Та, которая. Будет рядом с тобой (СИ) - Середа Анастасия
— Хорошо, мы будем рады, помочь, избавить больницу от наличия неквалифицированных умельцев.
Кто-то удовлетворенно хмыкнул. Голоса замолчали. Обоюдно. Раздались отдаляющиеся шаги. Попытался повернуть голову. Дабы разглядеть. Но мне помешала кислородная маска отпружинившая в противоположную сторону. Падает тень на лицо. Закрывая обзор. Напротив опустившееся лицо матери. Взволнованное. Её крик.
— Очнулся.
От звона в ушах и резко рванувшись на неё. Утекаю в беспамятство, в который раз. Да чтоб его…
А потом я просто очнулся в здравии, захотелось пить. Во рту вкус разложившейся еды и не чищенных зубов. Отвратительное послевкусие. Сразу поднесли стакан наивкуснейшей воды. Выпил до дна, краем глаза охватываю незнакомую сухую морщинистую руку. Сиделка. После перевел внимание на собственную комнату. Заозирался, точно не галлюцинация. Как только вода провалилась в желудок, пришли, и, насущные проблемы. А вот этого, мои предки не учли.
Приставили к мужчине во цвете лет, слабую женщину. От бессилия завыл. Попросил вызвать моего помощника. Срочно. И средство связи. Через некоторое бесконечное время появился немец. Где можно было столько времени пропадать? Мать его… Явился. Взирающий на меня хмурым взглядом, сменяющийся на довольную ухмылку. А я как младенец, голый в простынях и во взрослом памперсе. Шикнул. Они и в правду предполагали. Что я, это дело, буду под себя делать. Идиоты. Кто додумался до такого? Кто?
Тактично, указал на дверь, глазами. Женщина безмолвно скрылась за ней. Люблю понятливых людей.
Уставился на Бергмана. Ожидая отчета.
Полное отсутствие формальностей между нами говорило о том, что дела не требуют отлагательств.
— Сколько я пробыл в коме?
— Почти десять дней.
Мои брови приподнялись и на лбу появилась длинная складка. Первая.
— Девушка жива?
— Не уходи от дела Антон. Я отказываюсь от ведения цели. Тебя. Мне надоело. Впервые, мой клиент доставляет столько хлопот, я занимаюсь лишь тем, как вырываю твою задницу из очередного дерьма. Одно, когда человек непроизвольно попадает в опасную ситуацию и другое, когда он осознанно ищет её. Сколько можно? Кое-как откачали после свадьбы Давыдовых. Должно было послужить тебе уроком. Хорошо. На то, была веская причина. Потеря любимой женщины. Я это принял. Так ты опять, недоумок полез не туда. Мало того. Убежал без телефона. Из под охраны. Без никого.
Каждое слово, как плевок в лицо. Виноватое. Моё. Никогда не видел своего телохранителя, таким злым. Обычно сдержанный непробиваемый Эдриан, превратился в свирепого льва. Открыл рот сказать пару слов в свою защиту, но меня перебили. Забыл для чего, первоначально он был вызван. Насущные проблемы отошли на второй план.
— Если бы не успел… Я…Ты представлял из себя, кусок отбитого мяса. Сплошной фарш. Очередной неопознанный труп. Безымянное захоронение. Когда подъехали, часов уже не оказалось на твоем теле. Даже кожаного ремня. Понимаешь серьезность всей ситуации? Я не желаю повторения.
Опустил голову. Переваривая полученную информацию. Эгоистичный урод, что скажешь? Заслужил.
Слова для оправдания улетучились. Он прав. Если уйдет, избавиться от головной боли, как я. Единственное..
— А…
— Мы нашли его …. Кстати, благодаря часам…
Хоть что-то…рад такому повороту дел. Место тварей в клетке… Надолго, об этом я позабочусь.
Моя же экзекуция продолжалась.
— Ты думаешь только о себе. Позабыв об остальных. А как же дочь? Хотя бы раз, подумал о ней? Неужели, жалость к себе превыше, чем любовь к своей родной крови. Каждый долбанный раз задаюсь этим вопросом. Себе. Ответь мне, пожалуйста? Может я тупой и не допонимаю чего. Когда ты, перейдешь этап взросления из мальчика в мужика. Примешь ответственность за своих близких?
