Я танцую тебе любовь (СИ) - Иванова Виолетта

Не могу я смотреть на нее. Когда первый раз встретились в зале, она снова уставилась на меня своими глазами цвета стали. Не мог я смотреть на нее, просто отворачивался, включал полный игнор. Я видел, как наш Олежек капает на нее слюной, всегда рад, когда Михалыч ставил его в пару с Дашкой. Он и еще пару парней были чуть выше Дашки и подходили ей по весовой категории. Как мне хотелось, чтобы хоть раз меня поставили с ней в пару. Я бы просто придушил бы ее. И вот сегодня Олежка так обрадовался, что снова в паре с Дашкой. А она и рада, когда он начал ее лапать. Не стал досматривать, ушел в раздевалку.

Глава 16

Я так и не поняла, что произошло между нами. Когда я встретила Дэна в универе, хотела подойти к нему, поблагодарить за участие в концерте, высказать свое восхищение их группой, как увидела его взгляд полный презрения. Подходить к нему расхотелось сразу. Потом еще пару раз встречала его на переменах, но он просто отворачивался и уходил. Один раз увидела его машину, но он просто свалил у меня из под носа.

Я стояла и смотрела на удаляющуюся машину и никак не могла понять, что произошло, за что он так со мной? В это время ко мне подошла Мари:

— Ну что? Ты думала, что он упадет к твоим ногам? А он со мной, он теперь мой! И не мешайся у меня под ногами.

— Мари, если хочешь ковырять козявки из носа целой рукой, лучше не трогай меня. Отвали по хорошему.

Она еще что-то кричала мне в след, но я просто ушла. Настроение было и так не очень, а тут еще эта дура. Сердце сжималось в непонимании, душа скулила брошенным щенком.

Дома бабуля долго пыталась выяснить у меня, что случилось. Но я просто закрылась в своей раковине. Не хочу, чтобы кто-то совал сюда свой нос. Пусть даже это будут бабуля или Надя. У подруги и так все хорошо с ее Максом. Нечего ей смотреть на то, как у меня душа на изнанку выворачивается и рвется на части. Ничего хорошего я ей сказать не смогу. Можем только поругаться.

***

После новогодних праздников, на которых наш тренер дал нам неделю отдыха, поплелась в зал. В феврале соревнования, надо подготовиться. Хотя по ощущениям, выпусти меня сейчас на татами, порву всех. И Дена в первую очередь. Каждый раз Дэн делал вид, что не замечает меня. Ну и хрен с ним. Я сюда не на свидание с ним хожу.

И вот сегодня тренировка прошла морально тяжело. Дэн снова отказывался хоть как-то общаться со мной, превратился в глыбу льда. Прям мраморный надгробный памятник, а не человек. Он даже не делал вид, что не замечает меня, он просто не смотрел в мою сторону. Когда тренер поставил меня в спарринг с Олегом, я выпустила из себя всю злость, сделала боковую подсечку, сбила его с ног, и быстро оказались с ним на татами, удерживая соперника в замысловатой позе. Если смотреть со стороны, можно подумать, что два любовника застыли в пылу экстаза. Я удерживала Олега в захвате до тех пор, пока он не стал бить ладонью по татами, признавая мою победу.

— Вот так надо всегда. Выпусти злость, — крикнул на меня тренер, — тогда точно победишь. Запомни это состояние.

Парни, наблюдавшие за нашим коротким поединком, подняли большие пальцы, подбадривая меня. Но среди них я не увидела Дэна. Опять ушел. Да и хрен с ним, я ему девочка что ли?

— На сегодня все, — сказал Михалыч. — Парни в раздевалку, а ты, — он указал на меня, — тянешь мышцы.

Парни потянулись в раздевалку, которая почему-то в зале была одна. Обычно они первыми принимали душ и переодевались, потом шла я. Когда выходила из раздевалки, заходила в тренерскую и мы вместе с Михалычем уходили из зала. Он закрывал его на ключ. Сегодня парни также ушли с татами первыми, я осталась в зале, работала на растяжку. Минут через 20 они стали выходить, махали мне рукой. Последним вышел Олег, который сказал, что в раздевалке свободно, могу идти. Я не успела сойти с татами, как из тренерской вышел Михалыч, который куда-то явно торопился, что-то на ходу печатая в телефоне. Он передал мне ключи:

— На, закрой тут потом все. Мне срочно надо уехать. Ждать тебя не буду. Ключи оставь на вахте.

