Кэтрин Стоун - Ты - моя тайна
Джейк моргнул, и это выражение исчезло, его взгляд снова стал ясным и немного дразнящим.
— Ну что ж, за дело!
Раздосадованная Меган с трудом заставила себя сосредоточиться на пьесе, а не на Джейке. Они лежали на одеяле, не касаясь друг друга. Огонь свечи слегка трепетал на ветру. Джейк вполне вошел в роль ментора, то и дело поправлял Меган и терпеливо ждал, пока она найдет нужную интонацию.
Словно и не было поцелуя, со злостью думала Меган. А что, если для него это вообще ничего не значит?
Когда они кончили репетировать, Джейк повернулся к ней, притянул к себе и начал целовать. Он целовал ее лицо, губы, шею, волосы. Меган чувствовала, как бьется его сердце, — сильно, как ее собственное. Уверенные, опытные руки Джейка проникли под ее блузку — он погладил ей спину, потом стал ласкать грудь. Меган прижалась к нему теснее, обняла за шею, коснулась тонкими пальцами мягких волос, провела ладонями по чуть влажной от пота спине и коснулась правого бедра. Она сразу почувствовала, что Джейк вдруг напрягся. Он взял ее руку в свою и поднес к губам.
— Джейк!
— Ничего, Меган, не волнуйся.
— Люби меня, Джейк!
— Меган, — пробормотал он и отодвинулся от нее. — Это безопасно?
Она не смогла посмотреть ему в глаза — ее ответ был ясен без слов.
— Нет? Но у меня ничего нет с собой. В следующий раз, дорогая.
— В следующий раз? Когда еще выдастся такой подходящий случай?
В голосе Меган звучала как бы шутливая обида, но не загаси ветер свечу, Джейк заметил бы на лице у девушки необычное выражение — смесь разочарования и возбуждения.
— Следующий раз может оказаться еще более подходящим и даже совершенно замечательным. Почему бы нам не прийти сюда после премьеры?
— Хорошо, давай так и сделаем. Это будет великолепно.
Глава 4
Элизабет Луиза Томпсон знала, что она прекрасна. Нет-нет, не просто хороша, миловидна или красива, — она именно прекрасна. У нее густые темно-каштановые волосы с золотистым отливом, бездонные карие глаза в длинных темных ресницах, совершенной формы жемчужные зубы, полные алые губы.
Нельзя сказать, чтобы Бет не хотела быть прекрасной. Она любила по-настоящему красивые вещи. Но чем старше она становилась, в ее голове возникало все больше вопросов, и красота превращалась в помеху, потому что никто не хотел слушать Бет. Всем хотелось на нее смотреть, восхищаться ею, флиртовать с ней, трогать ее. Все хотели обладать Бет, присвоить ее красоту.
Никто не старался понять Бет — такую, какой она на самом деле была в своей прекрасной раковине. Когда на нее смотрели, то видели совершенство. Чего ради заглядывать глубже? В младших классах средней школы Бет жаждала, чтобы у нее были прыщи, или скобки на зубах, или очки — и при этом был бы хоть один настоящий друг вопреки, а не благодаря ее наружности. В младших классах Бет была лидером, все хотели с ней дружить, но она чувствовала себя ужасно одинокой.
Бет была гениальной. Этого она сама не знала, просто понимала, что она не такая, как все. Да и узнай кто-то, что перед ним гений, у Бет возникло бы множество проблем. В высшем обществе Хьюстона, среди нефтяных королей-мультимиллионеров, каким был и отец Бет, только одно имело первостепенное значение для женщин — ее красота. Женщина должна была быть красивой и грациозной. А мозги? В них нет необходимости, и они, в общем, непривлекательны.
В раннем детстве Бет никогда не играла в куклы. Она, по правде говоря, ни во что не играла. При малейшей возможности она удалялась в свою огромную комнату в восточном крыле семейного особняка и читала. Ее не занимали сказки, она не увлекалась приключениями сказочных героев и не интересовалась фантастическими мирами вроде страны Оз или Зазеркалья.
Бет интересовали наука, окружающий мир. Она хотела понять суть живых существ и вещей — людей, цветов, телевизоров, животных, галактик. Она читала книги по астрономии, ботанике, физиологии, биологии, механике. Каждый вопрос, на который она находила ответ, вел ее к новым вопросам, новым книгам, новым разгадкам. Со временем стремления Бет сосредоточились в одном направлении: ее привлекал Космос. Она хотела его понять и преодолеть.
Бет никому не говорила о своей одержимости Космосом. То была ее личная тайна, табу для окружающих. Она не играла в куклы или в дочки-матери, а взамен предпочла учиться игре на фортепиано и верховой езде. И тем и другим можно было заниматься в одиночку, это не мешало думать. И то и другое требовало тренировки и дисциплины. Бет стала недурной пианисткой и получала призы за верховую езду.
Бет любила немногое: научные книги, звезды, фортепиано, свою лошадь. Зато ненавидела банальные разговоры, глупых хихикающих девиц и парней, дурной вкус. Но больше всего она ненавидела, когда прикасались к ее телу. А всем — не только мальчишкам в начальных классах, которые дергали ее за косы, или старшеклассникам в средней школе, но и, к примеру, пациентам общинной больницы, которых она посещала с благотворительной целью, непременно хотелось до нее дотронуться. Из больницы она сбежала через два дня.
Преподаватель средней школы мистер Гамильтон не подозревал о внутреннем разладе Бет, но он верно оценил ее ум и способности. В начале выпускного года он назначил ей встречу. Бет была настроена скептически. Мистер Гамильтон был неуклюжим, рассеянным и далеко уже не молодым, но тем не менее мужчиной, а ненависть шестнадцатилетней Бет распространялась на всех особей мужского пола без исключения. А вдруг ему тоже захочется до нее дотронуться? Бет явилась на встречу только из вежливости.
— Элизабет, какие у вас планы на будущее?
— Обычные, сэр. Познакомиться с приятным молодым человеком. Выйти замуж. Обзавестись детьми. Летом с удовольствием играть в теннис.
Бет дурачилась, но сердце у нее ныло. Она подумала о своей матери. Бет унаследовала от нее красоту и подозревала, что ум тоже. Однако ум ее матери работал в одном четко ограниченном направлении: планировании и подготовке светских мероприятий — камерных, в узком кругу, либо многолюдных и пышных. Порой Бет замечала в глазах матери такое выражение, что опасалась за собственный разум.
Мистер Гамильтон уставился на нее. Лицо у него покраснело. Он прикусил нижнюю губу. Внутри у него все так и кипело — и пар вырвался наружу.
— Чепуха! — выкрикнул он.
От неожиданности Бет оцепенела на несколько секунд. Потом она вдруг от души расхохоталась громким, неподобающим истинной леди смехом.
— Чепуха! — повторила она. — Вы правы, мистер Гамильтон, это настоящая чепуха.