Он воззрился немигающими огромными глазами. В упор. А у меня обильная слюна подступила к горлу от стыда. Встала комом. Не проглотить. Кадык нервно дернулся. От тяжести слов, взваленной на плечи. Прогнулся. Отхлестали ими, как плетью. Сгорбился. Прикрыл веки. Голая правда всегда бьет больнее, чем ложь. Именно за это, её ни кто и не любит. Удалось сделать глоток.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Я бы не хотел, чтобы ты уходил. Но и останавливать не буду. Имеешь право. Останешься… Оплата будет тройная. Прости меня за безрассудство. Могу предложить компенсацию.
Взмолился. Надеясь на снисхождение. Вместо этого раздался хохот. Теперь он взглянул на меня, как на сумасшедшего. Хотя не понимаю, чем мог рассмешить своего друга. Он склонил голову, на бок. Расчленяя меня на атомы. Глаза налились свинцом. Мне стало страшно. От увиденного в глазах, сердце, убежало в пятки. Волосы на затылке, встали дыбом. Что его сдерживало от моего убийства? Ничего!.
Руки телохранителя потянулись к моему горлу. Каменное лицо впервые превратилось в живое разъяренное огнедышащее чудовище. Почувствовал мертвую хватку на своей безвольной шее. В этот момент он своими тяжелыми глазами прожигал мою душу. Издавая рык. Столько удовлетворения растеклось по лицу, непроницаемая маска слетела. Думаю, сбылись мечты моего друга. Я хрипел, не сопротивляясь. Принимая покорно свою заслуженную судьбу. Кровь приливала к голове. Кожа стала пунцовой. Я старательно воскрешал в своей памяти последние злодеяния. Время замерло. Накопилось много. Поделом мне. Кажется, хрустнула кость. Он также резко отпустил. Отступая. Урывками начал хватать воздух. Вбирая его в легкие.
Грудь тяжело поднималась. Чуть не сломал позвоночник.
— В следующий раз убью тебя сам, — бросил через плечо, даже не оглядываясь вышагивая в направлении двери.
Самое главное, он остается, грех терять, первоклассного специалиста. Без него, как без рук и ног. Немощный калека.
— Эй, а кто отчитается передо мной. И вообще, я не собираюсь в преисподнем белье, дефилировать перед бабушкой. Кто приставил её ко мне? — прохрипел в ответ, сохраняя приказной тон. Как никак начальник, я!
— Пошел к черту, — с наслаждением посылая на личную аудиенцию в свой рабочий кабинет.
Широкая спина удалялась.
— Хотя бы принеси телефон, — просипел тоненьким голосочком, прося о милосердии. Я же так сдохну в информационном вакууме.
Изверг прекрасно, понимал как манипулировать и испытывать мою психику на прочность. Одним из инструментов наказания являлась любимая мамочка, благодаря её маниакальной заботе, появлялось безумное желание взять и сбежать на необитаемый остров. Надолго, ото всех, в первую очередь от неё. Другим способом был полный контроль за соблюдением всех терапевтических процедур: исключение любых видов связи с внешним миром и при этом все плевали на то, что я практически завывал на луну от тоски и меня заставили лежать и дуть в утку с сиделкой, той самой престарелой женщиной.
Эффект от использования данных методов не заставил себя долго ждать. Непрекращающаяся болтовня матери и сломленная гордость больного мужчины, краснеющего от стыда при абсолютно каждом зове природы.
Немец же, гаденыш, кстати, ни разу не показался. Оставляя, наедине со своими мыслями презренного раба. Показывая, кто истинный хозяин положения, так сказать прочувствовать на собственной шкуре.
В очередной раз, кивал, как болванчик, соглашаясь с наставлениями матушки. Единственное, что мне удалось узнать от нее. Бергманн поймал и наказал каждого из своры шакалят.
Она же получив права «госпожи» моей больничной жизни, устроила настоящий террор. Готов был биться головой об стенку от еды способствующей выздоровлению и непрекращающихся нравоучений. Замычал от раздражения, отхлебывая очередную «здоровую» кашу. На уме одно мясо. Желудок заурчал лишь при одном упоминании о сочном стейке.
С грохотом поставил тарелку на прикроватную тумбочку. Прошла неделя. Семь дней. Сто шестьдесят восемь часов. Десять тысяч восемьдесят секунд. Взорвался от бешенства. Да на каторге больше свободы, чем здесь. Мамочка закудахтала, как курочка- наседка, выводя еще сильнее из себя.
— Хватит, — стукнул по кровати кулаком — Приведи Бергманна. Живо. Лучше бы я сдох там.