Выкупи меня (СИ) - Белая Яся

Пираньи были у меня на свадьбе. И они были милосердны. Здесь же — демоны. И они не ведают жалости.

— Начнём торги! — вещает распорядитель. — Начальная цена… — сумма просто баснословная. Мне бы порадоваться, что оценили так дорого. Но радости нет — ведь Ресовскому придётся перебить названную сумму. А это значит… Когда за тебя платят такие деньги, ты теряешь право даже на малейшие крохи свободы.

Наверное, он сейчас ликует.

Дальше полная дичь — суммы летят всё выше и выше. В поднебесье. Головокружительные. Нереальные. Откуда у людей такие деньги?

Наконец торг останавливается на цифре с семью нулями. В долларах.

Распорядитель аукциона озвучивает её раз… и бьёт молоточком…

Два…

Бьёт молоточком.

Противный толстяк, который назвал эту сумму, шарит сальным взглядом по моей фигуре и самодовольно ухмыляется, должно быть, представляя, что будет делать со мной.

Меня мутит от одной мысли достаться ему.

Это против правил, но я обхватываю себя руками, ёжусь.

Гадко. Как же гадко.

Хуже, чем когда я сидела в клетке.

— И… — распорядитель заносит молоток, чтобы огласить мой приговор, когда раздаётся:

— Умножаю на три, — голос звучит ровно.

Я понимаю — он ждал.

Ресовский выходит в полосу света, подходит вплотную к подиуму, не сводит с меня глаз. В их темноте плещется что-то похожее на тревогу.

Или это игра светотени и моего разбушевавшегося воображения?

— Вы великолепны, господин Ресовский, — соловьём разливается распорядитель. — Девушка уже можно сказать ваша. Но я обязан следовать регламенту.

И снова раз.

Удар.

Два…

…занесённый молоток.

— Удваиваю, — раздаётся из зала.

Он тоже выходит вперёд, попадая в полосу света. Ярко-синие глаза смеются надо мной. Губы кривит циничная усмешка…

Нет…

Только не это!

Только не он!..

Задыхаюсь, схожу с ума от паники, отшатываюсь и…лечу во тьму.

Аристарх

Она боится.

Девочка вся дрожит, когда вкладывает свои тоненькие пальчики в мою ладонь. Осторожно сжимаю.

Я рядом. Всё будет хорошо.

Она вскидывает на меня глазищи, громадные, в них — солнце, проходящее через весеннюю зелень. И страх.

Блядь.

Она боится меня!

Как мне доказать тебе, глупышка, что я не причиню вреда? Что мне самому страшно. Так, как никогда не было прежде. Страшно, что-то сделать не так, сломать тебя ненароком — такую миниатюрную, такую хрупкую, оказаться полной мразью в твоих глазах.

Будем бояться вместе, малышка?

Свадьба проходит, как в тумане, — потому что мне плевать на поздравления, на лживые улыбки псевдодрузей, на гламурных блогеров, которые сегодня соберут солидный урожай лайков…

Мне не плевать только на страх девочки, на её нервозность, зажатость. И толпа, которую я сам же собрал, несказанно бесит сейчас.

Не терпится утащить её в номер и любить до утра, как она этого заслуживает. Что парила, кричала от счастья и не смела бояться.

Я почти ничего не пью — пьян от вкуса её губ, от манящей сладости юного тонкого тела под ладонью.

Стилисты постарались на славу — моя девочка выглядит, как сказочная фея. Тонкая фата — будто прозрачные крылья за спиной. Кажется, вот-вот улетит, стоит только отпустить.

Наконец удаётся унести её с праздника — пусть продолжают без нас. Заношу её в лифт, впечатываю в стену и набрасываюсь с поцелуем.

Ммм… какая вкусная! С ума можно сойти!

Девочка бьётся, сопротивляется. Она уже моя законная жена. Я могу надавить, потребовать. Но нельзя.

С ней так нельзя.

Останавливаюсь. Упираюсь лбом в её лоб. Дышу так, будто кросс пробежал.

Что ты со мной делаешь, маленькая?

— Прости, — шепчу, — ты так сладка, а я так голоден по тебе.

Понимаю, что это пугает её ещё больше. Но хочу, чтобы знала — быть ей этой ночью залюбленной. И — последующими ночами и днями на много лет вперёд — тоже.

Отпускать не собираюсь. Развод в нашем браке не предусмотрен.

Что происходит в номере — помню смутно. Потому что только одна мысль — добраться до желанного тела побыстрее.

