зай. Ты только послушай...

Если у нас будут деньги, нам не придется продавать дом. Понимаешь? Дом по-прежнему будет нашим.