Мой профессор (ЛП) - Грей Р. С.
Кто-то говорит прямо по ту сторону двери, и Эмелия дергается. Я сдерживаю улыбку.
Она мне нравится такой — на взводе, дрожащая, нервная.
У нас не так много времени. В конце концов, руководство разозлится из-за того, что мы отсиживаемся в одном из туалетов. Или, что еще хуже, здравый смысл победит.
Я вижу, как вздрагивает ее живот, когда засовываю руку под юбку, приподнимая ткань, чтобы открыть лавандовое шелковое белье. Эти трусики — последнее, что скрывает ее от моего взгляда, и они слегка сдвинуты, так и просятся, чтобы их полностью убрали. Вместо этого я поднимаю наши руки и кладу их под верх ее нижнего белья, чуть ниже пупка. Тонкий материал дразнит костяшки пальцев, я направляю ее руку ниже, и Эмелия хнычет. Влажное горячее тепло окружает нас.
— Твоя кожа так легко краснеет. Это такой хороший способ увидеть, как я влияю на тебя.
И это правда. Она выглядит такой хрупкой и беззащитной, синева ее вен скрывается прямо под поверхностью бледной кожи.
— Профессор Барклай, — выдыхает она, когда наши руки скользят еще ниже.
Я мог бы сказать ей, чтобы она называла меня Джонатаном, но знаю, что никто из нас этого не хочет. Тот факт, что я ее профессор, является одной из причин, по которой мы здесь в первую очередь.
Я провожу ее средним пальцем вверх и вниз по ее центру, затем наблюдаю, как она поднимает взгляд и видит нас в зеркале. Ее глаза расширяются, но она не отводит взгляд. А с восторженным вниманием наблюдает, как я обхватываю ее средний палец своим и ввожу их в нее. Она приподнимается на цыпочки, несомненно, ошеломленная. Низкий стон вырывается из меня, но я остаюсь там, погруженный в ее жар, на мучительную секунду, прежде чем убираю свой палец и оставлю там ее.
— Хватит, — укоряю я себя, она должна сделать это сама. — Потрогай себя, Эмелия.
Она делает то, о чем я прошу, медленно наращивая свое желание.
— Еще, — настаиваю я, зная, что рано или поздно раздастся стук, и это может закончиться в любой момент.
Говорю ей, что делать, как сильно давить, как глубоко вводить палец в себя. Она слушает каждое слово, послушная, как я и предполагаю.
Я смотрю вниз, на ее руку, двигающуюся в нижнем белье, и это такое жалкое зрелище — она все еще полностью скрыта, но этого достаточно, чтобы я отчаянно захотел ее.
— Эмелия! — Кто-то начинает колотить в дверь, и я быстро зажимаю ей рот рукой, прежде чем она успевает вскрикнуть от шока. — Ты что, упала в унитаз или что?! — спрашивают они.
Эмелия пытается выдернуть руку из трусиков, но я кладу другую руку ей на запястье, удерживая ее в центре игры, в которую мы играем. Мы не остановимся. Ее друзья могут послушать, если до этого дойдет.
Я осторожно убираю руку с ее рта.
— Скажи им, что выйдешь через секунду, — требую я.
— Я… я сейчас выйду! — кричит она через дверь.
— Ты там уже целую вечность сидишь! — кричит ее подруга в ответ, а затем вмешивается другая.
— Только не говори мне, что заболела в свой день рождения! Тебе нужно оторваться. Какой-то чувак в баре только что угостил нас всех выпивкой, когда мы сказали ему, что сегодня 21-й день рождения у нашего друга!
Эмелия смотрит на меня, ожидая указаний.
— Скажи им, что с тобой все в порядке.
— Я в порядке! — настаивает она. — Просто… Встретимся в баре!
Меня начинает раздражать тот факт, что она перестает трогать себя, поэтому я снова засовываю руку ей в нижнее белье, и мой средний палец накрывает ее, заставляя тереться так, как я хочу. Протягиваю руку и обхватываю ее за шею, слегка надавливая чуть ниже подбородка, чтобы почувствовать пульс.
Затем я наклоняюсь так, чтобы мой рот оказался ближе к ее уху.
— Будь хорошей девочкой, Эмелия. Позволь мне посмотреть, как ты кончаешь. Покажи мне.
Это тот катализатор, который ей нужен.
Она кончает передо мной, и я не осознаю, что задерживаю дыхание, пока у меня не начинает болеть грудь. Я не моргаю. А запоминаю каждую секунду, как дрожит и трепещет ее тело. Я неумолим и заставляю ее продолжать вращать пальцем, растягивая удовольствие, пока ее тело двигается навстречу руке.
