Аманда Браун - Секреты удачи
Пиппа не слышала ни слова из отцовской речи, глаз не сводя с Лэнса, который благоговейно следил за ее приближением. Роберт вышел на финишную прямую своей гольф-шутки, когда они с Пиппой прибыли к месту назначения. Музыка стихла, и он тоже вынужден был остановиться.
Заглянув в бумажку, преподобный Элкотт откашлялся и тихонько начал:
— Возлюбленные дети мои, мы собрались здесь, чтобы стать свидетелями соединения двух юных сердец и двух великих семейств, Уокер и Хендерсон. Это историческое, радостное событие.
— Прошу прощения, — перебила Тейн. — Вы забыли «незабываемое».
Преподобный Элкотт покосился в шпаргалку:
— Это зачеркнуто.
— Что? Кто?
— Я, — ответил Седрик. — Это слово не подходит.
— Вставьте слово обратно, — приказала Тейн. — Седрик, вы намерены испортить мне церемонию?
Розамунд чуть склонилась в направлении прохода. Семейная заносчивость Уокеров, этот их герб, так грубо вышитый золотом на шлейфе Пиппы, вызывала у нее дикую головную боль:
— Не могли бы мы продолжить? Нас ждут на стадионе четыреста гостей. Убеждена, вы со своим служащим сумеете разобраться с этим текстом позднее.
Преподобный Элкотт продолжил:
— Кто отдает эту женщину в жены?
Взволнованный, с головой, все еще занятой недосказанным анекдотом, Роберт ответил:
— Я.
Тейн вскочила на ноги:
— Нет, нет, нет, Роберт! Пожалуйста, сосредоточься! Еще раз!
Преподобный Элкотт повторил вопрос. Роберт целых пять секунд собирался с мыслями, прежде чем ответить:
— Тейн Ардель Беатрис Бреттлвуд Присцилла Инге Уокер и я.
Тейн побагровела:
— Нет, нет, нет, Роберт! Ты забыл Таттл! Еще раз! Инге Таттл Уокер!
Преподобный Элкотт еще раз повторил вопрос. На этот раз молчание перед ответом Роберта было еще дольше:
— Тейн Ардель Беатрис Бреттлвуд Присцилла Ингл Таттл Уокер и я.
— Инге, а не Ингл!
— Инге Таттл Уокер и я, — послушно повторил Роберт. — И я произношу это в последний раз.
— Так гораздо лучше, — просияла Тейн.
Преподобный Элкотт прочел всего несколько фраз из Песни Соломона, как Шардонне упала в обморок. Падая, она ухватилась за локоть скрипача, сидевшего рядом. Голова Шардонне и инструмент работы Гварнери упали на пол одномоментно. Скрипач буквально взорвался.
— Успокойтесь, — пыталась перекричать его Тейн. — Это же не конец света. Я куплю вам другую скрипку.
— Непременно, черт вас дери! — орал скрипач, вырываясь из рук четырех коллег, пытавшихся его удержать. — Надеюсь, у вас есть три…ных лишних миллиона!
Розамунд в очередной раз склонилась в проход:
— Тейн, в последний раз прошу вас контролировать выражения в этом хлеву.
Арабелла начала хныкать, но вовсе не от слов, которые она каждый день слышала в детском саду:
— Что случилось с той дамой, мамочка? Она умерла?
— Она немножко переволновалась, только и всего. Иди сюда, дорогая. Присядь со мной.
Арабелла же не намерена была покидать сцену. Неким краешком сознания она понимала, что всего в одном шаге от того, чтобы стать звездой шоу.
— У меня все хорошо.
Розамунд откинулась в кресле:
— Этому мальчику с обручальным кольцом хотя бы унцию здравомыслия Арабеллы, — громко заметила она, обращаясь к мужу.
После того как Шардонне и скрипача удалили из зала, преподобный Элкотт благоразумно решил прекратить читать по шпаргалке. Тем более что она представляла собой нечитаемую путаницу вставок, зачеркиваний и исправлений.
— После цитат из Библии вступает хор — он исполнит «Как прекрасна твоя обитель» из «Реквиема» Брамса. Затем я прочту очаровательное стихотворение Теннисона — Седрик, к счастью, не отредактировал его, — после чего оркестр сыграет увертюру к «Ромео и Джульетте» Чайковского.
— Это не тяжеловато? — осведомилась Розамунд через проход.
— Ваш сын попросил, — коротко бросила Тейн.
— Потом я прочту краткую историю семьи Уокер, вслед за которой краткую историю семьи Хендерсон. Спешу заверить, по продолжительности обе истории будут совершенно одинаковы, — предусмотрительно добавил его преподобие. — Затем духовые квинтеты исполнят «Королевские фейерверки» Генделя.
Тейн заметила, что сразу три подружки невесты приобрели бледно-зеленый цвет шартреза.
— Давайте сейчас это пропустим.
— Затем жених и невеста обменяются клятвами. Лэнс, прошу вас, подойдите.
Каждое женское сердце в зале дрогнуло, когда Лэнс выступил вперед и пробормотал свою клятву Пиппе. Вошел Седрик в сопровождении Томми, изгнанного хранителя кольца.
— А затем я скажу «Мистер Хендерсон, можете поцеловать свою супругу, мисс Уокер».
Тут подскочила Розамунд:
— Прошу прощения, ваше преподобие! Вы хотели сказать «миссис Хендерсон», не так ли?
Священник сверился со шпаргалкой:
— Здесь сказано «мисс Уокер» — жирным курсивом, двадцатым кеглем.
