Игры сердца (ЛП) - Кристен Эшли

— Дасти, такое время, как у тебя сейчас, тяжелое, — напомнил он мне.

— Э-э, да, Бью. Я-то это знаю.

— И тебе нужна поддержка, люди, которые смогут позаботиться о тебе.

— Нет, мне не нужна твоя поддержка, я не хочу быть рядом с тобой. Опять же, не хочу показаться сукой или чем-то в этом роде, — добавила я, ну, я не была сукой или чем-то в этом роде, даже если бы была настоящей сукой.

— Детка, я пытаюсь присматривать за тобой, — ласково прошептал он, и я возненавидела его и его слова, потому что его слова напомнили мне, что раньше я бы однозначно купилась на эти его слова.

Сейчас они были для меня пустым звуком.

Я не стала напоминать ему, как делала это уже много раз, потеряла даже счет сколько, что раньше у него особого энтузиазма присматривать за мной не было, особенно до того, как я бросила его задницу. Я не стала ему напоминать, что он во многих отношениях забывал вообще проявлять ко мне внимание, не говорю об энтузиазме. И не стала ему напоминать, что на самом деле мне теперь не нужно, чтобы он горел энтузиазмом и прикладывал какие-то усилия в отношении меня. И я не стала напоминать, что это я горела энтузиазмом, пытаясь заставить наши отношения работать, а он не прилагал никаких усилий, пока я не бросила его. Затем, когда я его бросила, он изобразил удивление, будто последние четырнадцать месяцев наших отношений, которые не падали и не горели адским пламенем, а умерли медленной, мучительной смертью, не было, и у нас все было зашибись. Поэтому я не стала напоминать, как сильно меня злил его полный пофигизм.

Вместо этого я напомнила ему кое-что другое, потому что теперь он хотел, чтобы я вернулась, а он забывал мои слова через полсекунды, не принимая как должное за те два с половиной года, что мы были вместе.

— Я сама могу о себе позаботиться.

Он молчал.

Мне было интересно, сколько минут прошло, как Майк ушел, я подумала, что мне нужно разобраться. Я не хотела все испортить, хотя бы Майк не пустился в пятнадцатиминутный монолог о том дерьме, которое произошло в его жизни, но то, что он сказал, звучало не очень хорошо. Я не хотела с ним играть и его дурачить. Мне нужно было разобраться в своих чувствах, а я не могла этого сделать, пока злилась на своего бывшего, который не только не улавливал мои намеки, но и обладал очень избирательным слухом на все мои намеки в течение всего времени, пока мы были вместе.

— Бью, мне пора, — сказала я ему.

Он снова молчал мгновение, затем мягким голосом, в котором слышалось слишком много сладости, ответил:

— Хорошо, детка, буду тебе нужен, ты знаешь, где меня найти.

«Не задерживай дыхание, идиот», — подумала я, но, чтобы не быть сукой, этого не сказала.

— До свидания, Красавчик, — твердо ответила я. (Beau — Бью, Красавчик. — прим. Пер.)

— Увидимся, Дасти, — ответил он, и я закатила глаза.

Совершенно не слышит ни малейшего намека, но я сдаваться не собираюсь и свое решение не поменяю. Я излагала его открыто и прямолинейно в течение четырех месяцев.

Я отключила телефон, бросила его на тумбочку, легла на смятую кровать, уставилась в потолок и попыталась разобраться в своих чувствах.

Это было трудно, так как я никогда этого не делала. Никогда. Я чувствовала, и шла туда, куда вели меня чувства.

Например, взбеситься, страдать от боли и находиться в комнате с Майком Хейнсом, моим увлечением подросткового возраста, мужчиной, который в сорок три года стал намного красивее, чем в семнадцать и восемнадцать, когда я вела себя с ним при разговоре как последняя стерва, ему было тогда двадцать один. Очутившись в его объятиях, я захотела его поцеловать. Я ужасно этого хотела. Поэтому поцеловала.

Я почувствовала что-то и пошла на поводу своих чувств.

Это не всегда было хорошо. Я не подсчитывала, но прикинула, что примерно получалось пятьдесят на пятьдесят. Иногда все шло наперекосяк. Иногда выбивала хоум-ран. Несмотря на те пятьдесят, которые шли наперекосяк, я продолжала следовать своим чувствам, потому что это была я. Я также продолжала поддаваться своим чувствам, потому что, добившись хоум-ран, стоило пережить те времена, когда все шло наперекосяк. (Хоум-ран — разновидность игровой ситуации в бейсболе, представляющая собой хит, во время которого отбивающий и бегущие, находящиеся на базах, успевают совершить полный круг по базам и попасть в дом, при этом не имеется ошибок со стороны защищающейся команды. — прим. Пер.)

И поняла я одно, глядя в потолок, что Майк был хоум-ран.

Я хотела этого, не потому что он был моим подростковым увлечением. Я хотела этого, не потому что на протяжении многих лет я часто вспоминала о нем, причем вспоминала с любовью. Я хотела этого, не потому что Майк был феноменальным любовником. Хотела, не потому что это было ужасно, мой брат, который был моим лучшим другом, внезапно умер в возрасте сорока четырех лет, и я понятия не имела, как прожить свою жизнь без него. Хотела, не потому что мой брат, который был моим лучшим другом, хотел этого же для меня.

Я просто хотела, чтобы Майк был хоум-ран.

Я услышала, как щелкнул замок в двери, голова повернулась на подушке, увидела, как вошел Майк.

Нет, неправильно.

Я мельком увидела Майка, держащего в одной руке коробку с пиццей, в другой он сжимал за ручку упаковку пива из шести бутылок. На нем были джинсы, которые смотрелись чертовски здорово. Он также был одет в коричневую трикотажное поло с кремовыми и серыми пятнами, с высоким воротником, поднимавшийся вокруг его мускулистой шеи, расстегнутыми пуговицами у горла, которое выглядело на нем чертовски здорово. Кроме того, на нем была коричневая кожаная куртка, которая выглядела тоже чертовски здорово. И последнее, волосы были растрепаны, от того, что он переодевался, но не привел их в порядок, выглядел невероятно чертовски здорово. Поэтому я села в постели и повернулась в его сторону, чтобы убедиться, что ничего не пропустила.

Он подошел к кровати, не сводя с меня глаз, не сказав ни слова, бросил на кровать коробку с