Три секунды до - Ксения Ладунка
– Лучше? – спрашивает Том.
– Да.
– Хорошо. Тогда уедем отсюда.
Я киваю. Что угодно, лишь бы выбраться из этого места и забыть все как страшный сон. Я оглядываюсь по сторонам, и до меня вдруг доходит.
– А Скифф? – спрашиваю я.
– Какой Скифф? – смотрит на меня Том.
– Со мной был парень…
– А, да… малышка, забудь о нем. Ему не помочь.
– Ясно, – спокойно говорю я, но внутри все пылает.
На выходе из отделения, прямо у дверей, нас ждет большой черный «Мерседес». Охранник открывает нам двери, сам садится на переднее сиденье. Машина трогается с места, мы все дальше и дальше отъезжаем от участка.
– Где папа? – вдруг спрашиваю.
Том вздыхает. Смотрит в окно. Я не могу терпеть его молчание.
– Ты ему не дозвонился?
– Он отключил телефон. Твоя мать сказала, что он не дома. Не было времени искать.
– Ясно…
Я опускаю взгляд.
– Эй, – зовет меня Том, – уверен, с ним все хорошо.
– Спасибо тебе, – говорю я, – и прости.
– Все нормально.
Мы замолкаем, но, кажется, Тому еще есть что сказать. Я смиренно жду, когда же он даст волю своему гневу и выскажет мне все.
Но вместо этого он наклоняется ко мне и доверительно произносит:
– Слушай, Белинда… будь осторожнее в следующий раз, ладно?
– Следующего раза не будет, клянусь…
– Я тебя ни в чем не обвиняю, не надо клясться. Просто… ты такая молодая и тебе ничего не страшно. Я это понимаю, но хочу сказать, не надо таскать по городу наркоту.
Я кусаю губы, смотрю в окно. Мне нечего ему ответить.
– И еще… если ты употребляешь наркотики… делай это как угодно, только не через шприцы. Никаких шприцов.
Мне вдруг становится невероятно стыдно, прямо до боли. Уши загораются, я спешу спрятать их под волосами. Чувство стыда такое всеобъемлющее и невозможное, что мне хочется спрятаться от Тома и никогда ему не показываться. Я киваю.
– Я больше не буду иметь с этим дел… правда… Прости, прошу…
– Всякое дерьмо случается, – обреченно говорит Том.
Я немного медлю, но потом все же спрашиваю:
– Ты рассказал маме?
– Конечно нет.
Я облегченно вздыхаю.
6
Те времена запомнились мне сплошным темным пятном, будто на улице всегда была ночь и я несколько лет не видела солнечного света.
Мне было девять, и единственное, что доставляло мне радость, – игры с моими друзьями-соседями. Мы бегали по домам, катались по району на велосипедах, устраивали соревнования из разряда «кто дальше прыгнет» или «кто больше всех отобьет мяч от земли». В эти моменты я забывалась, абстрагировалась от всего, что происходило дома, и была обычным счастливым ребенком.
Ничего не отличало меня от других, кроме одного: гулять я выходила редко.
Я не могла просто взять и уйти из дома, как делали это другие дети. Когда я видела, как свободно они могут перемещаться, то до дрожи завидовала. Мне так делать было нельзя.
Мама разрешала мне выходить из дома только тогда, когда я уберусь в квартире. Но уборка в понимании моей мамы – это явно не то, что имеют в виду все нормальные люди.
Все должно было выглядеть идеально. Ни одной пылинки на полке. У всех вещей есть свои места, и не дай бог какой-то из них оказаться не там.
Брызги на зеркале, отпечатки пальцев на ручках дверей – я протирала их каждый раз, когда они появлялись. Каждый день забиралась под потолок и стирала пыль с лампочек – едва ли хоть кто-то из людей делает это чаще, чем раз в неделю.
Если у мамы было плохое настроение, мне могло влететь за крошки на столе. Я до сих пор вспоминаю те годы с содроганием.
В тот день я очень хотела играть с друзьями. Но вот незадача – кран в моей ванной комнате протекал и оставлял лужицы в ванной. Я знала, маме это не понравится, и если она увидит их, то никуда меня не пустит.
В голове созрел план. Я выдраила полы до блеска, вытерла всю пыль и быстро закрыла окна – всегда так делала, потому что знала: с улицы летит пыль и к тому времени, как мама придет проверять, она снова осядет на полки. С той же целью я выключила вентиляцию. А потом сделала гениальную, по своему мнению, вещь: перекрыла в доме воду.
Я знала, никакие оправдания не помогут – мама не будет слушать, что кран протекает, поэтому избавилась от проблемы как могла.
И это сработало. Пройдя ее доскональную проверку, я побежала к друзьям.
Несколько счастливых часов я веселилась, но когда вернулась домой, окунулась в сущий кошмар. Мама не оценила то, что я сделала, потому что не смогла принять душ.
Тогда в первый раз у нее по-настоящему сорвало крышу. Как только я зашла в квартиру, она стала кричать на меня и ударила.
* * *
– Не корми его своей вегетарианской едой, ему надо есть нормально, – говорит Марта, – и не пей при ребенке.
– Разумеется, – отвечает Том.
Я проснулась минут пять назад и теперь стою у лестницы на втором этаже, слушаю разговор внизу.
– Папа, я хочу в «Макдоналдс»!
– Никакого «Макдоналдса»! – шипит Марта.
– Ну мама!
Том смеется, говорит:
– Я позвоню тебе завтра вечером.
– Не забудь дать Джоуи таблетки.
– Конечно. До встречи.
– Пока.
Входная дверь за Мартой закрывается, и я наконец-то спускаюсь. На звук моих шагов Том и Джоуи оборачиваются.
– Белинда! – удивляется малыш. Он срывается ко мне и обнимает, прижимается щекой к животу. Я обнимаю его в ответ, глажу по голове.
– Ты пришла поиграть со мной? – спрашивает он.
– Ну конечно! Я уже соскучилась.
– Как прошел день рождения?
– Было круто… жалко, что тебя не было.
– Мама сказала, мне нельзя там быть…
– Моя сказала так же, – смеюсь я, но на душе гадко.
– Джоуи, куда ты хочешь? – спрашивает Том у сына и опускается перед ним на колено. – Чем хочешь заняться?
– Хочу играть с Белиндой. Не хочу никуда.
Джоуи так искренне и крепко обнимает меня. Улыбается самой лучезарной улыбкой из всех, что я когда-либо видела. Я чувствую от него нескрываемую детскую искренность. Мне хорошо, ведь я так скучала по ощущению добра, совсем отвыкла от него. Никогда бы не подумала, что эти эмоции мне подарит ребенок.
– Малыш, ты что, влюбился в Белинду? – посмеивается Том, глядя на нас.
– Да, – смело отвечает Джоуи.
– Оу, – говорю я.
– И что тебе в ней нравится? – спрашивает Том.
– Она красивая.
– Позовешь ее замуж?
– Да.
– Хочешь
