Твоя безумная «фанатка» (СИ) - Муравская Ирина

Тимур закашлялся, давясь слюной.

— Да кто на них посмотрит, пока тут… такое, — проблеял он неразборчиво, не в силах оторваться от разглядывания. — Можно я поменяюсь местами с Бондарем? Ну пожалуйста.

— Ну уж нет. Всё лучшее для нашего Пиратика, — усмехнулась Нелли, запахиваясь обратно и завязывая узлом пояс на талии. — Ладно, детки, не скучайте. Мамочка пошла выполнять супружеский долг, — из мини-холодильника было выужено охлаждённое шампанское, а с хозяйственной полки две кружки в горошек. Увы, бокалов в их барских хоромах не имелось. Ну ничего, и так сойдёт. Они люди не гордые. Без хрусталя переживут.

Забавно, но её появление на пороге спальни Матвея вызвало недоумение. Несмотря на угрозы и обещания, её реально не ожидали увидеть.

— Да ладно? — Бондарев заинтересованно облокотился плечом об косяк, разглядывая чулки и туфли. По вытянувшимся трубочкой губам стало понятно, что ему уже любопытно заглянуть под халат. — Честное слово, я ставил на то, что опять меня продинамишь.

— Чтобы ты и дальше не давал мне проходу? Лучше уж двадцать минут потерплю, — хмыкнула та, салютуя запотевшей бутылкой. — Внутрь пустишь или на пороге будем дела решать?

— Двадцать минут? Ты плохо меня знаешь.

— Да нет. Это я просто хорошо знаю себя, — стуча каблуками по паркету Нелли прошла вглубь комнаты, несильно отличающейся от их. Две кровати, два шкафа, два комода, одно окно. Только что девчачье логово было более уютным. Парни же этот уют создавать хронически не умели: вещи разбросаны, на горизонтальных поверхностях завалы, на полу коробки от фаст-фуда и пустые бутылки из-под газировки. — Хоть бы убрался.

— Говорю же, я не ждал тебя, — Бондарев поспешно схватил рассыпающийся ворох шмотья и чуть ли не ногой затолкал его поглубже в шкаф. Тем же образом под кровать был упрятан гастрономический мусор. Видимо, до времён генеральной уборки.

— Могу уйти.

— Ну нет. Когда ещё представится такой шанс.

— Неужели у знаменитостей настолько всё плохо с женским вниманием? — саркастично поинтересовалась она, обводя кончиками пальцев контур уютно пристроившейся возле зеркала гитары в чехле.

— Ты слегка преувеличиваешь уровень нашей популярности. И я не об этом. Я про тебя.

— Про меня?

— Тебя. Когда я ещё увижу тебя здесь… — очередной взгляд на халатик, прикрывающий пятую точку, но при этом оставляющий немаленький простор для воображения. — В таком виде.

— Ты про этот вид? — лишнюю одежду сбросили на кровать. Пелька буквально услышала, как её собеседник нервно сглотнул.

— Ох…

Пелька и сама невольно заводилась от того, с какой жадностью её сейчас пожирали глазами. Ух, кажется, стало как-то жарковато, разве нет?

— Поможешь? — собеседнику протянули шампанское, заставляя отвлечься от разглядывания глубокого декольте. Бутылка с хлопком откупорилась, заставляя обоих вздрогнуть. Хрупкого вида ручки со свежим маникюром разлили шипящий напиток. Нелли протянула кружку застывшему истуканом Матвею, который не мог и не хотел отрываться от девичьего тела в тонких кружевах.

— Умеешь ты эффектно появиться.

— Умею, — керамика со стуком встретилась. Матвей залпом осушил свою порцию. Пелька довольно улыбнулась, не отставая от него. Губы приятно защекотало пузырьками. Отлично. Дело сделано. Осталось подождать. — Ну вот и славно, — она кокетливо поиграла собранными на макушке волосами, спадающими на лицо. — Дальше что делаем? Может в настолку (прим. авт. настольная игра) какую сыграть или…

Поверх привкуса шампанского лёг новый вкус — вкус настойчивого поцелуя. Или. Определенно или.

Нелли сидела сонная на завтраке. Эту ночь спалось ей на редкость паршиво, несмотря на моральное удовлетворение. И одновременно с этим физическое неудовлетворение, вот же ирония. Она догадывалась, что расплата неизбежна, однако всё равно гордилась собой. Ибо нефиг. А то ишь удумал. Кто она по его мнению, шаболда с соседнего района?

