А после они... (СИ) - Юлия Резник
Не без труда соскребаю себя с кровати. Переступаю через сбившиеся в канат простыни и вот тут вспоминаю, да… Что же мы вытворяли.
— Боже мой, боже мой, боже мой… — повторяю, кутаясь в шелковое кимоно. Первая мысль, что это явился папа. Но я сразу же ее отметаю, потому что один из голосов явно принадлежал женщине.
Шлепая босыми пятками, вылетаю в коридор. По-хорошему надо было почистить зубы и хотя бы умыться, но какое там…
— Ты не выгонишь меня, пока я не взгляну в глаза этой твари!
Я вздрагиваю, наконец, узнав голос Милены.
— Слушай, Мил, ну на хера ты унижаешься, а? Было и было. Мне предъявляй, если тебе это так нужно.
— Тебя я вообще уничтожу! Ты у меня сгниешь под мостом! — беснуется Милена. — Это мне за все хорошее, да? За то, что я тебя, козла, приютила?! А ведь меня предупреждали девочки о таких, как ты.
— Что ж ты их не послушалась?
— Я тебе поверила, понял?!
— Так я вроде ничего не обещал. Потрахались, и ладно.
— Ах ты ж… Свинья! — снова что-то бьется. — Козел!
Из опасения, что в ход пошли драгоценные статуэтки восемнадцатого столетия, выхожу из своего укрытия и рявкаю:
— Немедленно поставь вазу на место!
— О, а вот и наша недотрога! Только посмотрите на нее! Шлюха, а корчила из себя… Тюфу! — Милена начинает плакать. — Я же у тебя по-человечески спрашивала — он с тобой? Ты что мне ответила?! Зачем врала? Слу-у-у-ушай, а может, вы вообще мошенники какие? Квартира, что я купила, существует, или ты реально продаешь воздух?
— Господи, конечно же, существует! При чем здесь одно к другому?!
— При чем? — истерично хохочет Милена. — А вот при том! Я отказываюсь от сделки, ясно?! Более того, я вашу контору на весь мир прославлю! Пусть все-е-е-е знают, чем рискуют, обратившись к таким «профессионалкам».
— Я отказываюсь это слушать. Покинь, пожалуйста, мою квартиру.
— Всем расскажу, как ты под моего мужика легла!
— Да кончай ты! — рявкает Фома.
— А ты вообще молчи. Ты ж не мужик даже — так, жиголо.
— Ну, все, считай, ты договорилась, — выплевывает Фома и срывается с места.
Глава 7
Пару часов спустя, сидя в загаженном полицейском участке и по пятому кругу отвечая на одни и те же его вопросы, я задаюсь главным — как это вообще могло со мною случиться.
— Послушайте, я ведь уже объяснила вам ситуацию. Девушка ворвалась в мою квартиру, устроила скандал. В чем моя вина?
Следователь, или кто он там, блеет что-то о нормах общественного порядка, которые мы нарушили, и, по сто восемьдесят четвертому разу пролистывая мой паспорт, в открытую угрожает мне депортацией. С каждым его словом становится все очевиднее, что никто не собирается разбираться в ситуации по существу, как я по наивности своей надеялась. Будь так — вряд ли бы вообще я тут оказалась, ничто не мешало разобраться в случившемся на месте. Это не ошибка, вызванная недопониманием и языковым барьером, как я поначалу решила. Меня вполне сознательно загребли. И теперь, похоже, пытаются развести на бабки.
Делать нечего. Видит бог, я пыталась по-хорошему.
— Можно позвонить?
Мне милостиво разрешают. Что ж… Пришло время подключать тяжелую артиллерию.
— Женька, ты вообще видела, который час?! — рявкает отец в трубку.
— Пап, меня загребли менты и…
— Диктуй адрес!
Вот за что я его люблю, так это за то, что папуля, как никто другой, умеет расставить приоритеты. Сначала он меня вытащит, а разбор полета устроит потом. Что, как не это, демонстрирует его безграничную любовь ко мне и доверие? У отца ведь и мысли нет, что его принцесса может быть в чем-то виновата. Готова поклясться, что через пару минут начнется грандиозный шухер. Папочка мой про полумеры не слышал, поэтому на ноги будут подняты все — начиная от юристов компании, заканчивая консулом и парочкой профильных министров.
Ни за что бы я не стала поднимать такой кипиш по доброй воле. Если бы мне не было так херово, я бы попыталась сделать все, чтобы выпутаться из этой ситуации самостоятельно. Но меня мутит от выпитого, и раскалывается голова… И если этот козел еще хоть что-то у меня спросит, я просто не сдержусь и заряжу ему в морду. А это уже нападение на полицейского — последнее дело.
Опускаю гудящую голову на скрещенные на столе руки. Когда это все закончится, я выкупаюсь в санитайзере, но сейчас мне так плохо, что чувство брезгливости отходит на второй план. Чуть приободряюсь, когда моего мучителя куда-то вызывают. Хотя почему куда-то? Ясно же, что на ковер. Сейчас он получит знатных люлей от начальства, и меня, наконец, выпустят. «Так ему и надо!» — мелькает злорадная мысль. И тут же вдогонку к ней прилетает еще одна. А кто вытащит Фому? Я, конечно, ужасно на него зла, но не настолько, чтобы бросить Феоктистова гнить в тюрьме. И хоть я никогда его этим не попрекну, но… Вот честно, какого отношения он к себе ждал, прибиваясь к богатой бабе? Ну, уж точно не уважительного. А взбеленился так, будто и впрямь был задет в лучших чувствах.
Прерывая мои мысли, дверь в кабинет открывается, и мне указывают на выход.
Аллилуйя!
Кутаясь в кимоно, господи, я до сих пор в нем, едва не бегу к свободе.
Папа ходит туда-сюда по тесному коридору. Но завидев меня, резко останавливается. С разбега падаю в его сильные руки.
— Спасибо. Они тут совсем охренели, пап.
— Сейчас рот прополощу!
— Ну, так ведь правда, — шмыгаю носом — раз уж включила обиженку, надо отыгрывать эту роль до конца. Глядишь, получив люлей, эти уроды сто раз подумают, прежде чем в следующий раз загрести кого-нибудь по беспределу.
— Ты чего это, Евгения, собралась сопли на кулак наматывать?
Папа — такой папа!
— Нет.
— Вот и славно. Пойдем уже отсюда.
— Погоди. Я… Короче, надо еще кое-кому помочь. Понимаешь, я была не одна и…
— А с кем?
— С другом.
Папа резко останавливается. Вонзается в меня пристальным взглядом.
— С другом… — сощуривается. — Типа с другом-другом? Или…
— Ну, какая разница?! Ты его знаешь. Это Фома. Феоктистов, помнишь?
— Аленкин парень, что ли?
Блин. Почему-то это реально больно. Аленки давно нет, а в глазах наших близких Фома все равно ее? Мне
