Элис Хоффман - Дитя фортуны
Лайла вспомнила свою мать и свою комнату, где жила с рождения. Хэнни наверняка ждет, что она постучит в ее дверь, но Лайла внезапно почувствовала острую тоску по дому. Она запаниковала и бросилась бежать. Было уже темно, небо на горизонте стало пурпурным, и Лайле казалось, что из дома доносятся какие-то странные звуки, словно птица пытается вырваться из силков. Лайла боялась заблудиться и все же бежала не останавливаясь. Вскоре послышался гул проезжающих автобусов, и Лайла обнаружила, что смотрит вверх, на звезды, которые привели ее на Десятую авеню.
В ту ночь, лежа в постели, Лайла не могла уснуть. На следующий вечер она вернулась к ресторану и снова пошла за Хэнни, но та, свернув за угол Десятой авеню, внезапно исчезла. Не зная дороги, Лайла долго плутала по лабиринту улиц, и к тому времени, когда, шатаясь от усталости, она, наконец, вышла к знакомой улице, по ее щекам ручьем текли слезы. Вчера у нее был шанс, который она упустила. Хэнни наверняка ее видела, но теперь перестала ей доверять и, значит, не хотела показывать, где живет. Потом в течение нескольких недель Лайла пыталась собраться с духом, чтобы пойти и поговорить с Хэнни. У нее даже появилась навязчивая идея: Хэнни непременно должна ей погадать. Лайла просто умирала от желания узнать, что ждет ее в будущем, но с каждым днем ей становилось все тревожнее и все более одиноко. По номам ей снился Стивен: он спал в гамаке на веранде дома в Мэне. Ей снились птицы и золотые обручальные кольца, и в своей спальне она больше не чувствовала себя в полной безопасности. Она перестала посещать занятия по актерскому мастерству. Новый преподаватель со Стивеном и рядом не стоял, а кроме того, Лайла уже поняла, что актриса из нее никакая. В июле она вновь пошла к своему ресторану и, хотя внутрь войти не рискнула, все же почувствовала себя чуть храбрее. К концу месяца Лайла уже была готова встретиться с Хэнни, смело пройти мимо официанток и поваров и попросить, чтобы ей принесли пакетики с чаем.
Она так и не поняла, что в тот вечер Хэнни ее попросту не заметила. Она вовсе не собиралась прятаться от Лайлы, водя ее по переулкам и мощеным улочкам. Не узнала Лайла и еще одного: когда Хэнни, прищурившись, заглядывала в чашку, она делала это не потому, что пыталась разглядеть будущее, а потому, что была слепа на один глаз. Каждый день Хэнни, сидя за своим столиком в углу, ждала Лайлу. Но когда Лайла наконец набралась смелости, чтобы подойти к Хэнни, необходимость в гадании уже отпала — после двух месяцев отсутствия менструации она и сама все поняла.
Наблюдая за тем, как закипает вода в чайнике, Лайла старалась не думать о старой гадалке. Она посмотрела в окно: муж спускался со стремянки. Но Лайла видела лишь лунный свет, слышала царапанье кошачьих когтей о пожарную лестницу и чувствовала сырой, холодный воздух, от которого становилось зябко.
Во дворе Ричард включил садовый распылитель. Жара ушла, городские власти сняли ограничения на воду, и теперь из всех садов доносился запах влажной земли, от которого становилось тоскливо на душе — вспоминалось все, что ты когда-то имел и потерял. Чай был давно готов, Рей ждала, но Лайле было так холодно, что идти в столовую не хотелось. Беременным она гадала дважды. В обоих случаях на поверхности воды появлялся знак крошечного неподвижного ребенка. Затем знак опускался на дно чашки. Разумеется, Лайла лгала, но когда она начинала непроизвольно всхлипывать, клиентки принимали это за слезы радости за них. Если знак ребенка появлялся в третий раз, Лайла вновь не находила в себе сил сказать, что ребенок, которого она видела, не двигается, не дышит и не открывает глаз. И Лайла решила, что, как бы ни легли чаинки на сей раз, она скажет Рей только о ее беременности, и больше ничего. Она возьмет с нее двадцать пять долларов, свернет их и положит в карман, а когда Рей уйдет, будет стоять, прислонившись спиной к двери, и плакать. Когда собираешься кому-то сказать, что теперь его жизнь кардинально изменится, можно не торопиться. К тому же солнце светило так ярко и ласково, что Лайла тихо выскользнула за дверь и побежала через патио к мужу, чтобы обнять его, крепко-крепко прижаться.
После гадания Рей очень хотелось с кем-нибудь поговорить, но Джессап в дружбу не верил, а потому поговорить ей было не с кем.
«Знаешь, что обычно бывает? — говорил он. — Как только у тебя появляется друг, так сразу ему что-то от тебя надо. Потом тебе начинают рассказывать о своих бесконечных неприятностях. А уж после этого берегись: они понимают, что наболтали лишнего, это начинает их беспокоить и ты им больше не нужен, так как знаешь все их секреты».
Но сейчас Рей отчаянно хотелось иметь подругу, женщину, которая сказала бы ей, что Лайла ошиблась. Но по здравому размышлению Рей пришла к выводу, что любая женщина сказала бы ей, что распухшие ноги и камень внизу живота — не что иное, как признаки беременности. Теперь задержка составляла четыре недели. Рей потеряла вкус к кофе. Однако больше всего ее страшила не сама перспектива беременности, а то, что придется рассказать обо всем Джессапу, который на дух не выносил детей. Он называл детей мелюзгой и частенько говорил, что сирот следовало бы сажать на плавучие льдины и отправлять в холодное синее море.
Как-то раз Рей чуть было не сказала Джессапу, что он будет отцом. Они тогда жили в Мэриленде, в квартире с садиком. Стоял жаркий сентябрь, и вокруг не было ни души — люди находились там, где работали кондиционеры. Это была их первая квартира, и Рей хотелось, чтобы все было, как полагается. Она научилась готовить — настоящий подвиг для нее, так как от матери она практически ничему не научилась. Каждый раз, когда Кэролин отправлялась на кухню, Рей разражалась слезами: один только вид матери, нарезающей лук или тянущейся к бутылке с оливковым маслом, выводил Рей из равновесия. С каким удивлением узнала бы теперь Кэролин, что ее дочь покупает свежую голубику, чтобы сварить из нее джем, сама выращивает томаты для супа гаспаччо и плавит шоколад, чтобы взбить из него мусс. Когда Джессап приходил с работы, стол был уже накрыт, свечи горели. Но сначала Рей приходилось ждать, когда Джессап приведет себя в порядок. Он работал в строительной компании и еще в какой-то местной школе, поэтому приходил домой, весь пропитанный красной пылью. Каждый вечер, пока Джессап отмокал в ванне, Рей смотрела, как постепенно оплывают свечи, и думала о девчонках из школы, с которыми приходилось встречаться Джессапу. Рей была уверена, что если когда-нибудь она его потеряет, то навсегда запрется в комнате с кондиционером и уже не выйдет оттуда. А то, что она теряет Джессапа, Рей чувствовала постоянно, даже когда из кожи вон лезла, чтобы ему угодить.
