Очертя голову - Маргарита Ардо
— Спасибо вам большое! Но, извините, не получится. Я сказала ребятам, что буду спать, а ключ от апартаментов всего один, так что меня просто заперли.
Я чуть не прыгала от радости, чувствуя себя заключённой принцессой в башне, под которой околачивается ужасно привлекательный и опасный дракон. На расстоянии второго этажа я оставалась в совершенной безопасности. Он меня не съест! Господи, о чём я думаю?!
— Не получится, — я счастливо улыбнулась и развела руками.
— Вас заперли? — сощурился он. — Как маленькую девочку?
Тряхнул кудрями и рассмеялся. А я смутилась. Лука воспринял это иначе.
— О, о, о, нет! Не печальтесь!
Он окинул взглядом окрестности: крыльцо, подъезды, стройные эвкалипты, непроглядные, заросшие буйно чёрной глянцевой листвой кустарники, мощные сосны пино, с ветками, зонтично растущими вверх. Потом буркнул:
— Уно Моменто!
«У нас так пиццерия возле дома называлась», — мелькнуло в голове.
— Нет! — ответила я, мотнула головой и зажмурилась от нереальности происходящего: мало того, что с разных балконов то и дело льётся французская речь, с этажа с пятого, кажется, голландская и американская, я сама говорю по-французски всё время, а тут ещё итальянский!
Так можно с ума сойти. Но когда я открыла глаза, Луки нигде не было. Я вновь перегнулась через перила, пытаясь разглядеть его белые одежды во мраке тропического сквера. Там никого не было. Даже кота.
Я выдохнула с облегчением и почувствовала себя самой несчастной на свете: меня заперли, обо мне забыли, все смотрят на фейерверки и развлекаются, а мне даже мороженого не съесть! И не мой жених, а посторонний итальянец принёс мне десерт! Но и тот ушёл.
В душе что-то перемкнуло и показалось, словно я не имею права на радость. А мне так её захотелось! Хотя бы в виде мороженого…
Закусив губу, я отошла от перил к креслу.
«Ну и не надо. Вот и хорошо».
Поковыряла ногтем полосатую обивку привязанной бантиками к тёмно-коричневой плетёной спинке подушки. Вдалеке, с берегов Сан-Рафаэля послышались хлопки салюта, с верхних этажей одобрительно загудели и захлопали — там веселилась большая компания. Малыши завизжали от восторга на третьем этаже справа. С улицы кто-то громко прокричал, засмеялись женщины. Что-то шмякнулось о стену, стукнуло, словно с верхних этажей сбросили мешок с мусором. А ещё цивилизованные! Загнивающий запад…
Настроение почему-то было испорчено. Я рывком открыла стеклянную дверь в спальню, обиженно шагнула и… споткнулась о ножку стула, ударившись мизинцем. Присела на корточки, схватившись за босую ступню, и расплакалась, будто трёхлетняя. Было ужасно жалко себя. И вдруг я услышала с края балкона:
— Ай, не плачь, мия кара![8]
Я обернулась, поражённо вскинув глаза. И увидела, как через перила перескакивает мужчина в белом. Лука? Он бросился ко мне и тоже присел на корточки. На его левой руке болтался пакет.
— Больно?! Я напугал тебя? Мi dispiace, piccola![9] — заговорил он быстро и виновато, заглядывая большими южными глазами в мои.
— Ничего…
— Что ничего? Я вижу: плакала! — он мазнул по моей щеке пальцем и спросил: — Где болит?
— Палец, маленький. — От волнения я напрочь забыла, как будет по-французски «мизинец», просто ткнула в горящий после удара палец.
— Холодное есть? — Он оглянулся, зыркнул в тёмную спальню, в которую я так и не вошла. Моё сердце замерло, дыхание застряло в горле. А Лука тут же стукнул себя по лбу:
— О, Мадонна, кретино! Конечно же, есть! — Он снял с руки пакет, вручил мне в руку конус со устало сползающим желто-красным шариком, а второй мигом ткнул мне в пальцы на ноге.
— Ай! — Я моргнула от неожиданности и холода и подскочила.
Он удержал меня и вернул обратно на корточки.
— Зитти, зитти… В смысле: тише… Чёрт, всё время путаюсь! — и заглянул своими удивительными глазами в мои. — Так меньше больно?
— Д-да… — Я кивнула, ничего не понимая и разглядывая растекающееся по моей стопе и шоколадного цвета кафелю зелёное и голубое мороженое. На удивление, боль в мизинце сразу утихла. — Легче. Перестало.
Поправив смоляной локон, упавший на высокий лоб, Лука посмотрел на меня с весёлым интересом и просиял:
— Ну вот, я же говорил! Итальянское мороженое — самое лучшее! Запомни, — он ткнул пальцем в зелёный полушарик, похожий на мятое привидение. — Это мята. — Потом в голубой на моей ноге. — А это баббл гам! Лучшее лечение для маленьких девочек и больных пальцев!
Я хихикнула, совершенно сбитая с толку и заинтригованная, и показала ему мороженое в своей руке:
— А это какое?
— Пробуй!
Я послушно лизнула одно, другое и констатировала:
— Малина и манго.
— Совершенно точно! — довольно рассмеялся Лука, словно я в телешоу угадала песню с двух нот. В его кармане звякнул мобильник.
Лука навис надо мной, всё так же оставаясь на корточках, и вдруг посерьёзнел. Я замерла в облаке его обаяния и потрясающего запаха. Тёмная жаркая ночь окутала балкон, пробравшись под тканевые маркизы прямо к прохладному кафелю. В моём животе стало горячо. Наши лица были слишком близко. Глаза в глаза. В его, за бархатными ресницами — плескался вопрос в окружении лукавых искорок. Я попыталась угадать и… провалилась за его тёмные радужки, в пространство за зрачками, глубокое, как море, в собственное отражение и в его тепло, будто с размаху в радость. И, кажется, забыла, как меня зовут. Сердце ухнуло, словно на аттракционе, а затем от непривычки забилось так быстро, что удары проявились на коже миллионами щекотных мурашек. Кровь вспенилась и закружила хмелем. Красивые губы Луки приоткрылись, чуть потянулись к моим. Мои — к его… И снова тренькнул мобильник.
