Право на счастье (СИ) - Таирова Таша

***

Никита подошёл к домику охраны и услышал смех. Он осторожно заглянул за угол и замер. На вытоптанной в снегу площадке небольшими прыжками резвилась собака, а маленькая девочка, одетая в светлую шубку, белые рукавички и шапочку с помпоном заливисто смеялась, прячась за ногами стоящих кругом охранников.

— Эрика, смотри, Герой сейчас опять прыгнет, — произнёс один из парней, псина подпрыгнула и припала головой к земле, скаля зубы и помахивая хвостом. Девочка на секунду замерла, широко раскрыв глаза, и опять громко засмеялась, поглядывая вверх на улыбающихся мужчин. — Иди ко мне, холодно уже. Надо к маме возвращаться.

Девочка что-то спросила, удобно располагаясь на мужских руках, а Никита вдруг вспомнил детский крик, когда её забирали от матери. Она боялась мужчин, которые разлучали её с самым родным для неё человеком, но спокойно чувствовала себя среди незнакомцев, которые смеялись и играли с собакой. Неужели дети, как и животные, ощущают что-то на уровне мыслей и намерений? Он вышел из своего укрытия, охранники невольно замолчали и вытянулись, даже пёс смирно уселся, однако, его хвост продолжал жить своей жизнью.

— Добрый день, Никита Юрьевич, — спокойно поздоровался один из парней. — У нас всё тихо, а мы вот с Героем и Эрикой играем. Еле уговорили Ингу Артуровну позволить девочке побыть с нами на улице ещё немного.

Прозоров кивнул и широко улыбнулся притихшей малышке, она вдруг смутилась и спрятала лицо за воротник куртки охранника, а потом выглянула и что-то пробормотала.

— Она спрашивает кто вы, босс, — серьёзно перевёл детский лепет парень.

Никита протянул руки, малышка несколько мгновений смотрела на него, будто решая что-то для себя, а потом неожиданно потянулась к нему. Прозоров обнял маленькое тельце и тихо сказал:

— Лишь бы мама твоя согласилась, а с тобой мы потом все вопросы порешаем, да? — На что Эрика внимательно посмотрела ему в глаза и совершенно уверенно кивнула. — Как думаете, ребята, Герой тот, за кого себя выдаёт?

— Точно, босс, — Аркадий, что занимался собаками в питомнике и на конезаводе, кивнул. — Хаски. Причём чистый, босс. Нет ни клейма, ни чипа. Не иначе как Провидение его послало к нам на базу. Мужики звонили, говорят, что он на одного бросился, что Инге Артуровне угрожал, едва отцепили от горла. Если бы не шарф, не жилец был бы. А с ребёнком он уживается легко, можно оставить специально для Эрики. Защитника лучше не найдём, этот собой пожертвует, но девочку в обиду не даст.

— Как думаешь, сколько ему?

— Между годом и двумя, босс, полноценный шерстяной покров, зубы все и целые, бугорки на нижних зацепах ещё присутствуют. Молодой здоровый кобель. Привить бы, и пусть бегает рядом с малышкой.

Никита благодарно кивнул и зашагал к дому. Он обошёл крыльцо, рассматривая сверкающие на солнце окна, и вдруг услышал музыку. Никита посмотрел на Эрику, что спокойно сидела у него на руках, и тихо поинтересовался:

— Твоя мама играет на фортепиано?

На что малышка улыбнулась и кивнула, смешно пробормотав:

— Сопен.

Прозоров прижал девочку к себе, покачал головой:

— Ну Сопен так Сопен, — и вошёл в дом.

Музыка лилась по дому, будто чистая вода струилась с гор. Никита представил, как тонкие пальчики перебирают клавиши, и прикрыл глаза, наслаждаясь переливами звуков и мягкостью аккордов. Он опустил Эрику на пол, она тут же сама стянула рукавички, что повисли на резинке, и стала сосредоточенно расстёгивать пуговицы на шубке. Никита присел рядом, чтобы помочь, но был остановлен категоричным «я сама». Он поднялся и снял куртку, поглядывая в сторону гостиной, откуда продолжала литься нежная мелодия. Наконец Эрика справилась с пуговицами, наклонилась и дёрнула молнию на сапожках, затем села на пол, с усилием сняла обувь и аккуратно поставила свои сапожки рядом с ботинками Прозорова. Никита смотрел на эту игрушечную обувь рядом со своей и улыбался. Эта девочка почему-то вызывала у него постоянную радость, и он понимал, почему Инга готова была пожертвовать всем ради дочери.

