Жила-была девочка, и звали ее Алёшка (СИ) - Танич Таня

Школа же меня давно интересовала только потому, что там был Марк, хотя, дела с учебой обстояли более чем хорошо. Я была круглой отличницей и честью класса, и даже местные педагоги давно перестали видеть во мне попрошайку-выскочку. Теперь мое "происхождение" подчеркивали даже с какой-то гордостью: смотрите, какой самостоятельный и прилежный ребенок.

— Алексия как никто из нас достойна звания юного ленинца, и мы все, ребята, да, мы все обязаны равняться на нее! — соловьем заливалась Таисия Павловна, первоначальное желание которой продезинфицировать одежду после контакта со мной я все еще хорошо помнила.

С одноклассниками мы с Марком практически не общались, что изначально дало подвод для шуток "тили-тили тесто, жених и невеста". Но задирались они не очень активно, помня об особенностях его характера, и, в конце концов, от этого устал даже неугомонный Гошка Авдеенко.

Тем большим сюрпризом на фоне общей безмятежности стало активное вмешательство в нашу жизнь отца Марка, проницательного и чуткого на выгоду Виктора Игоревича Казарина.

Все сферы жизни сына, кроме спортивных достижений, мало интересовали главу семейства до поры до времени. У ребенка была приходящая нянька, самая лучшая школа и строгий тренер в придачу — всего этого заботливому родителю хватило для того, чтобы не волноваться о Марке. Наследник под присмотром — и отлично. Правда, после детсада от услуг няньки пришлось отказаться: Марк в привычно категоричном тоне заявил, что в школу и из школы будет ходить только сам. Виктор Игоревич не возражал особо. Из пацана должен вырасти бойкий и пробивной мужчина, чем раньше станет самостоятельным, тем лучше. Следить же за тем, когда отпрыск возвращается домой, Виктор Игоревич не собирался — не царского ума дело бабьими заботами голову морочить, на кону стояли вопросы поважнее. Жалоб от учителей и тренера не было, ребенок не прогуливал, хорошо учился — значит, все было в порядке.

Первый класс Марк закончил с похвальной грамотой, которую Виктор Игоревич тут же пристроил в почетном уголке, рядом с еще двумя спортивными дипломами. Именно здесь, в гостиной, он чаще всего принимал своих высокопоставленных друзей во время неформальных посиделок, в ходе которых решались очень серьезные вопросы. Прихвастнуть успехами сына было всегда приятно, равно как и получать комплименты по поводу красоты его блистательной жены.

Еще спустя какое-то время до Виктора Игоревича начали доходить слухи о том, что его мальчик спутался с какой-то попрошайкой, вроде бы не очень благополучной. Своим вниманием эти глупые побасенки Казарин-старший не удостоил. Он лично выбрал учебное заведение для Марка, мало того — курировал его в составе шефского комитета. Неблагополучных детей в таком заведении быть просто не могло, все места для первоклассников распределялись заранее, а некоторые — даже продавались в обмен на серьезные услуги. Ходили, конечно, сплетни о какой-то гуманитарной программе для детей-сирот, но Виктор Игоревич общим паническим настроениям не поддался, рассудив, что добром такие устремления не закончатся, коллектив не примет белую ворону, быстро ее изгонит и все вернется на круги своя. А потом и вовсе забыл об этих разговорах.

Но к третьему году обучения Марка пелена с глаз Казарина-старшего спала мгновенно и навсегда. В один из напряженных рабочих будней, торопясь с важного совещания на другое, еще более важное, Виктор Игоревич из окна служебной машины неожиданно узрел собственного отпрыска. Марк бежал по тротуару, самозабвенно швырялся каштанами и хохотал на всю улицу, запрокинув голову. Казарин старший не поверил собственным глазам. Это не мог быть его сын. Он даже улыбаться не умел, не то что смеяться во весь голос, как нормальный ребенок. Рядом с ним копошилась какая-то пигалица, осыпая надежду семьи Казариных желтыми листьями вперемешку с грязью. Очевидно, это и была та самая подружка, о которой во время формальных и уютно-неформальных встреч пыталась доложить ему сообразительная и чуткая Таисия Павловна.

