Вера Колочкова - Провинциальная Мадонна
Что-то я расчувствовался в конце письма, боюсь и про любовь уже заговорить. Да, наверное, я люблю ее, трудно не любить. Вся душа рвется к этому, хочет освободиться наконец от черного ящика… Это чудесно, конечно, и радостно, и волнительно… если б не такое долгое расставание с Мишенькой — уже два месяца сына не видел! Скучаю ужасно. Но даст бог, даст бог…
Сейчас перечитал еще раз — сумбурное письмо получилось. Да это ничего, пусть, все равно не отправлю. Просто рассказываю о своем ужасном положении, как вы учили, на бумаге. Чтоб в голове прояснилось. Пишу последние строки и крепну в решении: надо начинать все заново. Семью — сначала. А как же без нее? Это для детдомовца — оплот и надежда на жизнь…»
* * *— Наталья, я сейчас в магазине услышала, что Валька-спекулянтка дубленки турецкие почти задарма раздает! Что-то не пошло у нее с торговлей-то, бандиты, видать, запугали! Надо тебе брать!
Мамины глаза горели хищным огнем, лицо от возбуждения раскраснелось, щеки алели помидорами. Но дочь в ответ лишь досадливо махнула рукой:
— Да где деньги, мам… Если только ты из своей заначки раскошелишься…
— Ну, это уж нет, это уж дудки! Ишь какая! Все тебе под нос подай!
— Зачем тогда душу травишь?
— А чего травлю-то… Ты у нас вроде как замужем, пусть денег даст! Соберись да поезжай к нему в город, возьми!
— Так он же недавно передавал с Сашкой Потаповым… Тот в город ездил, вот Серега через него и отправил.
— Ну, так, значит, есть они у тебя?
— Нет, мам… Я их в МММ вложила… Все деньги собрала, какие есть, и вложила…
— Не поняла — куда?!
— Да в МММ! Ну, это организация такая, вроде коммерческой. Кладешь одну сумму, получаешь вдвое больше.
— Ты чего, Наташка, совсем, что ли, сбрендила?
— Ой, не начинай! Ничего не понимаешь в нынешней жизни! Сама свои деньги наверняка завернула в тряпицу и спрятала где-то в доме, а умные люди сейчас так не поступают! Деньги должны работать, мама! Понимаешь? Ра-бо-тать!
— Ага… Значит, человек сидит на печи, а вместо него деньги на работу ходят? Да когда это такое было, Наташк? Одумайся, ты чего! Пойди завтра да забери обратно, лучше вон дубленку на зиму купи!
— Ой, да я бы забрала, конечно… Только там просто так не отдадут, надо срок определенный выдержать…
— Ну, Валька-спекулянтка тебя ждать не будет, мигом все распродаст. За полцены у нее их с руками оторвут… А ты потом за бешеные деньги в коммерческом покупать будешь!
— Ну да… Все правильно говоришь… Что мне делать-то, мам?
— Так я ж тебе советую — смотайся к Сереге в город, еще денег попроси! Он тебе муж, обязан! Не на глупость какую берешь, а одеться на зиму! Должен же он о родной жене заботу проявить, в конце концов!
— А чего… Может, и впрямь…
Наталья быстро присела на кухонный табурет, задумчиво уставилась в окно, наморщив лоб. И тут же вскинулась, засобиралась.
— И правда! Адрес знаю, он у приятеля своего живет, мы как-то давно у него в гостях были!
— Ага… Только поторопись, а то на утренний автобус опоздаешь…
Из окна своей комнаты Надя видела, как сестра торопливо прошла к калитке, на ходу повязывая шейный платок. Вздохнула — надо же, только из-за денег и собралась… А как там Сережа один в городе у чужих людей мыкается, ей и дела нет…
К вечеру пошел дождь. Погода испортилась разом, как бывает в августе, — похолодало, окна заволокло серыми неуютными сумерками. Пахло приближающейся грозой…
Мама уютно устроилась перед телевизором: ей сейчас хоть гроза, хоть землетрясение с наводнением — все равно. Пока очередные страсти из сериала «Богатые тоже плачут» не досмотрит, с места не сдвинется. Потом еще и Наташке рассказывать будет, что в очередной серии случилось, комментировать подробности… Причем с такой яростью, будто киношные Луис-Альберто и Эстер за соседним забором живут и у них по ночам огурцы с грядок воруют! Нет, это ничего, пусть смотрят, конечно, лишь бы к ней не приставали… Почему-то маме с сестрой кажется, что если она, Надя, сериал не смотрит, значит, что-то с девочкой не так. Недавно, например, мама нашла у нее под подушкой томик стихов Евгения Евтушенко, хмыкнула и посмотрела на дочь со странной жалостью — какая ж ты у меня малахольная… Ну вроде того.
Стукнула калитка, торопливые шаги на крыльце — Наташка приехала. С шумом распахнулась дверь, надсадный возглас опалил огнем тихий дом:
— Ой, мама, какой же он подле-ец…
— Тихо, не ори! Мишеньку разбудишь! — та с трудом оторвала взгляд от экрана. — Только заснул…
Выйдя из комнаты и плотно прикрыв за собой дверь, мать приступила к Наташке:
— Ну? Что там стряслось? Чего такая взмыленная?
— Он там другую нашел в городе, представляешь?!
— Да ну, быть того не может…
— А вот и может, может! Подлец, подле-ец…
— Кто тебе сказал-то, господи? Может, наговаривают?
— Да как же, если сама ее видела, собственными глазами! Сразу с автовокзала пошла к приятелю, а мамаша его и говорит — не живет, мол, здесь больше Сережа… Я ей: а где, говорю, живет, может, адресок есть? Ну, она и дала… Ее адресок оказался, стервы этой…
— Ну, так и дала бы ей по рогам, и все дела! А его бы пристыдила как следует, чтоб в другой раз неповадно было!
— Я так и хотела, мам… С ходу скандалить начала, думала, испугается да прощения просить будет, а он…
Наталья зарыдала в голос, утирая лицо концами шейного платка. Зло рыдала, обиженно. Мама подошла, обняла ее за плечи, прижала голову к полному круглому животу:
— Ну, будет, будет… Ишь, пригрели змееныша на груди…
— А он мне, знаешь, так тихо, спокойно говорит: не скандаль, мол, не надо… Развожусь я с тобой… И даже виноватости никакой в голосе нету, представляешь?! Подлец, ой подле-ец…
— Ну а денег-то хоть дал?
— Да при чем тут это, господи! Тебе только деньги да деньги! Ни о чем, кроме этого, думать не можешь!
— Ага! Значит, у тебя теперь мать виновата! Давай, вали все на меня, как же!
— Да не виновата ты… Просто горько сейчас, ой, как горько…
— Ничего, ничего… Ты давай не реви. Было бы о ком, подумаешь! Ну, сходила замуж, отметилась, и то хлеб. Зато Мишатка будет не нагулянным числиться, а в законном браке рожденным. И алименты опять же… С паршивой овцы хоть шерсти клок… Хоть на стороне, а отец у него будет…
— Ну, это уж нет! — подняла на нее злое, залитое слезами лицо Наталья. — Извините-простите! Коли так он со мной поступил, то и сына больше не увидит! Вот, вот ему Мишка! — выставила она перед собой две смачные фиги, нервно покрутив ими в воздухе. — Вот! Вот! Вот! И алименты все равно будет платить как миленький!