Збигнев Ненацкий - Соблазнитель
Знаете ли вы, что происходит с индивидуумом, у которого слишком много генетического материала или, с другой стороны, нехватка этого материала? А какие последствия приносит недостаток генетического материала? Вы смотрите на человека как на дом с удивительно прекрасной архитектурой, но одновременно вы знаете, что этот дом через мгновение рухнет, потому что кто-то там использовал неподходящий материал. Нет, это плохое сравнение. Фундамент здания можно откопать, укрепить, предупредить жителей, чтобы они вовремя его покинули и переехали в другое место, а человек может неожиданно рухнуть, как большая башня, и иногда мы даже не знаем, отчего это случилось. Под твердым сводом черепа происходят процессы, которые мы не до конца понимаем и на которые мы можем лишь частично воздействовать. Там что-то рождается, что-то умирает, что-то странно и ужасающе изменяется. Вольному воля? Смешно считать, что человек волен поступать, как хочет, когда у него медленно, но непрерывно, из месяца в месяц развивается опухоль мозга. Знаете ли вы, сколько ежесекундно умирает у вас нейронов? И что человек, с которым вы в данный момент разговариваете, завтра может оказаться совсем другим, хотя носит ту же фамилию и та же фотография вклеена в его паспорт. Вы были кем-то другим вчера, кем-то другим стали сегодня, кем-то другим будете завтра. Вот любящий глава семьи и достойный уважения чиновник неожиданно появляется в городском парке, чтобы перед маленькими девочками обнажить свой половой орган. Вот деликатный, утонченный поэт, стихи которого звучат в моей памяти как самая прекрасная музыка, привезенный в мою клинику во время ночного дежурства, воет под письменным столом, как степной волк. Приятное лицо, прекрасные, умные глаза, что же там случилось за лобной костью? Ecce homo[13].
Он убил своих родителей, разрубил на части собственную мать и смеялся мне прямо в лицо, когда я расспрашивал его о подробностях. Schizofrenia simplex[14], мой дорогой, но разве это что-нибудь объясняет?
И неужели после всего того, что известно о механизме человеческого тела, можно стать писателем? Что касается меня, то после нескольких лет работы я вдруг почувствовал, что еда перестает доставлять мне удовольствие, я не могу спать, теряю охоту заниматься любовью. Я понимал, что это значит, и меня охватил страх, мне казалось, будто и меня прокляли боги. Однажды я положил записку на столе отца, такую же записку оставил жене и уехал, чтобы испытать свою судьбу. Я помню, что тогда шел дождь, и я вел свою машину под шуршание бегающих по стеклу «дворников». Я говорил себе: «Ты не врач, тебя зовут вовсе не Ганс Иорг. Ты – Никто. И можешь стать тем, кем захочешь». И вдруг я почувствовал огромное облегчение, захотелось жить и действовать, мир, несмотря на потоки дождя, показался мне прекрасным и симпатичным, я начал думать о любви. Я остановился в маленьком городке, купил газету и начал просматривать ее, с удовольствием уплетая свиную отбивную. В газете было объявление, в котором говорилось, что какой-то человек ищет компаньона с наличными деньгами для небольшого дела, речь шла о продаже тюльпанов. Я взял деньги в банке и стал предпринимателем. Так я решил обмануть богов и избежать своей судьбы. Впрочем, я это делаю до сегодняшнего дня, время от времени пытаясь изменить свою личность. Я был крестьянином, и с большой радостью, в высоких резиновых сапогах, перемазанных землей, ходил за трактором, который пахал мой кусочек земли. Ездил с археологической экспедицией на раскопки. Работал барменом в пивной. Забавно, но я даже пробовал свои силы в качестве автора романов. А вы? Неужели вам никогда не надоедала собственная личность? Не пытались ли вы когда-нибудь измениться, переродиться, стать другим? Я вам клянусь, что это совсем не трудно…
– Мне пора, – вскочил я со скамейки, – извините, уже поздно.
Я чувствовал, что ненавижу этого человека. До сих пор я так ненавидел только себя.
Она стояла у окна в халате и, не шевелясь, смотрела поверх крыш домов в какой-то только ей видимый мир, в котором, быть может, именно я с лицом, искаженном, словно в широкоугольном объективе, извивался в муках не имеющего конца страдания. Иоанна не упаковала чемодана, даже не вытащила его из-под кровати. Не повернулась она и в мою сторону, хотя я громко хлопнул, закрывая за собой дверь.
Последнее время я часто видел ее в такой позе, особенно после долгих и изматывающих скандалов. Часами, иногда даже до поздней ночи она могла так смотреть в окно, а возможно, в себя, или в меня, а может быть, в прошлое, которое, как она утверждала, я у нее украл. Иоанна была непричесана. Черные, густые кудри, которые я когда-то любил целовать, сбились в толстые колтуны. Лицо без косметики прорезывали глубокие темные морщины, которые делали ее старше, намного старше. Спина была сгорбленной из-за выпирающих худых лопаток. Иоанна мало ела, утверждая, что ненависть ко мне лишает ее аппетита.
– Может, пойдешь поужинаешь? – спросил я тихо. – Я думал, что ты уехала, и перекусил в городе.
Ответ можно было услышать сейчас или через час, а может быть, через три часа, завтра или вообще никогда. Но она отозвалась сразу же, продолжая смотреть в окно:
– Ты хотел, чтобы я уехала.
– Да. Ведь мы об этом говорили все утро. Мы – люди воспитанные, отдаем себе отчет в том, что говорим, и отвечаем за свои поступки. Ты утверждала, будто наша любовь умерла, я даже согласился с тем, что именно я ее и убил, поскольку не умею по-настоящему любить и никогда, как ты утверждаешь, тебя не любил. Мы уже не можем жить друг с другом без ненависти, и ты сказала, что нам надо расстаться. Это должно было произойти сегодня.
Я почувствовал сухость в горле, язык у меня был шершавый, ни капли слюны во рту. Я заглянул в шкафчик, куда я вчера поставил бутылку водки, но в ней почти ничего не осталось.
– Выпила, – заметил я, но без всякого упрека в голосе.
– Это ты меня научил пить. Только ты. До тех пор, пока я с тобой не познакомилась, я и капли не брала в рот.
– Действительно. Но я знаю, когда следует остановиться.
– О да. Ты человек благоразумный, – едко заметила она. – Но может ли твой разум посоветовать, куда мне идти? У меня уже нет дома, нет детей, нет даже тебя.
У водки был острый, неприятный вкус. Рюмку я не допил. Ждал.
– Оставь немного, – попросила Иоанна и повернулась ко мне.
Она взяла недопитую рюмку и опять вернулась к окну; за стеклом ничего не было видно, уже наступила ночь, неон на другой стороне улицы не горел, фасад огромного административного здания в это время был темен.
– Я тебе предлагал, что уеду и оставлю тебе свою квартиру. Я купил в деревне дом, надеясь, что мы будем жить там вместе. Но ты не умеешь жить без людей и заставила меня вернуться сюда. Сейчас ты говоришь, что тебе никто не нужен, но отсюда уезжать не хочешь. Значит, уеду я и оставлю тебе квартиру. Квартира очень удобная, в моей комнате можешь оборудовать себе мастерскую. Ведь ты же так хорошо рисовала!
