50 оттенков рассвета - Аля Драгам
Но даже в таком состоянии попытаюсь бороться.
Сегодня очередной прием в честь на фиг мне не упавшей никуда дочери какого-то Соболева. Женятся? По любви? Так пусть любят друг друга вдвоем. Счастье любит тишину. А если очередные игры папочек, выбирающих за детей… какое же это счастье? Это рыночная торговля в чистом виде. Только вместо товара — сын или дочь. Только вместо любви — сплошная безнадёга.
Разговоры с собой помогают отвлечься от моей реальности. Я в моменты погружения в мысли начинаю смотреть, будто со стороны. И всё больше и больше мечтаю сойти с ума. Как сейчас, например.
— Я просил одеться прилично, — рычит мой спутник, крепко ухватив за локоть.
— Я прилично одета. Всё закрыто. — На мне обычные брюки, водолазка под горло и короткий пиджачок. Стильно, аккуратно — для меня, раздражающе и неподходяще — для Тиграна. То, что надо.
Ему нужна покорная рабыня, над которой он сможет издеваться. Я же ему этого удовольствия не доставлю. И это не способ завести его или приручить. Неееееет! Я изучила его реакцию: он хочет видеть страх, покорность своей судьбе. Пусть я не выстою всю битву, но немного повоюю. Авось его удар хватит — возраст все-таки.
— Платье, Ева, платье!
— Я, кажется, просила не называть меня этим именем. — Это слишком личное. Слишком дорогое. Слишком… моё.
Вырываюсь из цепких лап, пользуясь тем, что на нас смотрят окружающие. Тиранище цепляет на лицо обаятельную улыбку и раскланивается направо и налево. Его ладонь на моей пояснице, и для всех мы типа пара. Только я одна знаю, как больно впиваются его пальцы в мою кожу. Только я знаю, сколько новых синяков прибавится после этого приёма.
Сбежать бы туалет и подпалить этот чёртов ресторан со всеми присутствующими. Но такой роскоши мне не позволено. В свите среди охраны мудака есть настоящий цербер — Юлия — которая везде сопровождает меня. А как же — ценный приз. Выигрыш.
Урода останавливает сам Соболев и я, улыбаясь во все тридцать два, извиняюсь, что устала и прошу разрешения присесть на диванчик. Ближайший — в нескольких метрах от мужчин, скрыт высокими растениями в кадках. В другой раз обязательно бы рассмотрела, но не сейчас. Юлия бдительно останавливается у выхода, с другой стороны довольный козёл. Лестница на второй этаж — там открытая терраса, если я правильно понимаю — контролируется охраной заведения. Просто так не попасть.
Буквально падаю на диван и раскачиваюсь, стараясь унять головную боль. Пульсировать виски начало с момента, когда гад начал вычитывать мне про одежду. Сюда меня доставил дядя собственноручно и передал из рук в руки.
Мигрень накатывает волнами, сжимая голову стальным обручем. И вот я уже утыкаюсь в собственные колени и хнычу, стараясь хоть как-то облегчить невыносимое состояние. Знаю, что скоро начнется тошнота, головокружение и в этом состоянии я могу зависнуть на несколько дней.
Слышу тяжелые шаги рядом, но не поднимаю лицо. Если это Тигран, то пусть шагает дальше в саму Преисподнюю — ему там самое место. И дядю прихватит.
Но обоняние улавливает приятные ноты парфюма. Слишком знакомые мне. Слишком… интимные. Такие же мои, как имя Ева. Убираю ладони от лица, чтобы подтвердить собственную догадку. Поднимаю глаза и упираюсь взглядом в знакомую усмешку.
13.
Лина.
Умей держать всю боль внутри.
Людям плевать на твои чувства. (Олег Рой)
***
Самая настоящая боль — в слезах, которые никто не видит…
Но еще больнее тогда, когда плакать уже не можешь.
Потому что слезы поселяются глубоко в сердце.
И там их уже невозможно утереть. (Эльчин Сафарли)
— Маленькая Евочка решила, что может сбежать?
— Я же просила, — шиплю, отодвигаясь всё дальше и дальше к ручке дивана.
Тигран пьян. Я вижу это по его глазам, по резким жестам. Один раз я наблюдала урода в подобном состоянии. Он разбил тогда лицо водителю только за то, что тот не открыл дверь с до́лжным почтениям. Надеюсь, сейчас у него хватит выдержки, чтобы не сорваться… или… или пусть срывается… Здесь так много людей — пусть все видят, что за мудак ходит среди них.
Страшно только подумать, что и другие ему под стать…
Если бы я хоть кого-то здесь хорошо знала.
— Боишься… хорошо, что боишься. — Он скалится и двигается, видя, как я сжимаюсь, стараясь слиться со спинкой мебели. — Будешь хорошей девочкой, да, Евочка?
Молчу, понимая, что хожу по лезвию бритвы: или он сейчас рванет меня, или мне повезет. И не знаю, что выбрать.
— Какие-то проблемы?
С лестницы на веранду раздается знакомый голос. Сердце начинает биться быстрее. Господи, только бы он молчал. Если он скажет, что мы знакомы ипри какихобстоятельствах… Но не должен же сказать?! Он и не помнил, наверное. Надеюсь.
Подминаю глаза и встречаюсь сегоневероятными. Они цвета нежного рассвета. Ясные, яркие…
— Всё нормально, парень. Девушка моя не в себе немного. Перебрала.
— По-моему, ты перебрал. Приятель, — последнее слово Артур выплевыает со злостью, а я напрягаюсь ещё больше.
Молю его, чтобы уходил. Он же не знает, с какой тварью сейчас связывается. Мало того, что Хаузов сволочь, он ещё и мстительная сволочь.
— Не нарывайся, парень. — Тигран светит улыбкой на двести двадцать, засовывая руки в карманы брюк. — Не дорос ещё рот открывать.
— Уверен?
Поднимаюсь из своего укрытия и подхожу к вынужденному спутнику. Всё, что я думала раньше, улетучилось. Сейчас я боюсь, что злой тиран причинит кому-то вред и боль.
— Тигран, — зову его, вставая к нему лицом, — не надо. Пожалуйста. Мне страшно.
Я знаю, что эти слова на него не подействуют. Вернее, подействуют, но не так, как надо. Он не остановится, но хотя бы переключится на меня.
Я смотрю на него со всей мольбой, на которую только способна. Молюсь про себя, чтобы отступил. И он… он смеется, но хватает меня за запястье и тянет за собой, грубо выговаривая, чтобы больше я никогда не влезала.
Про себя выдыхаю. Пусть ругается и кричит. Всегда можно прикрыть глаза и представить кирпич, которым я с удовольствием и от души бью его по морде.
Знал бы он о моих мыслях — сравнял бы с землей уже сейчас. А не ждал бы два месяца. Только сейчас соображаю, что я знаю причину отсрочки, дядя знает, а Тигран-то
