Наколдую любовь... (СИ) - Константа Яна

- А если залезть на стог, то они будут еще красивее, - подобно змею-искусителю прошептал Федька, щекоча дыханием доверчивое ушко девушки.

Агнешка огляделась по сторонам: метрах в ста от них угрюмыми великанами возвышались стога сена. Всю жизнь прожила она в деревне, но, к стыду своему, ни разу к ним не подходила. Идея залезть на них, побыть немного баловницей и хоть немного, но оказаться ближе к волшебным звездам, показалась ей заманчивой, и она, улыбнувшись, сама предложила:

- Тогда идем?

Выскользнув из объятий парня, она первой побежала – лишь игриво улыбнулась Федьке: догоняй! И он, рассмеявшись, догнал. Перехватил, загреб лапищами и потащил к одному из стогов. С ловкостью дикой кошки в одну секунду вскарабкался наверх и, заметив замешательство неопытной в таких делах девушки, протянул руку, смеясь:

- Давай, не бойся.

И с горем пополам затащил Агнешку наверх, посмеиваясь над ее неумелостью.

А ведь он не обманул – звезды здесь действительно казались еще ближе, еще волшебней… И еще волшебней казалась эта ночь, окутанная пьянящим ароматом свежескошенной травы. Пока Агнешка любовалась ночными видами, Федька стал сосредоточенно разгребать сено.

- Что ты ищешь?!

- Щас! Погоди-ка!

И к удивлению девушки выудил три больших красных яблока и пузатую бутылку.

- Это что? – изумилась Агнешка.

- Ну как что? У нас же с тобой, типа, свидание…

- Ты знал, что мы сюда придем?

- Конечно, знал! И подготовился, – рассмеялся парень, протягивая бутыль. – Смотри, абрикосовая наливка! Сам делал!

Неожиданно, конечно, и что делать – непонятно. Агнешка смутилась сперва: она и отцовское-то вино редко пила, а тут…

- Да не бойся ты, попробуй! Очень вкусная! – подбадривал Федька.

А ей очень не хотелось, чтоб он думал, что она совсем уж дикая, – тем более, сегодня, в такую волшебную ночь. Да и то, что угощение вкусное, она уже по запаху поняла. Федька подбадривал: смелей, смелей! Глаза его блестели, подобно звездам на небе, в предвкушении ее реакции, и девушка поддалась, прильнула к горлышку бутыли со сладким пьянящим зельем и почувствовала, как вместе с ним приходит к ней уверенность, желание любить весь мир и греться в лучах ответной любви.

И звезды так еще красивей стали! Отдав наливку парню, Агнешка откинулась на сухую траву, вдохнула поглубже густой ее аромат и вдруг рассмеялась: такой счастливой она еще ни разу себя не чувствовала! Улыбался и он, делая глоток ароматного напитка, смотрел на нее – и от взгляда этого откровенного бросало ее в жар.

Глоток – ей, глоток – ему. Так, за взаимными улыбками допили они наливку. Тело непривычно отяжелело, расслабилось; голова закружилась не то от внезапной радости, не то от выпитого алкоголя… Познавать неизведанный до сегодняшней ночи мир Агнешке понравилось, и потому, когда Федька вдруг склонился к ней, обдавая теплым ароматом абрикосов, она и не подумала отступать или сопротивляться – как будто только и ждала этого, девушка чуть привстала и сама потянулась к парню в непреодолимом желании изведать, такие же вкусные ли у него губы, как выпитая наливка.

Не было ни сил у нее, ни желания сопротивляться, когда он, чуть отстранившись, стянул с себя рубашку и прилег рядом, чуть нависая. Когда горячая ладонь прошлась по ее лицу, а взгляд скользнул ниже – к груди, волнительно вздымающейся под тонким платьем. Когда вдруг стремительно, не позволив Агнешке даже подумать, хочет она этого или нет, жадно сомкнулись его губы вокруг призывно выпирающего под тканью камешка-сосочка. Агнешка только дернулась от неожиданности и ахнула, невольно выгнувшись навстречу наглецу; вместо того, чтоб избавиться от слишком смелого, слишком наглого касания губ, коснулась жестких Федькиных волос и запустила в них пальчики, словно призывая не останавливаться.

Но он и не собирался останавливаться. Видя, что шалость его осталась безнаказанной и ему не сопротивляются, Федька с еще большим запалом продолжил начатое – не дожидаясь, пока девушка опомнится, приспустил тогда лямку, стянул пониже верхнюю часть платья, обнажив грудь, и жадно присосался к заветному соску.

