Медовый месяц с чужой женой (СИ) - Билык Диана

Длиной рубашка мне была до середины бедра и вполне могла сойти за короткое платье. Вот этот платок, что попался на глаза на другой полке, использую в качестве пояса, закатаю рукава. Туфли, — единственное, что я оставила от свадебного наряда, — прекрасно подходили к новому образу и чудом оказались возле кровати.

Я покружилась перед зеркалом. Шорт не видно, а вот выглядывающая из-за воротника футболка портила весь образ.

Я чертыхнулась и, раздевшись, стянула её через голову. Вновь надела рубашку и, подпоясав себя платком, еще разок улыбнулась своему отражению. Но улыбка застыла у меня на лице, когда в зеркале я заметила хмурого и напряженного Макса.

Честенер молча стоял на пороге и смотрел на меня так грозно, что задрожали колени. Давно он здесь? Сколько я собираюсь? Наверняка, жутко опоздала, потому «муж» и зол.

Обернулась и, нервно облизнув губы, проговорила:

— Ты сказал, что мы поедем в магазин. Я не могла позволить себе выглядеть сбежавшей с урока школьницей. Прости, что позаимствовала твою вещь. Потом я всё постираю и верну на место.

Макс качнулся назад, мотнул головой, будто вытряхивал оттуда неприятные мысли, сделал три больших шага ко мне. Я испуганно отступила и легонько ударилась поясницей в комод. Затряслась перед монстром, как загнанная в ловушку добыча, вцепилась в дерево непослушными пальцами. Глядела в потемневшие от непонятной мне ярости глаза Макса и уговаривала себя не шевелиться. Мне всё равно не сбежать от хищника, нельзя выказывать страх, если я хочу попытаться приручить зверя. И почему он так разозлился? Он может позволить себе хоть каждый день менять рубашки, выбрасывая те, что уже носил.

Гадая об этом, я ощутила, как ладонь Честенера нахально легла на бедро. Макс задрал ткань рубашки, оголив ногу до самого верха. По коже метнулись колючие мурашки, и страх схватил за горло. Я судорожно вдохнула и, не отрывая настороженного взгляда от холодных глаз монстра, затаила дыхание. Опять? Когда мужские пальцы коснулись шорт, олигарх скривился в знакомой злобной усмешке. Неожиданно он присел и, рывком сдернул их вниз. Я ахнула, а Макс, одним движением порвав шорты на клочки, поднялся и яростно прошипел:

— Никакого белья, — его дыхание опалило моё ухо. — Еще раз увижу, оттрахаю на месте, недотрога же-на.

И, сжав мой подбородок, вторгся языком в рот. Приходилось глотать его ярость и упираться ладонями в грудь, чтобы не позволить завалить себя на комод. В голове набатом стучали страшные мысли, что этот ужас за тридцать дней вывернет меня наизнанку, перемелет, как мясорубка. Но я же кукла, не имею права что-то чувствовать и сопротивляться. Почему же всё ещё жду нормального отношения к себе от зверя?

Макс отстранился лишь, когда в моих глазах совсем потемнело.

Он глубоко вдохнул и поморщил нос, отчего горбинка возле переносицы сильнее выделилась. Мужчина наклонился к губам, будто собирается продолжить начатое. Вздрогнув, я напряглась.

— Иди в машину, — тихо приказал мой палач и неожиданно отступил. Я облегчённо выдохнула и мельком заметила, что сильно сжал правую руку. Он часто так делает. Может, у него ломит кости? Или чешется кулак, чтобы меня ударить. От мысли об этом льдом стянуло затылок. Покачнувшись на каблуках, я с трудом удержала равновесие и, пошатываясь побрела к выходу. Непривычно неприкрытую промежность касался холодок, и от осознания, что придётся ходить без трусов, быть беззащитной каждую минуту, пересохло во рту.

Глава 16. Макс

Она меня возбуждала. До пиздеца. Так сильно, что глаза застилало туманом. Но ужас в глубине зрачков Поли заставлял меня сдерживаться. Какого хрена шлюхе бояться прикосновений? Договаривались же, что будет удовлетворять меня, могла хотя бы притвориться, что кайфует. Ради денег. В насильники я не записывался, хотя если доведет…

Месть она такая — не знает границ.

