Ненужная мама. Сердце на двоих - Вероника Лесневская
- Адрес? – скрипнув зубами, раздраженно выплевываю.
Богданова собирается назвать свой, но я ее аккуратно перебиваю.
- Твой я знаю. К родителям? – коротко уточняю, и она смущенно кивает, возвращая все свое внимание к Алиске. – Сначала Марию подбросим, - чеканю твердо, трогаясь с места.
«Чтобы скорее избавиться», - мысленно добавляю.
Всю дорогу пассажирка рядом со мной тарахтит без умолку. Первое время Вика ее осекает, а потом полностью переключается на мою дочку. Изредка подсматриваю за ними через зеркало заднего вида – и слабая улыбка не сходит с моего лица. Их общение, как матери с дочкой, успокаивает меня и помогает не сорваться на хамоватую докторшу рядом. Однако терпение мое на исходе.
- В следующий раз надо иметь при себе табличку, как в общественном транспорте, - цежу жестко, припарковавшись возле подъезда. – Знаете, на которой большими красными буквами написано: «Водителя не отвлекать!» С вами радио не надо, Мария, оно просто не выдержит конкуренции, - насмешливо и злобно поддеваю ее. Дико устал от болтовни, голова раскалывается.
- Не понимаю, о чем вы, - обиженно поджимает губы, зато наконец-то сбрасывает с себя игривость и кокетство, от которых меня тошнит. Догадывается, что это ей не поможет. – Я не езжу на автобусах, - гордо вскинув подбородок, выходит из машины.
Вздыхаю с облегчением, ловлю на себе сочувственный, но уважительный взгляд Вики. Стоит мне развернуться к ней, как она тут же прячет глаза.
- Уснула? – спрашиваю очевидное, указывая на сопящую в люльке Алиску.
Богданова кивает, с доброй улыбкой изучая малышку, невесомо касается ее ручки, слегка поправляя. Подносит указательный палец к своим губам, приказывая мне сохранять тишину, а потом жестом просит ехать дальше. Она права – без убаюкивающего шума двигателя дочка может проснуться.
- Спасибо тебе, - произношу одними губами, но Вика все считывает. Оставляет без ответа.
Глава 6
Есть люди, с которыми даже молчать приятно. Вика именно такая. Не обронив ни слова, она умудряется создать уютную атмосферу в салоне автомобиля одним лишь своим присутствием. Ловлю себя на мысли, что впервые за долгое время боль немного притупляется. Рана затягивается шелковыми нитками. Еще много швов придется наложить, но первый сделан.
Странные ощущения. Неправильные. Но я так устал от горя, что даю себе короткую передышку.
- Виктория, мы… - припарковавшись на площадке возле дома Богдановых, я оборачиваюсь и резко осекаюсь на половине фразы.
Улыбаюсь искренне и несдержанно, пользуясь тем, что на меня никто не смотрит. Скулы болят с непривычки, но я не обращаю внимания, растягивая губы все шире. Ничего не могу с собой поделать, когда вижу милую картину на заднем сиденье автомобиля.
Нашего доктора тоже укачало и сморило по дороге. Устроившись полубоком и прижавшись щекой к подголовнику, она мирно спит. При этом ее ладонь покоится на животике Алиски. Даже во сне Вика заботится о ребенке.
Позволяю себе пару секунд полюбоваться ими, проникнуться семейной атмосферой, хотя бы ненадолго прогнать мрак, который преследует меня, отравляя жизнь.
Очнувшись, ослабляю ворот траурной черной рубашки, расстегиваю пару пуговиц. Возвращаюсь в свою реальность, где нет больше места сентиментальности и добру. Остались лишь мрак и холод, в которых мне предстоит вариться одному. Незачем втягивать юную Богданову в это болото.
Хорошо, что Вика отказалась быть нашей няней. Пожалуй, сегодня же позвоню одной из тех пенсионерок, которых она мне порекомендовала.
Выдохнув, уверенно бросаю водительское кресло, обхожу капот – и приближаюсь к задней пассажирской дверце. Распахиваю ее, сразу же ныряю в салон... Вновь застываю, нависая над спящей девушкой.
В нос ударяет шлейф запахов, среди которых легко выделяю ее личный, который не спутать ни с чем. Тонкий, свежий аромат первых весенних цветов, как символ жизни и обновления. Он въелся мне в ноздри еще с той ночи, когда ей пришлось остаться у меня в квартире. Сохранился на постельном белье, полотенцах, моей футболке и даже вещах Алиски. Преследует меня до сих пор. Теперь и в машине поселится, так что никаким ароматизатором не перебить.
- Вика, приехали, - зову сорвавшимся шепотом.
Не реагирует, и тогда я подаюсь ближе. Касаюсь кончиками пальцев скулы, подцепляю непослушную прядь каштановых волос, которая упала на умиротворенное лицо, аккуратно убираю ее за ухо. Развернув ладонь, невесомо провожу костяшками по румяной, бархатной щеке.
Крепко стискиваю кулак. До боли и хруста суставов. Разжимаю.
Беру Богданову за плечо – и слегка встряхиваю. Немного небрежно, грубовато.
- Виктория Егоровна, - зову негромко, но строго, как обычно отдаю приказы медсестрам. – Доброе утро.
- М? Что? – вздрагивают и поворачивается ко мне.
Оказываемся лицом к лицу, встречаемся взглядами. Ее – сонный и растерянный, а мой…
- Приехали, - небрежно бросаю и, спрятав глаза, отстраняюсь.
Выпрямившись по струнке, будто кол проглотил, я подаю руку, чтобы помочь Вике выйти из машины. Но она не торопится. Опять испытывает меня своим трепетным отношением к дочке. Заботливо поправляет сбившуюся набок шапочку, приглаживает одежду и, кажется, собирается поцеловать ее на прощание. Если сделает это, я точно не выдержу – захлопну дверь, заблокирую замки и увезу Богданову домой. Не выпущу из квартиры – пусть дарит Алиске материнскую ласку, на которую я не способен. Очерствел и сдох. Даже для родного ребенка ничего светлого не осталось.
Благо, Вика вовремя останавливается. Проверив температуру тыльной стороной ладони, удовлетворенно кивает сама себе и покидает салон. На миг прохладная женская рука оказывается в моей, но суровый доктор тут же отдергивает ее.
- До свидания, Гордей Витальевич, - обращается деловито, выстраивая невидимую стену между нами, и я благодарен ей за это. Сам бы не смог - совсем расклеился.
- Всего доброго, Виктория Егоровна, - прощаюсь сухо и коротко.
У кованых ворот ее встречает старший Богданов, обнимает одной рукой, держа во второй
