Ирина Лобановская - Неземная девочка
— Мама очень переживает сейчас, прости ее… От брата с фронта уже пять месяцев нет писем…
Там, в Вартбурге, Юлька неожиданно снова встретила небритого: он подошел к ней на улице, когда она мыла из шланга асфальт возле дома. Улыбнулся, приветственно махнул рукой… Постоял, помолчал, спросил:
— А где же стакан? По-прежнему его бережешь?
Он исчез так же таинственно, как и появился. Юля недоумевала: почему он спросил только о стакане, почему не рассказал, чем занимается, как сюда попал?…
Небритый появлялся еще пару раз, молча стоял рядом, улыбаясь, и снова пропадал. Он был такой же, как и год назад, но одет довольно чисто и не выглядел голодающим. Он приходил и позже, но не нашел Юльки на привычном месте: ее вскоре арестовали вместе с Марией. Причиной ареста Юля сначала считала взрыв на вокзале.
Знакомые поляки дали ей какую-то коробочку и попросили «забыть» на рельсах. Так, случайно… Она ни о чем не спрашивала… Чуть позже на воздух взлетело четыре состава. Но немцы, как выяснилось, не подозревали о том, чьих рук это дело: иначе в живых Юльке бы не остаться. Все оказалось куда проще и страшнее: донесли двое русских мужчин, стоявших в очереди за хлебом вместе с Нэлой и Эммой. Девушки зачем-то рассказали соотечественникам выдуманную ими на всякий случай версию: якобы их угнали из Винницы, а они сбежали из эшелона. Хорошо еще, что не поведали всей правды…
Мать Каролины сопротивлялась аресту русских пленных, кричала на гестаповцев, не стесняясь в выражениях, но сделать ничего не могла.
Из тюрьмы во Франкфурте-на-Майне Юлька написала Каролине. Подруга прислала ей посылку и одно коротенькое письмо с сообщением: и Ганс, и брат Каролины погибли на русском фронте… Больше писем не было, хотя Нэла их очень ждала.
Она настойчиво уверяла, что доносчики соврали, что она приехала в Германию добровольно, потому что немцы — хорошие люди. В гестапо им выбили все зубы: и Юле, и Марии. И, с удивлением осмотрев стакан, зачем-то отобрали его. Вероятно, решили, что вещь опасная, осколками можно запросто порезать надзирателя.
Суд вынес решение — четыре месяца штраф-лагеря. Работали под Франкфуртом-на-Майне: обрезали ветки на стволах срубленных деревьев и готовили маскировку из связанных вместе бревен. Только связывали девушки стволы плохо, небрежно, чтобы маскировка потом рассыпалась. Потом был военный завод, где Юле особенно запомнился один немолодой немец, похожий на того, небритого. Немец постоянно, незаметно для других, подкармливал русских девушек: то конфетку сунет, то кусочек хлеба…
В феврале сорок пятого, когда начались сильные бомбежки, пленных погнали в Баден-Баден. По дороге Юлька с подружками снова убежала — ей не привыкать. Попала в американский лагерь, откуда пленных после победы передали русским. Фильтровочные комиссии — одна, другая… Воинская часть под Берлином, где Юля провела несколько месяцев, — шила в мастерской для советской армии.
Жили словно в тюрьме, под строгой охраной. Девчонок точно так же, как немцы во Львове, насиловали, но уже свои. Помогал и прятал девчат от пьяных офицеров добрый закройщик дядя Гриша. Он спас один раз и Юлю, которая плохо прострочила брюки какому-то капитану. Капитан вскочил на лошадь, и брюки на нем разорвались… С криком ворвавшись в мастерскую, разъяренный капитан требовал привести девчонку, но дядя Гриша сказал, что ее сегодня не будет. Тогда капитан стал бить дядю Гришу хлыстом по лицу… Юлька сидела в крохотной каморке в самом дальнем углу мастерской и плакала навзрыд.
Понимание слова «враги» размывалось, становилось нечетким, словно пряталось в глубокой норе, до которой не добраться.
— Люди, Юлечка, все разные… — бормотал дядя Гриша, смывая со лба и щек кровь. — Ничего… Так оно и должно быть.
Возвращение в Ростов тоже радости не принесло. Отец, заместитель главного бухгалтера завода «Ростсельмаш», умер, мать после исчезновения Юли сошла с ума… За младшими братом и сестрой следить было некому. Мальчик пропал без вести… Учиться Юле, как бывшей пленной, не разрешили. И выгнали вместе с сестрой из квартиры. Поселились в сарае. Юля работала на стройке, потом на заводе. Шила на продажу. И как-то — тоже на рынке — встретила небритого…
Увидев Юлю, он остановился и привычно заулыбался. Жизнь брала свое.
— А где же стакан? — спросил он. — Неужели тоже вернулся к себе на родину?
И Юлька неожиданно заплакала, вспомнив сразу все: умерших отца и мать, пропавшего брата, Валечку и Каролину, дороги Германии, тюрьму и лагерь… Небритый смущенно топтался рядом.
— Прости, — виновато сказал он. — Я не думал, что это так больно… Шутить, видно, тоже надо уметь. Я не умею…
Юлька привязалась к нему, как к последней своей надежде, к единственному родному человеку, желающему ей добра. К единственному свидетелю ее счастья — ведь она была счастлива просто потому, что человек в шестнадцать лет счастлив всегда, хотя бы оттого, что ему шестнадцать. Она не спрашивала, сколько ему лет, где он работает, как провел годы в плену…
Она вышла за него замуж, родились две дочери. Только вот ни нормального жилья, ни хорошей работы получить семья не могла: несмываемым клеймом лежал на них плен. Поэтому постоянно приходилось кочевать с места на место, из города в город. С маленькими детьми и с младшей сестрой Юли.
Наконец та вышла замуж и осталась на Волге. А Юлия долгие годы мечтала еще хоть раз побывать в Германии, увидеть знакомые города и села. И найти подруг юности Каролину и Валечку… И еще стакан, беззлобно посмеивался муж. Он умер, когда младшая дочь, Римма, окончила школу. Но тогда уже у Юлии Ивановны была работа. И жизнь стала другая, другие пришли времена. Выжили…
А позже старшая, Тамара, выскочила замуж за высокопоставленного чиновника Льва Шурупова и перетащила мать с сестрой в Москву. Хотя ее муж всячески этому сопротивлялся.
Юлия Ивановна иногда говорила дочкам, что любит Германию даже больше, чем Россию. И это понятно: лучшие свои годы, годы юности, она провела там. А что может быть лучше молодости?…
Дочки ей не верили: как можно стремиться туда, где ты сидела в тюрьме? Они еще мало что понимали. И съездить в Германию бывшей Нэле так и не удалось. Да и разве найдешь там теперь тех, кто по сей день живет в твоей памяти…
Глава 5
Когда умерла тетя Римма и маленькая Женька осталась одна, мать заявила отцу, что возьмет племянницу к себе. За дверью родительской комнаты сразу разгорелся скандал. Нина с бабушкой напряженно прислушивались к нему из-за стенки.
— Нет, ну ты все-таки дура! — сердито выговаривал отец. — Зачем тебе еще одна гиря на шею? Нам и одной Нинки хватает с лихвой. Женя еще маленькая, хлопот не оберешься!
