Лайза Джуэлл - Холодные сердца

– Это мило, – сказала бы Бет. – Рада, что у мамы появилась подруга.

А Мэг сказала бы: «По мне, так это более чем странно».

– Когда ты собираешься проведать Риза? – нетерпеливо спросила Мэг.

– Ох, – сказала Лорелея, – ну я не уверена, что у нас сегодня будет время, не так ли?

Это вопрос был адресован тем, кто находился в комнате рядом с ней, а не Мэган, лежавшей в уютной кровати напротив парка Тафнелл.

– Позовешь мне снова Бет?

– Хорошо, милая. – Мать произнесла эту фразу с явным облегчением, поняв, что разговор с ее старшей дочерью подошел к концу.

– Бет! – возмущенно сказала Мэг, как только поняла, что трубка снова у сестры. – В чем дело? Почему мама не хочет навестить Риза?

Бет вздохнула.

– Не знаю. Она говорит, что уже пережила это.

– Пережила? Прошло всего четыре года. Нельзя «пережить» посещение могилы сына в годовщину его смерти.

– Ну, – голос ее сестры слегка задрожал, – ты ведь тоже не собираешься навещать его, не так ли?

– Нет, – бросила Мэг, – конечно, не собираюсь! Я почти на седьмом месяце беременности, в ста милях от вас и только что переехала в новую квартиру. Я очень хотела бы проведать Риза. Я приходила к нему всегда, когда была возможность, все эти четыре года. Но папа и Рори ведь навестят его, да?

На другом конце трубки воцарилась тишина, встревожившая Мэган.

– Скажи мне, Бет, остальные проведают его?

– Ну, вообще-то папы сейчас нет.

– Где он?

– Не знаю.

– А Рори?

– Прошлой ночью он не приходил, насколько мне известно.

Мэг закипела от злости.

– Вы все яйца выеденного не стоите, – крикнула она. – Все вы.

И бросила трубку.

Он купил ей яйцо. Самое дешевое. В сиреневой фольге, внутри заполненное шоколадными конфетками. Потом он выдернул несколько нарциссов из ухоженной клумбы перед чьим-то домом. Солнце стояло высоко и светило очень ярко. Впервые в жизни Рори Берд был влюблен. Ее звали Кайли, и сейчас она ждала его в своей комнате. Он встретил ее три дня назад в местном пабе. Она была двоюродной сестрой одного из его приятелей, только что переехавшей в Англию; на два года старше его, блондинка с короткой стрижкой, ирландским акцентом, собственной гитарой, татуировкой на левой груди и свежим шрамом на левом запястье, о котором, как она сказала, поведает ему, когда будет ему доверять. Он не покидал ее с той ночи в пабе. Она посылала его за молоком и сигаретами, и сейчас он быстрой походкой шел по утренним улочкам Сиренчестера, отчаянно желая поскорее вернуться к ней. Рори не покидало это странное чувство. Хотя, что уж говорить, для него вообще чувствовать что-либо было странно. Последние два года он будто оцепенел.

– Я вернулся! – крикнул он, подходя к порогу двери.

Кайли, все еще обнаженная, лежала в постели развалившись. Ее кожа была мертвенно-бледной, глаза сосредоточенно уставились на экран портативного телевизора, пристроенного в ногах. Девушка улыбнулась Рори и оперлась на локоть.

– Я соскучилась.

Он усмехнулся и достал яйцо и нарциссы из своей сумки.

– Счастливой Пасхи, – сказал он, протягивая ей все это и устраиваясь на кровати.

– О, мой дурачок, – сказала она, взяв яйцо и понюхав цветы. – Не думала, что ты верующий.

– Разве обязательно быть верующим, чтобы купить пасхальное яйцо?

– Там, откуда я родом, обязательно.

Она улыбнулась и начала разворачивать яйцо.

– Я бы выпила чашечку чая, – сказал она, – ну, вприкуску с этим яйцом.

Он провел рукой по ее щеке и поцеловал в губы.

– Сейчас заварю.

Кайли достала яйцо из коробки и развернула фольгу. Рори наблюдал за ней, стыдясь сказать «оставь фольгу».

Он улыбнулся от этой мысли, и Кайли удивленно взглянула на него.

– Почему ты улыбаешься?

– Ничего. Просто… – неловко ответил он. Они разговаривали о его матери, его семье, о Ризе. Разумеется, обо всем этом. Нельзя влюбиться в человека, если ты не говорил с ним о чем-то важном для тебя.

