Нас больше нет (СИ) - Вильде Арина
Я открываю рот, чтобы сказать в ответ что-то колкое, но хлопает входная дверь, оповещая, что пришел тот самый глава службы безопасности отца. Ладно, послушаю лекцию, как себя вести, и сбегу отсюда.
— Здравствуй, ты что-то долго, — обращается к мужчине отец.
Настя поворачивает вправо голову, смущается и начинает глупо улыбаться, кокетливо накручивая на палец локон волос.
— Простите, задержался. Пришлось улаживать несколько срочных дел.
Я вздрагиваю, так как определенно точно в доме отца не могу слышать этот голос, который, подобно раскату грома средь ясного неба, врывается в мое сознание.
Тяжелые шаги приближаются, я же не способна даже пошевелиться. Смотрю в одну точку, не понимая, какого черта здесь происходит.
Мне показалось. Мне просто показалось.
Но вот Давид останавливается посреди гостиной, останавливая свой взгляд на мне.
Это похоже на удар под дых. Так неправильно видеть его здесь. Мысли все еще ускользают от меня, не давая сформулировать полную картину происходящего.
На мгновенье в глазах бывшего мужа проскальзывают вина и сожаление. Но он быстро прячет их под маской невозмутимости, превращаясь в невозмутимого, бесчувственного робота, каким был большую часть нашей с ним совместной жизни.
Глава 9. Лера
Пока я пытаюсь понять, что происходит, Давид о чем-то переговаривается с отцом. Мое сердце так стучит, что этот звук перебивает все остальные: и лай собак за окном, и телевизор, что работает в кухне, и голоса вокруг.
Меня начинает мутить, потому что пазл медленно начинает складываться.
Давид так спокойно смотрел мне в глаза всего несколько дней назад и, как всегда, врал. Не стройку проверять он приехал, а меня. По поручению отца.
Мне становится нечем дышать в этом доме. Я резко поднимаюсь и, не произнеся ни слова, уверенными шагами мчу к выходу. Кажется, кто-то меня окликает. Но я даже не оборачиваюсь. Я словно в вакууме нахожусь.
Глаза застилает пелена. Все расплывается. С силой сжимаю кулаки, заставляя себя оставаться в реальности. Я так зла. Невероятно. А еще поражена новостью о том, что Давид работает на папу. Я так много раз задавалась вопросом, как там Леонов, чем занимается, не женился ли снова, не отправили ли его в горячую точку, а он, оказывается, все это время продолжал жить как ни в чем не бывало рядом моей семьей.
Тянусь к двери, но чья-то сильная рука перехватывает меня за талию, прижимая спиной к стальной груди. Ноздри щекочет аромат мужского тела, и откликается каждая моя клеточка.
И это бесит.
— Отпусти, отпусти меня! — Пытаюсь извернуться и вырваться из его захвата. Кожу жжет от его прикосновений.
В данную минуту я не способна трезво мыслить, веду себя словно истеричка, но мне нужно на воздух. Срочно. Прямо сейчас.
— Лера, прошу, успокойся. Давай поговорим, — его голос звучит негромко, виновато, хрипло.
Я резко замираю после его слов. Напрягаюсь.
— Поговорим? — шиплю я. — Поговорим? — мой голос срывается на высоких нотах. Я ничуть не забочусь, что нас может кто-то услышать. — О чем, Леонов? О том, как три года назад ты выкрикивал мне в лицо обвинения, что мой отец заставил бедного мальчика делать все не по своей воле? Поговорим о том, как ты меня ненавидел и всю мою семью? Хотел поскорее от нас всех избавиться? Да так сильно, что теперь расхаживаешь здесь, занимая должность главы безопасности? Об этом ты хочешь поговорить?
Я тяжело и часто дышу. Вспышка гнева уходит так же внезапно, как и появляется. На ее место приходят опустошение, разочарование и усталость.
— Отпусти меня, — говорю уже спокойно и дергаюсь.
Но Леонов меня будто не слышит.
— Я не ненавидел тебя, Лер, — выдыхает мне в макушку, прижимая к себе еще ближе. — Просто вспылил и вывалил на тебя кучу дерьма. А исправлять было поздно.
— Исправлять было нечего, — невесело смеюсь я, замерев.
