Все его желания - Аля Кьют
Медленно расстёгивая пуговицы, я открывала все больше кожи и, конечно, не удивилась, когда Торнтон провел пальцем от моей шеи до груди.
Я задрожала.
Моя кожа покрылась мурашками.
— Развести камин? Очевидно, здесь холодно, — тут же предложил Торнтон, как радушный хозяин.
— Н-нет, — запинаясь, отказалась я. — Нормально. Не холодно.
— Значит, это от меня тебя знобит, Морковка?
Я сжала губы, чтобы не начать грубить ему, но, разумеется, это не помогло. Гадости так и рвались изо рта.
— Да, меня буквально трясет от омерзения.
— Серьезно? Кажется, твои соски иного мнения.
Он ловко расстегнул замок бюстгальтера спереди и отодвинул в сторону чашечки. Вот где их этому учат? В закрытых пансионах для мальчиков? Я сама вечно мучилась с хитроумной застежкой, а Торнтон как будто каждый день раз в час снимал такие лифчики. Может, и снимал. Я не удивлюсь.
Эти глупые мысли спасали меня от осознания, что Бенингтон касается моей груди. Он водил костяшками пальцев, едва задевая кожу, но от этого мне было… Мало? Почти больно. Между ног опять сладко заныло. Я снова зажмурилась, пытаясь отрицать это.
Естественные потребности, в которых я себе отказывала. Мое тело реагирует на его касания. Не более.
— Ты больше не будешь носить такое белье. Лучше совсем без него, чем тесное и на косточках.
— А у Вас большой опыт в ношении бюстгальтера, лорд Торнтон? — продолжала кривляться я, чтобы отвлечься от возбуждения.
Он игнорировал издевку.
Меня бросало то в жар, то в холод, я старалась унять эмоции, но выходило скверно. Кажется, даже громкое дыхание выдавало меня с головой.
— Я все еще противен тебе, Кэти? Омерзителен? — спросил Торнтон, внимательно рассматривая меня.
Вернее, мои соски-предатели, которые восстали против святой Руси и торчали во славу Шотландского лорда-извращенца.
— Отвечай, когда я спрашиваю.
Он легонько шлепнул меня по груди. Я вскрикнула скорее от неожиданности, чем от боли.
— Ответь, Кэти. Я омерзителен? Все еще?
— Да, — выдохнула я, решив не злить его сильнее того, что уже было.
Бархат его голоса меня не успокоил. Торнтон уж точно придумал какую-то гадость. Уверена, минет покажется мне сказкой.
— Хорошо.
Бенингтон убрал руки. Неужели помиловал?
— Сделай это сама. Расслабься и получи удовольствие.
— Я смогу расслабиться, только если ты выйдешь.
Торнтон мрачно рассмеялся и помотал головой.
— Я живу здесь, Морковка. Куда мне идти? И я с тобой еще не закончил. Ну же, Кэти. — Он положил мои руки мне на грудь. — Погладь, сожми…
— Пожалуйста, Бенингтон, — взмолилась я, отчаянно жалея, что не нашла в себе лицемерия для извинений, которые избавили бы меня от этих порноигр.
— Все мои желания, Кэти. Все! Иначе…
— Иначе что? — выпалила я с вызовом.
— Тебе лучше не знать. Не сейчас. Делай, что говорю. Если мне все понравится, я буду добрым.
Бенингтон снова смотрел на меня, гипнотизируя синевой глаз. Я, как завороженная, стала гладить себя.
— Можешь прикрыть глаза, — позволил Торнтон и даже провел пальцами по моему лицу.
Я встретила этот приказ с радостью. Смотреть на него не было больше сил. Правда, напрягло, что Торнтон уперся коленом в диван между моих ног, наклонившись слишком близко. Я слышала стук его сердца и прерывистое дыхание, снова ощущала запах. А потом он коснулся моих губ пальцем.
Охнув от неожиданности, я услышала его издевательский смех.
— Тихо, Кэти. Это всего лишь мой палец. Ты же не станешь блевать и давиться из-за него. Расслабься уже.
Даже с закрытыми глазами я видела его самодовольную физиономию. Лучше бы он и правда трахнул мой рот, заставляя давиться и захлебываться слюной.
Эти пытки были невыносимыми. Невыносимо сладкими и томно-болезненными.
Бенингтон сначала водил пальцем по моим губам почти невесомо, едва касаясь, пока я не услышала тихий приказ:
— Лизни его, малыш.
Я приоткрыла рот и коснулась языком подушечки.
— Еще, по кругу, — велел Торнтон. — Сделай его влажным.
Когда я оставила на его пальце достаточного слюны, Бенингтон снова стал обводить контур моих губ, а потом протолкнул палец мне в рот.
— Пососи, Кэти.
Все это время я продолжала трогать свою грудь, погружаясь в какой-то транс. Возбуждение подогревало кровь и заставляло ерзать. Ласкать себя на глазах у этого идиота неожиданно оказалось таким острым и запретным удовольствием, что я едва сдерживала стоны. Особенно, когда ерзая, задевала ногу Бенингтона.
Он посмеивался и погружал палец глубже мне в рот.
— Сильнее соси. Да, так. Молодец. Быстро научишься.
Речь Торнтона стала отрывистой и путаной. Я слышала, как стучит его сердце, и посасывала палец теперь ритмично и сильно. Торнтон добавил второй, и я почти сразу привыкла к этому.
Я мяла свою грудь, сдавливая соски почти до боли и отчаянно нуждаясь в разрядке.
Торнтон убрал пальцы у меня изо рта, и я съежилась, услышав, как он шепчет мне в ухо:
— Скажи, Кэти… Скажи, что хочешь кончить, и я дам тебе это. Скажи мне.
Он вытащил пальцы у меня изо рта, отбросил мои руки и сам сдавил мой сосок влажными пальцами, делая его мокрым и скользким, а потом подул. Я задрожала, вжимаясь в диван, бессовестно застонала.
— Скажи, скажи, скажи, — уговаривал меня Бенингтон.
— Пошел ты, — выплюнула я, собрав последние силы и гордость.
Его руки тут же оставили меня.
— Сука, — выругался Торнтон.
Я ждала удара по щеке, но мне в грудь выстрелила сперма.
Что за.?!
— Как хочешь, — мстительно откликнулся Торнтон, пряча член в боксеры.
Он был в одних трусах. Когда только успел раздеться?
— Воспользуйся душем во флигеле. Твоя постель там же. Белье в шкафу. Можешь пройти сейчас через гостиную, но лучше пользуйся отдельным входом со двора.
— Что? Какой флигель? — не поняла я.
— Пристройка к дому, Морковка. В России нет понятия флигель?