— Так-так, — тихо обращаясь к самому себе, пробормотал Виктор Игоревич, понимая, что допустил оплошность. — Так-так… — повторил он, преисполняясь намерения тут же навести справки и выяснить кому, почему и как удалось подобрать ключик к его нелюдимому сыну.

Каково же было его удивление, когда в подружке он узнал местную малолетнюю артистку, выступавшую пару раз и в его ведомстве в честь очередных торжеств. Уж больно забавный и неглупый был ребенок, читающий наизусть длинные стихотворения и пересказывающий высокопарные монологи так просто, от души, будто бы своими словами.

— Так-так, — в третий раз задумчиво произнес Виктор Игоревич, чувствуя, как в голове зарождается некий туманный замысел. Что именно это была за идея, он еще не понимал, но в одном был уверен точно — в ситуации следовало разобраться детальнее.

После сбора информации во время романтического свидания у все той же симпатичнейшей и, как всегда, отзывчивой Таисии Павловны, Казарин-старший выяснил много нового и действительно важного. Самым большим сюрпризом для него стало постоянное посещение Марком детского дома, пока заботливый отец пребывал в уверенности, что сын занят на тренировках семь дней в неделю. Виктор Игоревич, как настоящий коммунист, был чужд условностей и не спешил падать в обморок, в отличие от Валентины Михайловны, устроившей истерику на предмет вшей и лишаев, которых якобы мог нахвататься в приюте Марк. То, что детдомовские дети не моются и с младенчества режут друг друга перочинными ножиками, сомнений у нее не вызывало. Однако, Виктор быстро пресек ультиматумы супруги резкой фразой "Не мешай ребенку налаживать контакты!" — и, дабы сгладить ситуацию, красноречивейше пообещал, что ни одна вошь не потревожит их семейное гнездо, он лично за этим проследит.

В итоге, после недолгих раздумий, Казарин-старший решил сделать ход конем. Ответить сюрпризом на сюрприз. Убить сразу двух зайцев: проучить сына, возомнившего себя великим конспиратором и познакомиться поближе с перспективной сироткой, дальнейшее наведение справок о которой будило в нем все большее любопытство.

Внезапный визит в детский дом столь важного человека произвел эффект разорвавшейся бомбы. Не каждый день высокопоставленное лицо уровня Виктора Игоревича спускалось со своего пьедестала к простым смертным, да еще в роли доброго волшебника, покровителя всех униженных и обездоленных. Ведь именно такими, униженными и обездоленными, почувствовали себя директор и воспитатели после знакомства с гостем, несмотря на его дружелюбный тон.

Оказалось, что все у нас не так. И мебель плохая, и еда на кухне убогая (добродушные поварихи, сразу растаявшие под лучами Казаринской улыбки, тут же опомнились и занесли его в разряд злейших врагов) и книги старые, и даже видеомагнитофона нет в зале для отдыха. Все это, плюс ремонт видавшего виды здания новоявленный шеф был готов предоставить нам в кратчайшие сроки, абсолютно безвозмездно, то есть, даром. На самом же деле, прогуливаясь по территории приюта, Виктор Игоревич был занят только одной мыслью: куда же запропастился сын, и почему его не видно среди толпы местной восторженно галдящей детворы?

Когда мы с Марком, ни о чем не подозревая, возвращались ближе к вечеру после беззаботных посиделок у реки, нас ожидал сюрприз: непривычное оживление перед корпусом и припаркованная у ворот черная "Волга". Зная, что на таких автомобилях ездят только очень важные чиновники, я уже решила, что к нам явилась очередная комиссия, как до меня донесся голос друга:

— Вот… Опять он. Приехал все испортить.

Я не могла понять, о чем была эта фраза, но резко помрачневший Марк отказывался объяснять, в чем дело, хмурясь и отворачивая лицо, совсем как в начале нашего знакомства. Впрочем, очень скоро ситуация стала понятной и без его уточнений.

Возле приюта нас встречала целая процессия: дети, восторженными стайками скачущие вокруг воспитателей, несколько сконфуженный Петр Степанович, завхоз и две поварихи. И над всем этим, словно орел, гордо парил солнцеликий мужчина, озаряя собравшихся светом бесхитростной, широкой улыбки — Виктор Игоревич Казарин.