Они вместе вошли в гостиную и увидели её, сидящую у рояля с прикрытыми глазами. Руки сами порхали над клавишами, извлекая волшебные звуки из немого до сегодняшнего дня инструмента. Эрика сорвалась и побежала к матери, подпрыгивая и зовя её. Инга замерла, резко вскочила, лицо её болезненно скривилось, и она тихо прошептала, прижимая к себе дочь:

— Простите меня, но я так давно не играла. Простите.

Никита сделал несколько шагов и серьёзно ответил:

— Ты не должна извиняться. В этом доме вы с Эрикой не просто гости, привыкай к этому, Инга. Вы останетесь здесь, не знаю на сколько, хотя мне бы хотелось — как можно дольше. Во всяком случае, пока ты полностью не придёшь в себя, пока идёт следствие и пока все дружки твоего мужа не наказаны, вы с дочерью остаётесь в этом доме.

Инга переступила ногами и вдруг смело подняла на него глаза:

— Я не могу, Никита Юрьевич. Мне надо работать, надо думать о своей дочери. Я даже не знаю, где нахожусь. А детский сад? Поликлиника? У меня нет никаких вещей, всё осталось в квартире…

— Я могу выделить тебе машину, ты поедешь и возьмёшь… Хотя ничего не получится. Квартира опечатана, но только скажи, и тебе всё привезут.

Инга смущённо повела плечами и тихо ответила:

— Некоторые вещи женщины приобретают сами. Нельзя же поручить чужому человеку покупку каких-то личных вещей.

Никита усмехнулся и вспомнил, как в своё время Лиза Соболевская писала список покупок и с ехидной гримасой вручала его водителю. Григорий до сих пор с содроганием вспоминает покупку нижнего белья и прокладок с последующими истериками недовольной заказчицы. Инга отвлеклась на Эрику, что полезла к огромному телевизору, а Никита любовался ею. По сравнению с ним она казалась ещё более хрупкой и миниатюрной, но он знал, что несмотря на её нежность и кажущуюся слабость эта женщина может быть сильной и упрямой. Она не сломалась, живя в аду семейной жизни с Гореловым, она смогла защитить свою дочь, она, конечно, наделала ошибок, но и это Никита принимал, потому что сам мало кому верил и доверял. И ему придётся хорошо потрудиться, чтобы и она научилась снова верить.

— Никит, а ты когда пришёл? — на лестнице появилась Глафира Матвеевна и как бы между прочим заявила: — Я так заслушалась, что даже забыла, что Инга завтракать отказалась. — Она поманила пальцем Эрику, показывая ей коробку с разноцветными кубиками. Девочка с радостным визгом помчалась к женщине, в очередной раз удивляя Никиту отсутствием какого-либо страха перед окружающими.

— Простите, — Инга опять опустила глаза, — но мне действительно не хочется кушать. Я очень мало ем.

Прозоров окинул оценивающим взглядом её фигурку, скрытую под мягким костюмом Ани, что остался после переезда в новый дом:

— Заметил, скоро ветер тебя сдувать будет. Пошли, ты, может, и не ешь, только вот меня надо отменно кормить. — Он требовательно мотнул головой в направлении кухни и терпеливо ждал, когда она сделает первый шаг. Инга вздохнула, поняв, что эту битву она проиграла, и медленно, немного прихрамывая на травмированную ногу направилась к выходу. Но вдруг остановилась, резко развернулась и почти с благоговением опустила крышку рояля, проведя по ней тонкими пальчиками. Никите подумалось, что она словно попрощалась с инструментом, и будто нечаянно бросил:

— Я так рад, что наконец-то в доме появился человек, способный оживить этот рояль. Инга, как ты думаешь, он не расстроен? Может, надо вызвать мастера?

— Что вы! Он прекрасен! Не думаю, что нужно кого-то беспокоить, звучание у него просто волшебное.

— Ну хорошо, — ответил Прозоров, отлично помня, что отвозил в консерваторию забытый мастером камертон всего две недели назад. — Та-а-ак, и что у нас на ужин? Я так понимаю, что твой обед постигла та же участь, что и завтрак?

Инга стояла возле стола и осматривала огромную кухню-столовую.