Однако… однако вчера на несколько минут Пылаева, и сама успела завестись. Когда её поймали в капкан цепкой хватки. Когда усадили на комод, снеся шаткую стопку учебников и тетрадей. Когда поцеловали. Так поцеловали. Боже, как поцеловали.

Либо она за два года напрочь забыла, что такое полный страсти и желания поцелуй, либо Матвей просто очешуенно умел целоваться. До дрожи в каждой клеточке тела. До предвкушающих стонов. Сладостно приятных иголочек по коже. До сильных рук, стискивающих её бёдра…

Несколько минут пронеслись в волнительном упоении, успев возбудить обоих… А потом начало действовать подмешанное в кружку снотворное. Сильное седативное в жидком виде осталось у неё ещё со времен больницы и бессонных ночей. И вот, пригодилось.

Сознание Матвея стремительно окутывала слабость и дрёма. Наверное, он и сам не понял, как уснул, так как к тому моменту они перебрались на постель. Близкое присутствие подушки, горячие поцелуи, убаюкивающие мягкие прикосновения и действующее лекарство сработали безотказно. Бондарев провалился в глубокий сон. Часов на шесть точно.

Нелли невесело присела возле захрапевшего парня, прямо из горла допивая уже никому ненужное шампанское и пряча в кармашек халата маленький флакончик. Смешно, но в сложившихся обстоятельствах чувствовала себя обманутой она. Давно забывшему, что такое ласка и нежность телу отчаянно хотелось продолжения, оно прямо-таки умоляло закончить начатое… однако честь и самоуважение было дороже. Не так. Не таким образом.

И вот пришло утро расплаты. Пылаева с плохим предчувствием ковырялась в нелюбимой овсянке, с опаской поглядывая на вход. Дождалась. Влетевший в столовую Матвей взглядом отыскал цель и, вихрем пролетев мимо друзей, направился к ней. Злой, как сто чертей.

Пелька, напевая себе под нос мелодию похоронного марша, поспешно выскочила из-за стола и с невинными глазками попятилась к стеночке.

— А ну стоять, клофелинщица! — пригвоздил её к месту яростный голос. — Готовься, выдерга. Тебе сейчас будет хана.

— Караул! Убивают! — пискнула Пылаева, пускаясь в бега. Юркая девчонка так лихо носилась между столиков, что догнать её было ещё не так-то просто. Игра в салки заставила обоих сделать круг, откуда Пелька уже без особых проблем выскочила из столовой, кинувшись к лестнице и снося с ног замешкавшихся.

Несмотря на кеды и преимущество в расстоянии убежала она недалеко. На втором этаже учебных коридоров Матвей без труда догнал её, скручивания в прямом и переносном смысле в бараний рог: сгибая, заламывая руки и хватая сзади за шею.

— Ты совсем сдурела? Чего сразу фосфором не отравила?

— Да где я тебе взяла бы столько фосфора, а? — возмутилась та и ойкнула, когда ей от души дали по заднице.

— У тебя с головой чисто эпизодическая дружба? Как ты вообще додумалась снотворным меня накачать?

— А ты что думал? Что я такая пришла и послушно ноги раздвинула?

— Дура! Я похож на озабоченного? Да не тронул бы я тебя!

— Ага. Я вчера это так и поняла, когда ты целоваться полез.

— Правильно. А чего ты голой не пришла? Мы бы в шахматы сели играть.

— Я не умею в шахматы. Лучше в шашки. Ауч, — очередной смачный шлепок по заднице.

— В следующий раз я свяжу тебя, засуну в рот кляп и точно тр*хну.

— Какой следующий раз? Я тебе больше ничего не должна! Твоё желание исполнено.

— Это с какого боку ты так решила?

— Ну так я пришла? Пришла. Не моя проблема, что ты продрых возможность… Ауч! Да ну больно же!

Громкие голоса эхом блуждали по длинному коридору с ярко-оранжевыми стенами, невольно заставляя всех, кто находился поблизости стать незапланированными слушателями. Из открытого класса сольфеджио вышел высокий мужчина: в рубашке, брюках и с сияющей от горящих потолочных ламп лысиной.

— Молодые люди, не могли вы решать свои личные проблемы в другом месте? — попросил он голосом, которому сложно было не подчиниться. И смерил таким взглядом, после которого нельзя не пристыдиться. Нелли выпустили, наконец, на свободу.