Я кивнула в ответ. Когда он вышел, я закрыла изнутри зал и пошла в раздевалку. Из зала к раздевалке вел коридор длиной 15 метров. Пока я медленно шла по нему, развязала пояс, сняла куртку, осталась в простой майке и штанах. Я не любила босые ноги, всегда тренировалась в белых носочках, поэтому мои шаги почти не было слышно в этом гулком коридоре.

Дверь раздевалки оказалась открытой. Я переступила ее порог и замерла на месте. У шкафчиков полубоком, почти спиной ко мне стоял Дэн. Он с остервенением вытирал белым полотенцем мокрые волосы. Второе полотенце он завязал у себя на бедрах. Полотенце явно было коротким и он смог только сцепить его углы, чтобы оно не свалилось, открывая мне картину на обнаженное мужское бедро и часть упругой ягодицы. Я раньше видела обнаженных мужчин. Ну как видела? На картинках. Вот Давида Микеланджело точно видела. В костюмах, футболках, шортах, без футболок, в одних плавках видела. Но такого совершенства, как Дэн, никогда. Чисто мужская фигура треугольником, широкие плечи, узкие бедра, длинные сильные ноги. Когда он вытирал волосы, мышцы спины переливались под кожей жидким металлом. Я засмотрелась на его босые ступни. Таких красивых еще не видела, четкая аккуратная линия, ровные сильные пальцы, сеточка выступающих вен. Парни все тренировались босиком, но я раньше никогда не обращала на это внимание. А сегодня просто залипла.

Дэн вытер голову, зло отшвырнул от себя полотенце на стулья, находящиеся справа от нас. Потом двумя руками уперся в металлические шкафчики для одежды и низко опустил голову. Если назвать его позу одним словом, на ум приходит только одно — «отчаяние». Я никогда не думала, что тело может так говорить. Дэн стоял и не двигался. Только тяжело и рвано дышал. Я тоже замерла, прижимая к груди куртку, боялась даже дышать, чтобы не выдать свое присутствие.

Потом Дэн отчаянно замотал головой, как бы отгоняя какие-то тяжелые мысли, и со всей силы ударил руками по шкафчикам, потом еще раз и еще. Он бил и бил. В раздевалке стоял грохот. Металлические шкафчики бились о стену, а он продолжал по ним колотить со всей силы, разбивая ладони в кровь и орать в пустоту, выкрикивая свою боль. Потом он прекратил и снова уперся руками в них, не замечая свои раны, текущую по дверцам шкафчика кровь, запрокинул голову вверх:

— Почему? Почему все бабы такие суки? Эта тоже не лучше других? Почему она залезла мне под кожу? Такая же дрянь, шалава. Почему она? — Это были слова, рвущиеся из глубины души, как вой. Последний вой умирающего сильного животного.

Я бросила свои куртку и пояс на пол, сделала несколько шагов к нему, он даже не услышал меня. Я сделала последний шаг, положила ему руки на талию и прижалась лбом к его спине, такой широкой, горячей, желанной:

— Я люблю тебя, — тихо сказала и почувствовала, как его спина под моим лбом закаменела, застыла.

Мы долго, десять ударов сердца стояли так, потом он резко обернулся и отшатнулся от меня, ударившись спиной о шкафчики.

— Ты такая же, как все, — тихим зловещим шепотом проговорил Дэн, наклоняя ко мне свое лицо. В его глазах горел огонь, который мог испепелить меня на месте. — Такая же как все. Шлюха.

— Нет, я не шлюха, — спокойным ровным голосом ответила я. — Ты меня так и не понял.

На это Дэн не ответил, а иронично поднял правую бровь и усмехнулся, мол расскажи мне, скаля при этом свои зубы. И я ответила, стараясь не сорваться с холодного спокойного тона, которым решила сказать Дэну все, что накопилось у меня на душе и в сердце:

— Я не такая, как все. Если бы ты сам спросил у меня прямо, я тебе также прямо ответила. Я всегда отдаю себя всю тому, что делаю. Если учусь, то только на отлично, если дерусь, то до полной победы, а если танцую, то танцую сердцем. Если танцую любовь, то люблю, если ненависть, то ненавижу. Если танцую смерть, то умираю. Музыка для меня мое второе Я. Мне повезло встретить такого же человека, который как я чувствует музыку. Мне даже не надо ничего говорить Игорю, мы просто сливаемся в музыке с первого такта. И если зрители видят любовь между нами, значит мы снова сделали все на высоте. И ты тоже увидел, как мы танцуем любовь и страсть, но так ничего и не понял.