Сладчайший стон срывается с ее губ, и я фантазирую о том, как целую ее. Если бы только я мог…
— Эмелия! — кричит какая-то девушка. — Мы тебя не бросим! Ты плачешь? Потому что, клянусь, если ты снова будешь грустить в свой день рождения, я надеру тебе задницу. Никакой грусти в этот день! Мы уже говорили об этом.
Тело Эмелии напрягается, и она начинает ускользать от меня.
Слова ее подруги уничтожают те крупицы волшебства, которые еще остаются. Теперь Эмелия не смотрит на меня. Смущена ли она тем, что я только что услышал, или тем, что мы только что сделали, я не могу сказать.
Понимая, что ей это необходимо, я отхожу первым, давая ей пространство.
Она пользуется им, торопливо поправляя одежду, прежде чем вернуться к раковине, чтобы вымыть руки и стереть с них последние несколько минут. Наклоняюсь и поднимаю ее сумочку, чувствуя головокружение от алкоголя, когда выпрямляюсь. Я пьян больше, чем предполагал, и Эмелия тоже. Черт. То чувство вины, от которого я могу отмахнуться сгоряча, теперь сложно игнорировать. Адреналин сжигает мой кайф. Мне не следует заходить так далеко. Я не должен был оставаться наедине в туалете с одной из моих студенток.
Моя студентка.
Иисус Христос.
Ясность — это острый нож.
Она опускает голову и подходит, чтобы забрать свою сумочку, стараясь не прикасаться ко мне. Ее рука дрожит.
— Сегодня твой день рождения.
Ее взгляд устремлен в пол.
— А это имеет значение?
Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь еще, она выскальзывает за дверь и присоединяется к своим друзьям.
— Боже, извините, ребята. Там была самая длинная очередь, а потом я на секунду подумала, что меня сейчас стошнит, — лжет она.
— Теперь с тобой все в порядке? — спрашивает парень. — Мы можем отказаться от выпивки и отправиться домой.
— Нет, я в порядке. Клянусь.
Кто-то вскрикивает.
— Тогда давайте продолжим!
Позже вечером, вернувшись домой в Бостон, я проверяю список своих студентов.
Неправильно злоупотреблять своей властью таким образом, но я хочу получить доступ к Эмелии. Хочу знать о ней как можно больше. К сожалению, университет предоставляет не так уж много: ее имя, университетский идентификатор, адрес электронной почты и расписание на семестр.
Она все еще числится в моем классе, и, хотя этого не должно быть, я испытываю облегчение, когда вижу ее имя в списке студентов.
Эмелия Мерсье.
Мерсье.
Я хмурюсь.
Мерсье — не самая распространенная фамилия.
До сих пор я не мог сложить два и два, что кажется глупым, но теперь получилось, увидев ее имя напечатанным и учитывая, что Эмелия выглядит как француженка.
Когда я был моложе, то учился в школе-интернате с двумя мальчиками, у которых была такая же фамилия, Эммет и Александр Мерсье. Они были на несколько лет младше меня, и я был гораздо ближе к Эммету, чем к Александру. Тем не менее не могу вспомнить, говорили ли они когда-нибудь о сестре. Мы с Эмметом все еще поддерживаем связь и встречаемся, когда позволяет наш график. Дела компании удерживают его преимущественно в Париже, но, конечно, если бы у него была сестра, я бы услышал о ней.
Открываю Google и ввожу ее имя, и, как и ожидалось, большинство результатов связано с семьей Мерсье и их компанией GHV. На первой странице преобладают новости о ценах на акции и аргументы за и против повышения французского корпоративного подоходного налога для крупных конгломератов, таких как GHV. Первая ссылка, которая меня интригует, находится на второй странице: это страница Википедии, посвященная Фредерику Мерсье, основателю и генеральному директору GHV. Там, справа, перечислены его дети в порядке убывания возраста: Эммет Мерсье, Александр Мерсье и Эмелия Мерсье.
Я откидываюсь в кресле, ошеломленный.
Это должна быть она.
Имена Эммета и Александра являются гиперссылками на их страницы в Википедии, а имя Эмелии — нет. Беглый просмотр страницы Фредерика не дает никакой информации о его дочери, кроме дня ее рождения, который, на самом деле, был вчера. Раздраженный, я возвращаюсь в Google и пробую несколько разных вариантов: «Эмелия Мерсье Дартмут», «Дочь Фредерика Мерсье», «Эмелия Мерсье GHV». Даже странно, как мало информации о ней. Если Эмелия — дочь Фредерика Мерсье, то она обязательно должна быть как-то представлена в СМИ. Я понимаю, что она, возможно, не из тех, о ком пишут в таблоидах и украшают страницы светской хроники, но, по крайней мере, в какой-то момент ее жизни о ней написали бы такие издания, как Forbes и Money, не так ли? Я не могу найти ни одной цитаты Фредерика о ней, но, когда речь заходит об Эммете и Александре можно найти множество.
