Ксения Беленкова - Летняя Love story
В перерыве между телефонными разговорами мама кинула взор на кухонное окно:
– Соня, помой стекла. Жить обкаканными неприлично!
Мне пришлось отмывать окно от голубиного помета. Я рисковала жизнью, но маме было важнее в сотый раз пересказать историю о Капустине, чем побеспокоиться о здоровье дочери. Мало того, что мне светило сверзиться вниз и свернуть шею, так я еще могла заработать насморк в такой промозглый день!
Представив себя, лежащую на земле со свернутой шеей и насморком, я уже хотела прослезиться, но тут заметила знакомую фигуру. Мальчишка шел по противоположной улице под зонтиком, видны были только ноги в джинсах и кроссовках. Но я могла поклясться, что это ноги Игорька!
– А я милого узнаю по походке, – запела я себе под нос голосом Гарика Сукачева.
– Соня, что ты там ноешь? Голубиную неожиданность стерла? – оторвалась от телефона мама.
Походка Игорька скрылась за поворотом, я захлопнула окно и пошла в ванную, отогреваться. Конечно, когда на улице двадцать четыре градуса, обморожение не заработаешь, но надо учитывать эффект акклиматизации. Как же сложно жить в семье, где взрослые совсем не озабочены вопросами медицины и детской смертности! Под душем вспомнила, что кроссовки Иванова уже видела на другом парне – тот живет в доме напротив и учится в десятом классе. Неужели Игорьку совершенно нечего надеть и он донашивает обувь за старшеклассниками?
Перед сном нашла листок с адресом Ромки. Черт знает куда его жить занесло – в Новосибирск! Надо хоть по карте посмотреть, где это. Впервые пожалела о тройке по географии.
14 июля
Весь день просидела на стиральной машинке. Чувствую, ночью меня будет потряхивать в кровати.
Перед сном решила освоить новую технику рисунка. Пока в творческом организме живет дрожь после стирки, нужно брать в руки карандаш. Целый час я рисовала море, небо и чаек. Уверена, сам Эшер позавидовал бы геометрии моей картины. Даже прерывистость линий работала на замысел – вышел рваный стиль. Стиль, над которым можно думать и чувствовать.
Оказалось, в нашем доме нет думающих и чувствующих людей!
– В глазах рябит, – схватилась за голову мама. – Сонечка, вообще-то рисунок замечательный, просто надо убрать рябь и черточки.
Что она понимает? «Рябь», «черточки»… У меня художественное ви€дение такое! Как же примитивен средний обыватель, типа моей мамы…
– Сонька, ты зачем хорошую работу перечеркала? – удивился папа, разглядывая мой шедевр. – С такими нервами не быть тебе хирургом.
– Это такая техника, пап! – Уж от него-то я подобного не ожидала. – Неужели непонятно?
– Техника, техника… – пробормотал папа и взял карандаш.
Маленькие штрихи ложились на лист. И вот на меня уже смотрела симпатичная мышка, каждый волосок на тельце которой будто бы торчал из бумаги, даже погладить хотелось. Папа дорисовал глаз и носик, и мне показалось, что мышь прямо сейчас уползет с листа. Вот крику-то будет…
– Как это у тебя получилось? – спросила я.
– Техника, дочь, техника!
Засыпая, я все время смотрела на мышь, словно и правда боялась, будто она убежит. Видимо, мне еще многому надо научиться. Смя-тый шедевр с морем, небом и чайками валялся в ведре для бумаг. Единственное, что меня успокаивало, – хирургом я быть никогда не хотела!
15 июля
Пересмотрела старые мелодрамы Норы Эфрон «Неспящие в Сиэтле», «Как Гарри встретил Салли», «Вам письмо». Ох уж этот переходный возраст! Всего пару лет назад мне и в голову не приходило плакать во время хеппи-эндов, а сейчас слезы сами наворачиваются. И еще эта глупая умильная улыбочка – позор один!
Находясь под впечатлением, села писать сногсшибательный сценарий. Назвать решила «Неспящие Гарри и Салли пишут письмо». Отберу все самое лучшее, сниму сливки таланта Норы Эфрон и покорю мир! Потом немного подумала, зачеркнула «Гарри и Салли», заменив их на «Гарик и Соня». Каждый уважающий себя сценарист пишет о том, что ему знакомо и близко. Представила, как мы с Ивановым пишем письмо. Долго думала – кому? Деду Морозу – поздно. А больше кандидатов не нашлось. Зато, представив себя наедине с Игорьком, я так разнервничалась, что весь творческий настрой ушел. Придется миру подождать нового шедевра!
Заправила истощенный организм банкой шпрот из полупустого холодильника. Думаю, Нора Эфрон не терпела таких лишений…
Вечером мы всей семьей засели за компьютер разгребать наши турецкие фотографии. С видами и отдельными портретами все легко: неудачные – в архив, удачные – в печать. А вот семейные фото выбирать – одно мучение. То мама себе не нравится, то я себе не нравлюсь, то нам с мамой не нравится папа. На одном снимке я оказалась вместе с Ромкой. Видимо, папа втихаря щелкнул – мы-то ни сном ни духом. Ромка руками размахивает, а я смеюсь, как ненормальная. Хорошая фотография вышла – живая.
Спать легла пораньше. Завтра приезжает Розочка, и мы отправляемся в культурную столицу России – Питер.
16 июля
Когда в дом заходит бабушка – наступает праздник. Бабушкой ее, конечно, никто никогда не называет. Не называют и Розой Марковной. Она – Розочка, королева цветов и сердец! Рядом с ней даже ехидно-унылая физиономия папы растягивается в наивно-востор-женной улыбке. Папу можно было бы назвать маменькиным сынком, если бы бабушку можно было назвать его мамой. Но бабушку можно называть только Розочкой.
– Танюша, ты все молодеешь и хорошеешь! Отдых пошел тебе на пользу! – ворковала Розочка, обнимая маму, которая действительно молодела и хорошела под бабушкиным взглядом.
Потом Розочка подошла к папе, нежно погладила по щеке и что-то прошептала ему на ухо. Папа посмотрел на маму, покраснел и заулыбался.
– Ну, иди сюда, мой Бутончик! – Розочка ласково и игриво подмигнула мне.
Так уж повелось, что она называет меня Бутончиком. Год назад, на волне протеста и юношеского максимализма, я пыталась сопротивляться. Но противостоять Розочке невозможно и неприятно. И я смирилась, тем более что в душе мне нравился «Бутончик». Есть в слове потенциал… ну, и звучит ласково.
Несмотря на то что я переросла Розочку почти на голову, в ее объятиях я чувствовала себя как-то по-детски защищенно и спокойно.
– Ну что, Бутончик, ты в боеготовности? – пытаясь изобразить строгость и военную выправку, спросила Розочка.
Я кивнула в сторону собранной для поездки сумки.
– Ничего не забыли? Хотя наверняка что-нибудь забыли. Иначе и быть не может – дома обязательно надо что-то забыть, иначе категорически не захочется возвращаться! – сказала Розочка, набирая какой-то номер на сотовом телефоне. И уже в него продолжила: – Эммануил, выноси нас!