Жарко стало. Мелкая дрожь пронеслась по телу, в горле пересохло; Агнешка хватала ртом воздух, словно пытаясь им напиться, а огонь внутри с каждым мгновением лишь сильнее разгорался – он стекал в низ живота и отдавался болезненным томлением; тело, вопреки разуму, еще что-то пытающемуся скулить о воспитании и приличии, о том, что не стоит отдаваться малознакомым мужчинам на первом же свидании, отзывчиво выгибалось навстречу умелым мужским рукам и тянулось к парню, позволяя ласкать себя, целовать и трогать, как только Федьке пожелается. Неправильно это. Но где взять силы сопротивляться этой сладкой пытке, если хочется лишь одного – чтоб он не останавливался? Пока Агнешка кусала губы, борясь с желанием застонать в голос, пока металась между нахлынувшими незнакомыми чувствами, порочной тягой и стыдом домашней девочки, которую учили вести себя куда приличней и сдержанней, он, негодник, не давая ей ни на секунду прийти в себя, задрал до пояса платье и прошелся по обнажившемуся бедру. Когда Федька, вконец обнаглев, протиснул ладонь ей между ножек и сквозь намокшие трусики начал ласкать разгоряченное лоно, Агнешка не только не сопротивлялась – она сама податливо раздвинула ноги, подставляясь бесстыжим ласкам, и до мурашек нравились ей эти прикосновения...

Он целовал – она позволяла. Он раздевал – она только блаженно улыбалась, купаясь в его взгляде. Уже через несколько минут, беззащитная, доверчивая и перевозбужденная, Агнешка лежала перед Федькой абсолютно нагая, на все готовая и ничего не соображающая. Одурманенная алкоголем и запахом сена, первой в ее жизни непреодолимой тягой к мужчине, ночным воздухом и эйфорией зарождающихся чувств, она только глупо улыбалась, глядя на звездное небо и расплывающийся перед глазами силуэт расстегивающего штаны парня.

***

Чуть поодаль, спрятавшись за таким же стогом сена, за парочкой с интересом наблюдали младшие Федькины братья и друг-сосед.

- Готовь свой мотик, сосед, - хихикнул один из братьев, глядя, как Федька, привстав над девчонкой, демонстративно расстегивает штаны. – Красавчик Федька!

- Но это нечестно! – шепотом возмутился проспоривший. – Он же опоил ее! Такого уговора у нас не было! Трахать пьяную девку большого ума не надо, а была б она трезвой – никогда б ему не дала…

Но в ответ ему только рассмеялись:

- А никакого уговора про условия вообще не было! Ты уверял, что Федька не присунет ей, а он, вон, смотри… Так что все честно!

Проспорил сосед, что уж тут говорить, и уже завтра отправится его новенький мотоцикл в распоряжение братьев на целую неделю. Предвкушая, как будет с ветерком гонять на нем и клеить девчонок, Федька победно вторгался в податливое тело лежащей под ним девушки, зная прекрасно, что за ним и этой блаженной дурочкой сейчас пристально наблюдают. Дуреха даже не пытается сопротивляться… Разомлела вся, кайфует как кошка, обнюхавшаяся валерьянки… Хоть пацанов сюда зови – не заметит их даже. Едва ли завтра вообще вспомнит, что произошло. А даже вспомнит – вряд ли кому расскажет. Впрочем, ему плевать. Закончив, он вытерся ее платьем и, уже не таясь, крикнул в сторону:

- Васька, гони мотик!

Глава 12

Это утро могло бы стать одним из самых приятных.

Агнешка проснулась от яркого палящего солнца и увидела над собой порхающую пеструю бабочку. Девушка улыбнулась беззаботному насекомому и сладко потянулась, вспоминая, как здесь оказалась.

Ночь была такой волшебной, что наутро ни капельки не было стыдно ни за свою искреннюю радость, ни за абсолютную наготу ноющего тела, – чувствуя щекотание сухой травы, ощущала себя Агнешка частью этого удивительного мира, пропахшего сеном и полевыми медоносами, Евой в райском саду. Жалела она лишь об одном: что не помнит, как закончилось свидание, как в объятиях своего Адама стала она женщиной. Досадно, конечно. Но ни о чем она не жалеет!