Ника вся дрожит. А я слишком хорошо знаю женщин — это уже не страх, это — предвкушение. Она уже почти сдалась — выгибается податливо, отвечает жарко.

Ух, огненная девочка у меня.

Но сгорим мы вместе.

Плывущих мозгов ещё хватает на то, чтобы пообещать быть с нею ласковым. Но не уверен, что на практике получится. Желание такое, что контролировать вряд ли выйдет.

Опускаю её на кровать, на покрывало из розовых лепестков — кажется, девочки любят всю эту романтичную мишуру, а мне — не жалко для неё. Собираюсь к чертям разорвать лиф, который прячет от меня главные сокровища, и припасть к розовым вершинкам, когда раздаётся звонок…

Кто, блядь, этот смертник?

Какая-то идиотка из Яндекс-карт! Собираюсь послать на хер, но она уверяет, что не займёт много времени. Ей только уточнить пару локаций.

Рявкаю:

— Уточняйте. Быстро.

Меня, мать вашу, ждёт вожделенный десерт.

Девица выспрашивает адрес моей компании, и всех филиалов. Хорошо, что не доходит до отдельных офисов. Отбиваю дуру.

Хватит! Нашли, блядь, время! Уволю к едрени фени весь отдел маркетинга. Чем занимаются, сволочи?

Влетаю в спальню — и охреневаю.

Ники нет!

Ники, блядь, нет!

Моей законной жены!

Как она могла исчезнуть из охраняемого номера отеля? Как, мать вашу?

Меня колотит. От страха. За неё.

Набираю Темникова — у него пиликает прямо за дверью.

Глеб вваливается страшный — весь в кровище, глаза дикие, всклоченный.

— Где она? — рычу, хватая его за грудки и основательно встряхивая.

— Её забрали люди Ката! — выпаливает он.

— Что, блядь? — мой мозг отказывается воспринимать услышанное, сбоит, искрит. — Какого хера вообще происходит? Как они сюда проникли? Ты мой безопасник или хер собачий?

Трясу его, а хочется убивать.

— Они не проникали сюда. Караулили её на улице.

Мотаю головой — ни хера не понимаю?

— КАК! — ору. — КАК, твою мать, она оказалась на улице?

— Спустилась по пожарной лестнице из смежной комнаты.

Падаю в кресло, впиваюсь пальцами в волосы, раскачиваюсь туда-сюда.

— Глеб, — голос еле хрипит, слова идут с трудом, — объясни мне внятно, что вообще происходит. Только быстро. Очень быстро и чётко.

— Она собиралась сбежать от вас с моим двоюродным братом Вадимом Сорокиным.

— Какого хера? — продолжаю допрос.

— Они любят друг друга.

— Стоп! — вскидываю руку. — Её парень … ну, про которого она говорила … твой брат?

— Да.

— И ты всё знал? — смотрю на него в упор. Глеб не из тех, кто отводит взгляд или пытается снять с себя вину. — Про побег.

— Знал. Не всё, но был в курсе.

— Помогал им?

— Не препятствовал.

— Ну, ты и сучара! Не ожидал, братан, от тебя такой подставы!

Темников сжимает кулаки.

— Он — моя семья. А вы сами всегда говорили: семья — самое важное.

— Говорил, блядь. Но теперь она, ОНА, понимаешь, моя семья! Моя жена! Моя половинка! Какого хера твой недоносок-брат позволил людям Ката тронуть её? Если любит — должен был зубами рвать!

— Трудно кого-то зубами рвать с дыркой в голове, — зло огрызается Глеб.

И я вижу — ему не сладко. Только мне срать.

— Найди её! — требую я. — Быстро. Они не могли далеко уйти. Весь город на уши подними. Если надо — всю страну. Ты меня понял?

Глеб кивает.

— И если хоть один волосок, хоть волосок, блядь, с её головы упадёт — ты пожалеешь! Усёк! Она теперь Ресовская!

— Поисковая операция уже идёт, данные скоро будут.

— Надеюсь, — машу рукой, чтобы убирался. Откидываюсь в кресле, прикрываю глаза.

Злость клокочет внутри сбрендившей лавой. На неё. На Глеба. На этого грёбанного Вадима. На себя.

Блядь, надо было сильнее контролить! Каждый шаг, каждый вздох! Ну попадись мне, моя сладенькая! Чей-то прелестный задик будет гореть! Один побег я тебе с рук спустил. Больше не выйдет. Бегунья, бля. Запру! Привяжу! В башне заточу, если потребуется.