Розамунд изобразила свою самую обаятельную, самую убийственную улыбку:
— Боюсь, этого не будет, Тейн. Немыслимо, чтобы женщина, которой посчастливилось выйти замуж за Хендерсона, не взяла бы его фамилию.
— Я договорился с Пиппой, все нормально, мама, — тихо произнес Лэнс.
Потрясенная до глубины души, Розамунд рухнула обратно в кресло. Мгновение спустя все могли видеть, как она прижимает к глазам платок.
— А как же внуки? — простонала она, обращаясь к мужу.
И вновь преподобный Элкотт ринулся закрывать собою брешь:
— Когда я предложу вам поцеловать невесту, Лэнс, колокола заиграют «О, счастливый, счастливый день» Джона Уильямса. Давайте прорепетируем?
Расстроенный слезами матери, Лэнс был способен лишь на небрежный прохладный чмок. А колокола тем временем исполняли длинную торжественную тему, отдаленно напоминающую мелодию из сериала про Индиану Джонса. Когда музыка стихла, поднялась Тейн:
— Лэнс, тебе придется постараться. Мистер Уильямс написал двадцать секунд музыки для этого кульминационного момента, по пять тысяч долларов за секунду, могла бы я добавить, и мы надеемся, что ты поцелуешь Пиппу на всю сумму.
— Мама, это в самом деле неловко, — вмешалась Пиппа. — Не могли бы мы оставить это до завтра?
Дернувшись, Тейн бросила взгляд на другую сторону прохода — словно почувствовала боль Розамунд.
— Да что такое со всеми вами сегодня?
— Не знаю, дорогая, — донесся тихий страдальческий ответ.
Собирая остатки своего голоса, преподобный Элкотт прошептал:
— Музыканты и хор вместе исполняют «Аллилуйя». Свита выходит из зала вслед за Лэнсом и Пиппой. — Он посмотрел на бледную пару: — На вашем месте я бы смылся.
Лэнс и Пиппа почти бегом покинули зал, а следом за ними и вся их свита. В холле Пиппа сбросила шлейф и прыгнула в первый лимузин вместе с Лэнсом, который уже набирал номер телефона Розамунд. Пиппа подождала, пока он пригладит взъерошенные перья матушки.
— Я так рада тебя видеть, — расплакалась она, покрывая его лицо поцелуями. — Где ты был?
— Вытаскивал ребят из тюрьмы. — Лэнс зарылся носом в ложбинку на ее шее. — «Диориссимо»?
Лэнс всегда необычайно тонко разбирался в ароматах.
— Специальное изделие Риччи. Мы с Джинни искали тебя сегодня.
— Я знаю.
— Ты не познакомил меня с Вуди.
— Он в соседней машине.
— Вы нашли пояс?
Лэнс нежно взял ее двумя пальцами за подбородок и приподнял лицо:
— Это допрос?
— Именно так. Я дико ревнива.
— Да, мы нашли пояс.
— Я была бы счастлива помочь тебе.
— И я был бы счастлив сделать это с тобой вместе, но боялся вызвать гнев Тейн, похищая тебя с запланированных мероприятий. — Лэнс поцеловал ее. — Простишь меня?
Улыбка Пиппы озарила заднее сиденье:
— Всегда.
Глава 5
За час до начала бала Хендерсонов за воротами Техасского стадиона собралось около семисот человек, наблюдавших за прибытием гостей в «бентли», «астон-мартинах» и лимузинах «хаммер». Начал моросить дождик, и камердинеры держали наготове раскрытые зонтики, защищая лучшие прически Далласа от контакта с банальной дождевой водой. Съемочные группы местных каналов и национального развлекательного фиксировали каждый шаг женщин в сверкающих платьях и мужчин в смокингах, проходивших на территорию стадиона по красной ковровой дорожке. Зеваки аплодировали почти непрерывно. Зрелище было гораздо занимательнее, чем тусовка на «Оскаре», потому что светские дамы Далласа, в отличие от голливудских актрис, вовсе не придерживались принципа «чем меньше, тем лучше», особенно когда дело касалось прически, драгоценностей, макияжа, блесток, мехов и зубов.
Охранники с наушниками следили за тем, чтобы не возникало задержек в движении от автомобилей до арены. Внутри, на стадионе, в ожидании начала вечеринки, гости прохаживались между четырьмя шатрами, по одному на каждое время года. Идею времен года Розамунд позаимствовала, прочтя о празднике, который эмир Кувейта устроил для султана Брунея. В соответствии с китайской нумерологией, согласно которой «четыре» — ее счастливое число, она предложила подать четыре блюда: черные и белые трюфели, изысканную дичь, редкие злаки, четыре сорта вина и «Вдову Клико» вместо газировки «Кристал», которую предпочитала Тейн. Первый шатер, кипенно-белый, представлял собой зимний сад, с настоящей бамбуковой рощей и двумя гигантскими плексигласовыми загородками — в одной играла пара панд, в другой пара сибирских снежных барсов. Потягивая коктейли, гости могли любоваться животными, есть устрицы «кумамото» и наблюдать лазерное шоу. А народный ансамбль с острова Ява исполнял серенады в честь знатных гостей, прибывших в Даллас на свадьбу столетия. Сувенирные буклеты сообщали, что лазерное шоу можно разглядеть с Луны; гвоздем программы вечера была гигантская голограмма Лэнса и Розамунд, реявшая, словно ангел-хранитель, в сотне футов над стадионом.