Я чувствую, как и его грудь вздымается так же часто, как и моя. Какое-то время мы так и стоим. Если посмотреть на нас со стороны, можно подумать, что мы влюбленные, которые наслаждаются близостью друг друга. Но это не так.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Ты же не просто так оказался рядом с домом, где проходила вечеринка? — спрашиваю я, вспоминая, как несколько ночей назад я чуть не попала под колеса машины Давида. — Ты знал, что я там, да? Следил за мной? Выполнял поручение отца?
Давид не отвечает.
— Ну конечно, выполнял, — качаю я головой.
Привкус горечи во рту возвращает меня в реальность.
— Я ухожу. Улечу послезавтра обратно. Так что ваши семейные посиделки никак ко мне не относятся.
Предпринимаю еще одну жалкую попытку освободиться. И в этот раз мне удается. Но я отчего-то не спешу бежать.
— Лера, — растягивая мое имя, устало обращается ко мне, — все предельно серьезно. Вернись, пожалуйста, обратно. Это касается и твоей безопасности, — строго, словно родитель, говорит он.
— Верни мне Илью, и я улечу. У меня нет желания оставаться ни в этом доме, ни в городе, ни в стране. Особенно если придется лицезреть на каждом шагу твое лицо.
Я наконец-то нахожу в себе смелость развернуться к нему и прямо встретить его взгляд.
Меня захватывает в водоворот его черных зрачков, которые сейчас заполоняют почти всю радужку. Он напряженно всматривается в мои глаза, челюсти плотно сжаты, на висках пульсирует венка.
— Вернись ко всем, — он говорит негромко, скорее всего, чтобы мои родные не услышали наш разговор, но при этом таким тоном, что ослушаться почти невозможно.
— Знаешь, если ты теперь работаешь на отца, значит, ты что-то вроде обслуживающего персонала и я могу тебе приказывать? Так что вот что: иди на хер, Леонов, я твои приказы выполнять не буду. Так яснее? — выплевываю ему в лицо и замечаю, как в его глазах проносится целый водоворот эмоций, а мышцы на руках напрягаются.
Ноздри Давида трепещут, мои слова ему не по вкусу. Я с каким-то удовлетворением наблюдаю за его реакцией. Хочется добавить еще чего-нибудь, задеть его, унизить, но я так давно не упражнялась в колкости, что в голову так сразу ничего и не приходит.
И вот в какой-то момент что-то щелкает между нами, взгляд Давида становится еще темнее, не сулит мне ничего хорошего.
Он наступает.
Я делаю шаг назад, собираясь сбежать.
Из гостиной слышится голос отца. Он зовет нас. Но ему никто не спешит отвечать. Мы полностью поглощены этой игрой.
Я хватаюсь пальцами за ручку двери. Мои намерения яснее ясного.
Это становится отправной точкой.
— Делать, как я говорю, не собираешься, да? — с какой-то желчью и рокочущими нотками спрашивает он.
Давид делает резкий выпад, и я совсем не ожидаю, что окажусь поднятой в воздух. Вскрикиваю, но бесполезно. Меня, словно мешок с картошкой, закидывают на плечо и несут куда-то.
— Ты никуда не уйдешь, пока не выслушаешь инструкции. Но сначала нам придется поговорить с тобой наедине, — сухо и с расстановкой говорит Леонов, поднимаясь со мной по ступенькам на второй этаж.
Свидетелями этого всего становятся двое из охраны отца. Непосредственные подчиненные Давида. Он, скорее всего, решает, что наш разговор подорвет его авторитет в их глазах. Поэтому спешит уединиться, что в мои планы совсем не входило.
Я шиплю, царапаюсь, словно кошка, извиваюсь и несколько раз нагло ударяю его по ягодицам. Кровь прилила к голове, в ушах звон.
— Отпусти меня сейчас же!
Давид лишь хмыкает в ответ. Ему это, кажется, нравится.
Он открывает одну из дверей на втором этаже и резко ставит меня на ноги, отчего у меня начинается головокружение и красные точки перед глазами мельтешат.
Щелкает выключатель, яркий свет ослепляет. Я медлю всего секунду, а потом размахиваюсь и отвешиваю Давиду звонкую пощечину. Со всей силы.
Его голова дергается в сторону.
Он этого от меня совершенно не ожидал. Я от себя, кстати, тоже.
В его глазах недоверие и удивление.
Я не теряюсь. Отвешиваю еще одного леща. А когда моя рука в третий раз поднимается, Давид уже собран и перехватывает ее за кисть.