Остывать в комнате пришлось несколько минут, хотя буря не улеглась, а всего лишь сбавила обороты и не выступала бугром в штанах. Я вышел в коридор и снес ногой цветок в коридоре. Плевать. На все эти вещи мне глубоко насрать. Ненавижу лоск и богатство, они не приносят мне счастья. Только все больше опустошают и напоминают о том, что я потерял.

— Максимилиан, — вышла из кухни Стелла. Она решительно выпрямилась и отточенным движением поправила тщательно уложенную строгую прическу. — Можешь меня уволить, но девочке нужно поесть. И тебе тоже.

Женщина отшатнулась, когда я поднял голову и впился в ее лицо яростным взглядом, но не отступила:

— Все готово. Позволь накрыть на стол, это займет несколько минут.

— Что, краля пожаловалась? — прищурился я.

Экономка мягко улыбнулась и посмотрела через окно на машину.

— Это по глазам видно, Макс. Ты слишком жесток с ней.

— Не лезь не в свое дело, — но говорить со злостью уже не получалось. Я прошел к выходу и бросил через плечо: — Готовь ужин, мы сейчас подойдем. И, Стелла, держи язык за зубами. Иначе пеняй на себя.

Вышел из дома и направился к машине. Поля уже сидела в салоне и, когда я резко открыл дверцу, испуганно взглянула на меня. Я видел и ужас в глазах, на который намекала Стелла, и неловкие одёргивания нижнего края моей рубашки… Моей рубашки! Судорожно втянул воздух и, с трудом усмирив поднявшуюся вновь бурю, сухо кивнул:

— Выходи.

— Ты передумал ехать? — спросила Пелагея с неприятным облегчением.

— Ты же просила, чтобы я тебя накормил, — не сдержал сарказма, — перед развлечением. Или передумала и хочешь… развлечься на голодный желудок?

Девушка вздрогнула и сглотнула: как же надоело, что она всё время трясётся! Не понимаю, что нужно этой шлюхе, я же намного богаче её Витеньки, должна была расстелиться передо мной, липнуть, ножки по первому требованию раздвигать. А эта маленькая сучка каждый раз смотрит так, словно ждёт, что я наброшусь и изнасилую у всех на виду. Или желает этого? Может, в такие игры они с Дороговым Младшим играли?

— С удовольствием, — просипела девчонка и, кашлянув, договорила: — Я с удовольствием бы поела. — И легко, как-то даже бесхитростно по-детски призналась: — Я очень голодна.

— Так чего сидишь? — недовольно рявкнул я, не желая видеть, как она прямодушно улыбается. Это шло в разрез с моим представлением о сучках и только раздражало. — Хочешь, чтобы я отнёс тебя на руках?

Она, прижимая край рубашки к бёдрам, осторожно выбралась из машины, но я успел заметить, как мелькнула в боковом разрезе задравшейся рубашки её упругая попа. Знать, что она без белья и не утянуть девчонку обратно в машину непросто. Я тоже был голоден. Очень.

За стол я сел напротив. Не смог бы сейчас находиться слишком близко, да и Стелла кружилась вокруг «жены», будто она ей племянница, не меньше.

Отрезав балык, я положил сочное мясо в рот и заметил, как Поля облизывает пальцы после салата с креветками. И, едва заметила мой взгляд, спрятала руку на коленях и густо покраснела. А ведь только что жмурилась, как кошка, уплетая деликатес.

— Романова, значит? — проговорил я, вольготно отклоняясь на спинку стула и вытягивая ноги под столом. Когда носок туфли уперся в преграду, заметил, что девушка вздрогнула и подобралась. А меня накрыло жаркой волной, потому что это жеманство допекло.

Разве плохо просто потрахаться? Что ей надо? Я ее расколю. И сделаю это сейчас.

— Стелла, спасибо за ужин, можешь быть свободна, — сказал я, но взгляд от Пелагеи не отвел.

— Завтра как обычно? — уточнила женщина.

— Мы будем с «женой», — сделал акцент на последнем слове и еще сильнее прищурился, выискивая не румяном лице девушки хоть какие-то признаки вранья, увиливания, фальши, — сп-а-ть до обеда. Так что можешь приходить к двенадцати. Не раньше.

— Доброй ночи, господин Честенер, — женщина откланялась и быстро покинула кухню.

— Наелась? — вкрадчиво спросил я через несколько минут полной тишины и посмотрел на девушку исподлобья. Одна мысль, что она без белья сводила с ума, но я ждал, что она раскроется, сама прыгнет на меня, сама будет просить сделать ей хорошо, но она снова сжалась и даже отвернулась.