Логово дьявола - Анна Зайрес

"Я понимаю." Вообще-то я не понимаю, но не мне спорить с семейными традициями, какими бы абсурдными они ни были.

— И не волнуйся, — добавляет Алина, садясь напротив Славы. — Если ты тоже хочешь одеться подобающе, я уверена, Коля купит тебе подходящую одежду.

Коля? Она так мужа называет?

— В этом нет необходимости, спасибо… — начинаю я, но впадаю в ошеломленное молчание, когда вижу приближающегося к столу Николая. Как и его жена, он переоделся к обеду, его дорогие дизайнерские джинсы и рубашка на пуговицах были заменены на строго скроенный черный костюм, белоснежную рубашку и узкий черный галстук — наряд, который не выглядел бы неуместным на высоком каблуке. -светская свадьба... или та самая премьера фильма, на которую Алина собирается пойти. И в то время как мужчина средней внешности мог легко сойти за красавца в таком костюме, смуглая мужская красота Николая усиливается до почти невыносимой степени. Когда я вижу его внешний вид, мой пульс зашкаливает, а легкие сжимаются вместе с нижними отделами моего…

Женат, Хлоя. Он женат.

Напоминание похоже на пощечину, выдергивающую меня из ослепленного транса. Насильно вдохнув в свои лишенные кислорода легкие, я дарю своему работодателю старательно сдержанную улыбку, которая не говорит о том, что мое сердце бешено колотится в груди и что я чертовски хочу, чтобы Алины не существовало. Тем более, что его поразительный взгляд направлен на меня, а не на его великолепную жену.

— Ты опоздал, — говорит она, когда он выдвигает стул и садится рядом с ней. — Это уже…

— Я знаю, который час. Он не сводил с меня глаз, отвечая ей холодно-пренебрежительным тоном. Затем его взгляд скользит по парню рядом со мной, и его черты напрягаются, когда он принимает непринужденный вид.

— Прости, это моя вина, — говорю я прежде, чем он успевает сделать выговор ребенку. «Я не понимала, что нам нужно одеться к ужину».

Внимание Николая возвращается ко мне. — Конечно, нет. Его взгляд скользит по моим плечам и груди, заставляя меня остро осознать мою простую футболку с длинными рукавами и тонкий хлопковый лифчик под ней, который никак не скрывает мои необъяснимо торчащие соски. «Алина права. Мне нужно купить тебе подходящую одежду.

— Нет, правда, это…

Он поднимает ладонь. "Домашние правила." Его голос мягкий, но его лицо можно было бы заложить в камень. «Теперь, когда ты член этого дома, ты должен соблюдать их».

— Я… хорошо. Если он и его жена хотят видеть меня за ужином в модной одежде и не против потратить на это деньги, пусть будет так.

Как он сказал, их дом, их правила.

"Хорошо." Его чувственные губы изгибаются. — Я рад, что ты такой любезный.

Мое дыхание учащается, лицо снова становится теплее, и я отвожу взгляд, чтобы скрыть свою реакцию. Все, что сделал мужчина, это улыбнулся, черт возьми, а я покраснела, как пятнадцатилетняя девственница. И перед женой не меньше.

Если я не справлюсь с этой нелепой давкой, меня уволят до окончания обеда.

— Не хочешь салата? — спрашивает Алина, словно напоминая мне о ее существовании, и я переключаю свое внимание на нее, благодарная за отвлечение.

"Да, пожалуйста."

Она грациозно выкладывает порцию листового зеленого салата на мою тарелку, затем делает то же самое для своего мужа и сына. Тем временем Николай протягивает мне тарелку с бутербродами с икрой, и я беру один, и потому, что я достаточно голодна, чтобы съесть все, что состоит из хлеба, и потому, что мне интересно узнать о пресловутом русском деликатесе. Пару раз я ела рыбную икру такого типа — большую оранжевую — в суши-ресторанах, но я думаю, что она отличается от этой, подается на ломтике французского багета с толстым слоем масла под ним.

Конечно же, когда я откусываю его, богатый вкус умами взрывается на моем языке. В отличие от рыбной икры, которую я пробовала, русская икра консервируется с большим количеством соли. Сам по себе он был бы слишком соленым, но хрустящий белый хлеб и мягкое масло прекрасно его уравновешивают, и я проглатываю остаток небольшого бутерброда за два укуса.

С веселым блеском в глазах Николай снова предлагает мне тарелку. "Более?"

— Я в порядке, спасибо. Я бы хотела еще один бутерброд с икрой — или двадцать, — но я не хочу показаться жадным. Вместо этого я поглощаю свой салат, который тоже очень вкусный, со сладкой, острой заправкой, от которой покалывают мои вкусовые рецепторы. Затем я пробую по кусочку все, что есть на столе, от копченой рыбы до какого-то картофельного салата и баклажанов на гриле, сбрызнутых соусом из йогурта с огурцом и укропом.

Когда я ем, я слежу за своим подопечным, который спокойно ест рядом со мной. Алина дала Славе маленькую порцию всего, что есть у взрослых, включая бутерброд с икрой, и у мальчика с этим, похоже, нет проблем. Нет спроса на куриные палочки или картофель фри, нет признаков типичной придирчивости четырехлетнего ребенка. Даже его манеры за столом такие же, как у ребенка постарше, и лишь в нескольких случаях он брал кусок еды пальцами, а не вилкой.

«Ваш сын очень воспитанный», — говорю я Алине и Николаю, и Николай приподнимает брови, как будто слышит это впервые.

«Вел себя хорошо? Слава?

"Конечно." Я хмурюсь. — Ты так не думаешь?

«Я особо об этом не думал», — говорит он, глядя на мальчика, который усердно протыкает лист салата взрослой вилкой. — Я полагаю, он ведет себя достаточно хорошо.

Достаточно хорошо? Четырехлетний ребенок, который спокойно сидит и ест все, что ему подают, без нытья и перебиваний взрослых разговоров? Кто обращается с посудой как профессионал? Может быть, это и есть в Европе, но я точно никогда не видел этого в Америке.

Кроме того, почему мой работодатель не уделил должного внимания поведению своего сына? Разве родители не должны беспокоиться о таких вещах?

«Ты был в окружении многих других детей его возраста?» — спрашиваю Николая по наитию, и на секунду ловлю его рот на губах.

— Нет, — коротко говорит он. — Нет.

Алина бросает на него неразборчивый взгляд, затем поворачивается ко мне. — Не знаю, говорил ли тебе об этом мой брат, — говорит она размеренным тоном, — но о существовании Славы мы узнали только восемь месяцев назад.

Я давлюсь маринованным помидором, который только