Увести за 60 дней - Дарья Волкова
И кусты внезапно кончились.
Моим глазам предстала беседка. А сидящим в беседке предстала я. Во всей красе чулок в сетку, шорт, едва прикрывающих трусы и платинового блонда. Я, конечно, замерла.
- О, Платоша все-таки сделал по-своему! – раздался веселый голос – уж не знаю, чей. Все лица в беседке слились для меня в одно пятно.
- Ты одна, куколка? – раздался другой голос. - Еще такой же, только темненькой, нет?
Вот на это я отреагировала – замотала головой. Ксю я подставлять не могла!
- Нет, ну надо Платоше выговор объявить – чего это он только Данечку развлекает? Платон! Платоша, мать твою, ты где?!
Я похолодела. Я поняла, что сейчас с большой долей вероятности окажусь лицом к лицу с тем, кто меня знает. А если знает – то и узнает. Я вдруг в этом уверилось сию секунду и твердо.
- Да не ори так, Платоша в доме дрыхнет без задних ног, - снова заговорил первый голос.
- А не в бане?
- Не, в бане как раз Данька спит.
- Пал в неравном бою с текилой, - хохотнул кто-то.
- Тебе туда! – от говорящего многоголового пятна, которое, будь я в нормальном состоянии, представляло собой компанию молодых людей, отделилась рука и махнула. Не рука, а целый указующий перст.
И я поспешно поцокала по дорожке из плиток, напутствуемая смехом и фразой:
- Если не добудишься – приходи к нам, мы хорошие!
* * *Первое, что я сделала – это заперла за собой дверь. То есть, как вы понимаете, мозги у меня от стресса все-таки включились. Потом я вытащила изо рта жвачку и, не найдя ничего лучше, прилепила ее к каблуку - оставлять здесь хоть какие-то улики мне уже казалось неправильным – хотя ничего криминального я еще не сделала. И только потом я оглянулась.
Данил был здесь. Он лежал на широкой лавке, вольготно раскинувшись на спине, одна рука закинута за голову, другая лежит на груди. Левая нога его была согнута в колене, а правая – спущена на деревянный пол. Из одежды на нем было только полосатое полотенце, которое от согнутой в колене ноги собралось пёстрой гармошкой над пахом.
Картина, в общем, достойная кисти художника. А тут только я. Застывшая на месте я.
Какое-то время мы так и пребывали в полной неподвижности – Данил мирно спал на лавке, а я стояла у двери и смотрела на него. Без одежды он был… ну да, еще красивее. Даже не так. Сейчас на первый план вылезло все прямо вот совсем мужское. И бицепс согнутой руки оказывается, еще мощнее, чем казался под рубашкой. И волос на груди, оказывается, обильно. И бедро мощное, и икры крепкие, и волос там тоже с избытком. И на колене свежая ссадина.
Я поймала себя на том, что дышу часто и глубоко. И что облизываю губы. И что…
«Так, Плик, соберись! - сказала я себе с Ксюшиной интонацией. – Со-бе-рись!»
Я собралась. По крайней мере, облизываться перестала. И стала думать, что мне надо теперь делать. Мозги, надо сказать, включились в работу быстро – и неприглядность того, что мне предстоит сделать, снова предстала передо мной во всей своей, так сказать, неприкрытой красе. Меня затошнило, и, пока не растеряла остатки решимости, я полезла в сумочку за телефоном.
Мне нужны фото- и видео-доказательства. Данил сейчас спит – и спит, судя по словам про текилу, крепко. Мне везет. Так что отставить тошноту, поблюешь потом.
Я подошла с телефоном к лавке, на которой спал Данил. Подавила откуда-то взявшийся судорожный вдох – и присела на корточки со стороны его головы. Он даже не пошевелился. Несколько совместных снимков я сделала почти недрогнувшей рукой. И поняла, что этого для настоящего компромата недостаточно. Но дальше на меня напал ступор. То есть, где-то на периферии мыслей я понимала, что надо сделать. Что надо как-то… обострить ситуацию. Но панически боялась дать этим мыслям выплыть на первый план.
Даня мне помог. Он вдруг вздрогнул, что-то пробормотал – и я подскочила, как ужаленная, едва не упав с этих чертовых шпилек. А Даня… Даня не проснулся. Он лишь поменял положение рук – и теперь та, что была за головой, свесилась вниз, до пола. А еще он дрыгнул ногой - той, что была согнута в колене. Нога так и осталась согнутой. А вот полотенце от этих движений двумя полосатыми занавесками опустилось по обе стороны от лавки. Оставив лежащего на скамейке человека полностью обнаженным.
Телефон чудом не выскользнул из моих повлажневших пальцев. Я сжала его покрепче и смотрела. Нет, ну назовем вещи своими именами. Теперь я откровенно пялилась.
Что-то есть такое… Какая-то есть разница… кажется, про это в Библии есть объяснение… Что-то про познавших стыд или нет… Но вот это упавшее полотенце как-то разом изменило все, и я чувствовала какое-то странное, необъяснимое, жгучее волнение в груди.
Ну, может быть, это от того, что полностью обнаженного мужчину вот так, живьем и в непосредственной близости я видела впервые. И теперь я смотрела – и никак не могла отвести взгляда.
Есть разница. Это полосатое полотенце – на самом деле белое. Как флаг капитуляции. Только пока непонятно - чьей.
В голом Даниле столько мужского, что… Что я даже не подозревала, что это может вот так, сразу, сбить с ног и оставить без единой мысли. А ведь, кажется, все то же самое, что было до падения полотенца. Но взгляд постоянно находит какие-то новые детали.
Плечи шире лавки. Длинные красивые пальцы касаются пола. На втором колене тоже свежая ссадина, но меньше размером. Волосы на груди треугольником спускаются к животу и…
… и вот на этом месте меня посетила прямо философская мысль. Ну ладно, не мысль – наблюдение! Но очень своевременное, да!
А подумала я вот о чем. Что все-таки женщина и мужчина устроены по-разному. Нет, не надо ржать сразу! Я не про анатомию. И даже не совсем про физиологию. Я
