Стань моей - Вероника Касс
Да, Марина указала мне на тот же парк, и теперь я ощущаю легкое чувство азарта. Ждет ли она меня в том же месте? Или вообще не ждет? Скинула геопозицию свою и сбежала? Или вообще решила поиграть со мной и даже не появлялась в парке?
Мысли мечутся как ненормальные, а холод опаляет грудь. Я на ходу застегиваю пиджак, но все равно ежусь. Сегодня намного прохладнее. Сердце в груди стучит слишком нетерпеливо, а мысли путаются от азарта, и когда я ступаю на знакомую аллею, то вижу такую же знакомую коляску и… Марину. Сегодня ее волосы не прямые. Они накручены, и с такой прической она смотрится еще нежнее и еще моложе.
— Привет, — смущенно шепчет девушка, как только я подхожу, а на щеках ее проступает самый настоящий румянец. Если бы она замерзла, щеки покраснели бы раньше, а не в тот момент, когда я подошел настолько близко и просто взгляд от нее оторвать не могу.
— Ты очень красивая, — шепчу я так же, как и она, но готов поспорить на что угодно, что если бы и не нужно было говорить тихо, то у меня все равно не получилось бы громко. Потому что голос срывается от того, насколько же Марина действительно красива.
Глава 5.1
От взгляда Степана все внутри меня обмирает. Такое до безумия странное чувство: я ощущаю словно щекотку в животе. Неужели это и есть те самые пресловутые бабочки, о которых вечно говорят? Внутри все буквально дребезжит в лихорадочном предвкушении. Предвкушении чего-то прекрасного и долгожданного.
— Спасибо, — одними губами отвечаю я и все же отвожу взгляд, потому что нет никаких сил и дальше смотреть в травянисто-зеленые глаза Степана. Кажется, что я тону в них, а еще умираю от наслаждения. Никто на меня никогда так не смотрел. Даже Макс.
При мыслях о муже я отступаю еще на шаг назад и снимаю коляску со стопа. Лучше идти. Хоть куда идти. Лишь бы не стоять настолько близко к Степану и глазеть друг на друга, как влюбленные подростки. Я отворачиваюсь и выравниваю коляску, шаги Степы тут же слышатся позади меня, еще мгновение — и мужчина меня нагоняет.
— Она спит?
— Да, пока холодно, она с легкостью засыпает на улице.
Степан кивает, будто ему моя фраза о чем-то говорит, а затем, улыбаясь краешками губ, спрашивает:
— Как продвигается ее ползание?
— Ну, — тяну я, стараясь скрыть улыбку, и все же подыгрываю Степе, — возможно, она дала бы вам фору. Не знаю, как автомат, но игрушки в ладонях при ползании она научилась таскать на ура.
— Вот недаром мне всегда мама говорила, что девчонки сообразительнее мальчишек, — Степан смеется, и я тоже перестаю сдерживать свою улыбку.
Дело даже не в нашем шуточном диалоге про Леночку. Мне просто хочется улыбаться лишь от того чувства легкости и какого-то наслаждения, что плещется внутри. Разумом я понимаю, что Степа просто разгадал подход ко мне. Вряд ли Леночкой он интересуется искренне, и все же я не могу устоять и начинаю рассказывать ему всякие глупости. Словно проверяя так мужчину на прочность, и в то же время я выговариваюсь. Искренне болтаю о том, что у меня на душе. И про то, что Лена умеет, и про то, что у нее не получается, и про погоду, и даже про любителей парковать машины у бордюров, загораживая пандусы.
— Иной раз так неудобно приподнимать колеса у коляски.
— Да-да, я видел уже, как ты коляску приподнимала. — С лица Степана так и не сходит улыбка, а взгляд его буквально прикован ко мне. Мне даже начинает казаться, что он и не слушает меня вовсе, просто пристально смотрит, словно… любуется? — Все-таки девочки хоть и сообразительнее, но с транспортными средствами дела у них обстоят хуже. Видимо, не только с машинами.
— А вот не надо, — вспыхиваю я тут же, искренне возмущаясь, — я прекрасно знаю правила дорожного движения и управляю машиной неплохо, точнее… — осекаюсь я, — ездила. — Степа вопросительно изгибает брови, и я рассказываю: — Дома… в родном городе, — тут же уточняю я, вспоминая, что Степан ничего не знает обо мне, — я ездила без прав. В одиннадцатом классе.
В этот момент мои щеки начинают пылать, а во взгляде Степана появляется что-то новое, словно его интерес становится еще сильнее… гуще. Или гуще становится его цвет глаз? Такое вообще возможно?
— Вот как… — Степан прищуривается.
— Да, мне еще не было восемнадцати, но мама начала доверять свою машину. И ее… то есть меня не останавливали.
— Взяточничество? — улыбается он.
— Нет, просто… просто…
У мамы и правда много знакомых. Вряд ли она давала кому-то взятку, и если бы я действительно нарушила правила или ввязалась бы в историю, то, само собой, меня бы тормознули, но так… без повода, нет. Город наш небольшой, и все знали, чья эта машина.
— Да ладно тебе. А что потом? Прав, я так понимаю, у тебя до сих пор нет?
— Да, в столице уже стало не до их получения и учебы. Сначала поступление. Потом не было времени, а потом… потом и денег. — Я отвожу взгляд. — Мы с мамой очень сильно поругались, а…
Степан меня перебивает, не дав заговорить о муже, и я малодушно радуюсь этому. Еще не время. Да и как? Как сказать ему о том, что у меня есть не только ребенок, но и муж?
— Ты поэтому подрабатываешь няней? Нечем платить за учебу?
— Нет! — восклицаю я, поражаясь тому, что Степан так не понял, что Леночка моя, а еще потому, что мне впервые становится стыдно за отсутствие денег. Не только на учебу, а вообще. По Степану видно, что он ни в чем не нуждается. И что он теперь обо мне будет думать? Зачем я только заговорила о правах? О Максиме я забываю моментально. — Я не… — Я скашиваю взгляд на Леночку, пытаясь подобрать правильные слова. И прекратить этот фарс. То сестра, то няня! Но язык словно примерзает к небу, я начинаю блеять, что-то совершенно несвязное, — Она… я… Да и не только в этом дело, я же… —
