Девушка лучшего друга (СИ) - Гранд Алекса

В общем, утомили неимоверно так, что я даже спустя пять часов после наших семейных посиделок не могу прийти в себя и привести в порядок ставшую чугунной гудящую голову.

Простившись с перспективой лечь пораньше, я подцепляю с тумбочки айфон и лениво прокручиваю ленту, чтобы подчерпнуть с просторов соц сетей совершенно не нужные мне знания. Вот Летова тусит с первокурсниками в каком-то рок-баре, фальшиво вторя неизвестной музыкальной группе. Панина откисает в очередном спа-салоне с подружками и постит десяток одинаковых селфи, вынуждая от нее отписаться. Абашин готовится к нелегальной гонке и совсем не боится навредить отцу, выкладывая подобное в сеть. И только я грущу одна, не зная, чем себя занять.

«Хочешь, я к тебе приеду?».

Сообщение от Тимура приходит как нельзя кстати, и я, конечно же, соглашаюсь, не медля ни секунды. Подскакиваю от нетерпения на кровати и попутно ловлю себя на мысли, что Громов очень тонко меня чувствует даже на расстоянии. И это приятно удивляет.

К моменту его приезда я успеваю поменять короткую слишком открытую пижамку из бледно-розового атласа на вполне приличное кимоно насыщенного бордового цвета с золотым узором. А еще умываюсь, чтобы придать свежести лицу, и превращаю лохматый пучок в стиле воронье гнездо в аккуратный высокий хвост. В остальном выгляжу, как любая нормальная девчонка, которую совсем недавно вытащили из постели.

– Держи, – невесомо мазнув губами по моему виску, Тимур протягивает коробку с эклерами с ежевичным кремом из моей любимой кондитерской, и в ответ получает восторженный девичий визг.

Потому что сладости в двенадцать часов ночи – это лучшее, что со мной сегодня случалось. И я убью любого, кто рискнет заикнуться и авторитетно сообщить, что в них слишком много углеводов.

Окрыленная, я летаю по квартире, одновременно ставя чайник, натирая вафельным полотенцем квадратные черные тарелки и расставляю перед нами с Громовым блюдца с чашками. Внутри привычно становится тепло, грядущие контрольные видятся пустяком, а обещание получить по ним высший балл больше не кажется таким уж невыполнимым.

Во время следующего забега между столом и холодильником Шилов настойчиво пытается оборвать мне телефон, но я отказываюсь поднимать трубку, переводя гаджет в беззвучный режим. В конце концов, я могу давно уже сладко спать, или нежиться в ванной, или отрываться в ночном клубе и не слышать заунывного рингтона.

– У вас когда-нибудь что-нибудь с ним было?

Лучившиеся светом еще пару секунд назад глаза Тимура темнеют, и меня будто затягивает в ледяной шторм. Тело покалывает миллионом острых иголок, и хочется как можно скорее откреститься и от Кирилла, и от тех немногочисленных парней, с которыми я, действительно, встречалась. Но я пересиливаю себя  и шагаю навстречу Громову, дожидаясь, пока его сильные руки притянут меня к себе и обовьются кольцом вокруг талии.

Я зарываюсь пальцами в его волосы и неспешно скольжу по крепкой шее прежде, чем устроить ладони на его широких плечах.

– Ревнуешь? – безошибочно считываю чужие эмоции, заметив и небольшую складку, прочертившую высокий смуглый лоб, и сжавшиеся в тонкую линию губы. И замираю на миг, услышав резкое жесткое.

– Да.

Именно это меня покоряет в Громове. Его честность, его бескомпромиссность, и совершенно очаровательное в своей наглости умение швырнуть правду в лицо. Как и ореол окутывающей его силы, которой хочется подчиниться.

И именно поэтому я позволяю Тимуру усадить себя на колени и вместе с ним тону в жаляще-жадном поцелуе, который утверждает права Громова на меня. И клеймит так, чтобы никто больше не приближался к Авериной на расстояние ближе, чем тридцать метров, а лучше – пятьдесят.

– Нет. У нас ничего никогда не было с Шиловым, – нехотя отстранившись от Тимура, я с трудом перевожу сбитое дыхание и до сих пор млею от уверенно-страстных прикосновений, будящих табун мурашек вдоль всего позвоночника. Прижимаюсь губами к чужой щеке и вдруг понимаю, что ревность Громова льстит моему самолюбию.

