Марина Полетика - Островок счастья
– Он сказал: молодой мужик, вроде родственник владельца холдинга, во всяком случае, фамилия у них одинаковая, – сообщила Александра. – Приезжал на завод пару лет назад.
– Та-ак… – насторожилась мать. – Сашка, а он женат?
– Не знаю, мне Дима не доложил, – засмеялась Александра. – В любом случае нам-то с тобой что за дело?
– Не скажи, не скажи, – задумчиво протянула Марианна Сергеевна. – В твоем возрасте вообще так рассуждать глупо. Я думаю…
Но Саша так и не узнала, что думает Марианна Сергеевна Королева по поводу семейного положения нового директора, потому что вернулись ребята из танцевального ансамбля, на стульях в глубине сцены расселись оркестранты, и Юля пригласила на сцену Долинину. Потом была ее очередь, и Саша сосредоточилась на своей песне. Но тут мать опять толкнула ее в бок:
– Сашка! А когда он приедет, не знаешь?
– Кто? Ах, этот… Не знаю. На днях, говорят.
– Да? Интересно… Может, на премьеру успеет. Сразу товар лицом, так сказать… – пробормотала Марианна Сергеевна.
– Да ладно, мама, – отмахнулась Саша. – Светлана и без тебя справится. Она же директор, а не ты, и у нее это отлично получается. Уж на что был жмот предыдущий-то, всем – шиш, а ей давал. Даст он нам денег на спектакль, не отвертится!
– Света да, она молодец, – согласилась мать. – Но ей все равно помочь надо будет. У нас все-таки связи…
Премьера спектакля, а уж тем паче – открытие сезона всегда становилось в Надеждинске событием общегородского масштаба. Билеты раскупали заранее, и уже за три дня до премьеры в окошке кассы появилась табличка: «Извините, на спектакль «Надежды маленький оркестрик» (1 и 2 октября) все билеты проданы!» Табличка эта использовалась нечасто: горожане, хотя и любили свой театр, но заполнить огромный зал Дворца культуры металлургов не могли при всем желании. Каким-то непостижимым образом это чудо происходило лишь несколько раз в сезон: на открытии и в пору новогодних елок. Билеты в первые два ряда, разумеется, не продавались: на эти места выписывались контрамарки, и директор театра лично расписывалась на приглашениях, составленных в самых церемонных выражениях: «Глубокоуважаемый Иван Иванович! Наш театр открывает новый сезон, и мы будем очень рады видеть Вас и Вашу супругу на премьере…»
Супруга Ивана Ивановича немедленно начинала лихорадочные приготовления. Знаменитые королевские скачки в Аскоте показались бы просто детским утренником, если бы тамошний бомонд вдруг вздумал потягаться с надеждинским. Не было только шляп, и то лишь потому, что они бы ограничивали видимость в зрительном зале, а так – один к одному: непременно новые платья (надеть прошлогоднее считалось моветоном), туфли на каблуках и затейливые прически, мужу – отглаженный костюм, сменная обувь. Приехать надо было не рано, чтоб, упаси бог, не стать первыми, но и не поздно, чтобы не упустить возможность продефилировать по фойе, раскланяться со знакомыми, показать себя и ревниво рассмотреть других.
Для випов «из первого ряда» – мэра, замов, депутатов, заводской администрации – в кабинете директора дворца перед спектаклем накрывался стол, и они, понятное дело, в фойе не тусовались, коротали время за непринужденной беседой и бокалом шампанского, снисходительно признавая свою избранность и «причастность». О, сколько жизненно важных для театра вопросов успевала решить за эти четверть часа до третьего звонка Светлана Тарасова, улыбаясь, кокетничая, жалуясь на жизнь и отпуская комплименты!
На этот раз она волновалась особенно. Да, аншлаг, да, пришли и мэр с супругой, и депутаты городской думы в полном и при других обстоятельствах недосягаемом кворуме, и главврач городской больницы, и начальник ГУВД, и редактор местной газеты… Но главный инженер завода, которого Светлана отловила в фойе (у него допуска к фуршету не было по статусу), на ее вопросительный взгляд лишь развел руками. Приглашение для Павла Андреевича Мордвинова, который приехал в Надеждинск только вчера, было передано заранее, а вот придет ли – кто его знает? Тарасова еще покружила по фойе, пренебрегая своими обязанностями радушной хозяйки и упуская возможность пообщаться с власть имущими в неформальной обстановке. Ей все казалось, что этот самый Мордвинов придет, как гоголевский ревизор, инкогнито. Вдруг он пойдет вместо кабинета директора в общий буфет, воспользовавшись тем, что его почти никто не знает в лицо? «Ладно, голубушка, это уж у тебя фантазия разыгралась, – укоротила она сама себя. – С какой ему стати, столичной штучке?»
Как только прозвучал третий звонок и в фойе начал гаснуть свет, Светлана Николаевна торопливо прошла за кулисы. Конечно, там все тоже ждали появления нового директора и украдкой выглядывали его сквозь занавес. Но Тарасова это дело быстро пресекла – надо настраиваться на работу, а не любопытничать, как сороки! И, перекрестив обе кулисы и занавес изнутри (она всегда так делала в день открытия сезона, хотя особо верующей не была), Светлана заторопилась в гримерку: ей тоже надо было переодеваться и готовиться к выходу, ее песня была шестой по порядку.
– Все, с богом! Начинаем! Занавес пошел! – скомандовала по громкой связи помреж Тамара Семеновна, она же заведующая бутафорским цехом.
Оркестр взял первые аккорды.
Юлин спектакль, переделанный из «капустника», на своего предшественника ничуть не походил. Там было милое дуракаваляние, рассчитанное исключительно на своих. А тут – настоящий спектакль-концерт, со своей драматургией, персонажами, настроением и общей идеей. Идея была, конечно, не нова, но всегда востребована – «Под управлением любви», то есть про любовь, куда без нее. А также про отсутствие любви, про влияние того, что мы ошибочно считаем любовью, про непонимание и жертвенность, про обретения и потери… Про повседневную жизнь, короче говоря. Всем, включая саму Юлю, пришлось играть по пять-шесть, а то и больше ролей, каждая из которых была самостоятельным мини-спектаклем.
Волнуясь едва ли не до потери сознания, Юля, конечно же, и не вспомнила о том, что на спектакль может прийти новый директор. Она вообще и думать забыла, что есть на свете что-то еще, помимо того мирка, который она столько дней создавала из ничего и сейчас готовилась познакомить с ним пришедших на премьеру. Но когда она увидела битком набитый зал – и зияющее пустотой кресло в самой середине первого ряда, вдруг разозлилась на этого самого столичного пижона (а он непременно пижон!), который не изволил почтить своим присутствием, и на Светлану, которая прогнулась, выписала ему контрамарку в первый ряд. И вот теперь там дырка, как от выпавшего зуба, и взгляд, как назло, все время на эту пустоту натыкается. Хоть бы пересел кто-нибудь на это место, что ли! Но народ был ученый, в первый ряд, к начальству, не совался, знали, что билетерши все равно погонят взашей.