Она терпкая, хмельная и, на удивление, приятная.

– Наверное, мне пора ехать, – сипловато произносит Тимур, продолжая выводить витиеватые узоры между моих лопаток, а мне совсем не хочется его отпускать. Поэтому я только теснее прижимаюсь к его мускулистой груди и резонно замечаю.

– Метро уже закрылось…

– Это приглашение?

Его голубые глаза больше не напоминают мятежный океан: в них плещется мальчишеское веселье, невинное лукавство и обещание чего-то искренне настоящего. А еще в них пляшут самые настоящие черти, раскинувшие партию в покер и хлещущие золотистую ольмеку. И я не могу ничего с собой поделать, кроме как согласно кивнуть, в очередной раз любуясь мужественным профилем Громова.

Помыв посуду после чаепития, мы перемещаемся в спальню и укладываемся в кровать, способную вместить нас двоих и того сенбернара, о котором я говорила Паниной. Тимур стягивает толстовку вместе с футболкой, оставшись в одних джинсах, а я утыкаюсь носом ему в бок и практически мгновенно засыпаю в его надежных объятьях. И снится мне что-то нежное и воздушное, отчего наутро я чувствую себя до неприличия отдохнувшей.

Зато следующие несколько дней пролетают в какой-то дичайшей запаре. Я пытаюсь закрыть десяток «висяков» одновременно: сдать контрольную Белову, согласовать план дипломной работы у Игнатьевой, составить компанию Летовой в походе по магазинам и поисках нового платья. Примеряю на себя образ примерной дочери, заскакивая к родителям на ужин, и вместе с мамой готовлю мясную запеканку. Так что нет ничего странного в том, что к концу недели я ощущаю себя выжатым досуха лимоном, придавленным многотонным прессом.

А к накопившейся усталости добавляется то, что видимся мы с Тимуром гораздо реже из-за его дополнительных тренировок в сборной. И от этого все мое существо только сильнее стремится к Громову, и каждая встреча воспринимается острее. Урывками мы пьем кофе у подоконника, негласно ставшего нашим, и изредка целуемся в сквере неподалеку от моего жилого комплекса, пока Шилова где-то носит.

С огромным нетерпением мы доживаем до первого свободного общего вечера, правда, выматываемся настолько, что отрубаемся на восьмой минуте фильма про Джентльменов, который давно хотели посмотреть. И просыпаем и десять звонков будильника, и разрывающийся телефон, и профилактический приход коммунальных служб.

– Это не смешно, Тимур! – растрепанная, помятая, я ношусь по квартире в одном полотенце и не знаю, с чего начать сборы на день рождения Кирилла.

С мокрых волос на ковер капает вода, на лице ни грамма косметики, и я даже не выбрала еще наряд. В то время, как Громов уже одет, до безобразия свеж и совершенно неотразим в своей черной толстовке с неоновым абстрактным рисунком на груди. И это, черт возьми, бесит. Ему достаточно пяти минут, чтобы превратиться в красавчика, мне же и часа на это не хватит.

Устав от моих беспорядочных метаний и критично оценив растущую гору вещей на диване, Тимур ловит меня посередине комнаты, обездвиживает и мягко целует в нос. Невесомо поглаживает по спине и, спрятав ироничную усмешку, беззаботно роняет.

 – Тшш, принцесса, выдохни. Скажем, что ты предложила меня подвезти, и мы в пробке застряли, – как ни странно, уверенный тон Громова срабатывает на «ура», и я, действительно, успокаиваюсь, чередуя глубокие вдохи с длинными выдохами, и без лишнего ажиотажа заканчиваю марафет. Правда, в ресторан мы все равно опаздываем.

Выбранное Шиловым заведение больше походит на лаунж-бар: приглушенный свет скользит по пурпурным стенам, небольшие диванчики насыщенного фиолетового цвета манят к себе, а лиричная музыка льется, не вызывая раздражения. Все овальные столики, рассчитанные на пять-шесть человек, уже заняты, и только за центральным есть два свободных места рядом с именинником.

 – Тимур! Слава! Ну, наконец-то. Мы вас заждались, – Кирилл переводит пытливый взгляд с Громова на меня и обратно, я же предельно внимательно изучаю бордовую рубашку Шилова. И сосредоточиваюсь на его стильной серебристой бабочке, стараясь не думать о том, что у меня на лбу все крупными буквами написано.