– Мама все время так говорила. Представляешь, каждую Пасху: «Оставь фольгу! Оставь фольгу!»

– Твоя мама тот еще фрукт.

Он слегка сморщился и набрал чайник.

– Да уж, – отстраненно произнес Рори, – фрукт. Но знаешь, милый фрукт.

– Хотелось бы мне как-нибудь повидаться с ней.

– Можно сегодня, – выпалил он. – Если хочешь.

Она рассмеялась.

– Нет уж. Но спасибо за предложение.

Рори облегченно выдохнул. Он не хотел показывать Кайли матери как можно дольше. Но даже рядом с любимой девушкой он чувствовал, что сегодня должен был быть дома. Мэган не приехала на эту Пасху – она переезжала или что-то в этом роде, папа был на своих таинственных курсах писателей, так что дома были только мама и Бет, ну и соседка-маньячка. Мама настаивала, что Пасха должна оставаться Пасхой, днем веселья, шоколада и семейного единения. Она говорила: Риз не хотел всем испортить Пасху. Риз хотел бы, чтобы мы праздновали ее, как и всегда.

Рори понятия не имел, о чем Риз думал в тот день, но он ни на секунду не сомневался, что это точно были не мысли о том, во что для них превратится Пасха, когда его не станет. Гаденыш даже не оставил записки. Он думал, что какая-то подсказка может быть в песне Alice in Chains, которую брат оставил на повторе, но так и не смог ничего найти. Он перестал искать причину того, почему его брат стал занозой, еще до его смерти.

– Ммм. – Кайли наполнила рот шоколадом и закатила глаза, будто в экстазе. – Ням-ням.

Глядя на Кайли, нельзя было подумать, что она сладкоежка. Она была одной из тех, кто периодически забывает есть, у кого на обед только тост и кто равнодушен к проблеме похудания.

– Хочешь? – Она протянула ему яйцо.

– Нет, спасибо, – ответил Рори. Ему казалось, что вряд ли он еще когда-нибудь сможет съесть пасхальное яйцо. Сам вкус шоколада погружал его в чертову бездну плохих ассоциаций.

– Сделаешь кое-что для меня? – дрожащим голосом спросил он.

– Сегодня?

Кайли прищурилась, глядя на Рори.

– Зависит от того, что именно ты хочешь.

– Ты сходишь со мной на его могилу?

– Твоего брата?

Он утвердительно кивнул.

– Хочешь, чтобы я сходила с тобой на могилу твоего брата в годовщину его смерти?

Он снова кивнул.

– Я понимаю, извини, я знаю, как странно это звучит, ты ведь никогда не видела его, это чересчур…

– Конечно, я схожу с тобой, – с легкостью ответила она. – Я почту это за честь.

Над кладбищем, усеянным розовато-белыми цветками вишни, сияло кобальтово-синее небо. Солнце согревало своими лучами все вокруг. На Кайли был черный жилет, рваные джинсы, солнечные очки, ее лицо было мрачноватым. Она держала Рори под руку, в другой ее руке был небольшой букет из цветов, собранных на окраине кладбища. Она как будто оказалась в своей стихии.

– Словно вернулась назад, – вздохнула она, оглядываясь вокруг, пока они шли к тому месту, где прах Риза покоился вот уже четыре года. Она снова вздохнула, вынуждая Рори задать вопрос.

– Вернулась к чему?

– К смерти. К моей бабушке, к дедушке. К соседке, на которую обрушилась дымовая труба.

Она опять вздохнула, и Рори постарался отогнать от себя ее странное восприятие общего для них опыта. Рори считал, что она немного переигрывает со всей этой драматичностью и шрамами. Но это только усиливало его чувства к ней. Он сжал ее руку и произнес:

– Вот это место.

Перед ними стояла небольшая гранитная плита с надписью:

Лорелея выбрала слова для надгробия, ни с кем не посоветовавшись. Рори всегда это казалось очень глупым. Потому что ничего милого в Ризе не было. Он всегда был нытиком и занудой. Все эти его «это нечестно» и «это не я» или просто «отвали».

Они начали отдаляться друг от друга, как только перешли в среднюю школу. До этого они всегда учились в одном классе и были близки. Но когда попали в разные классы, честно говоря, Рори оказался с классными ребятами, а Риз с неудачниками, и Рори не очень хотелось пересекаться с ним в школе. Он чувствовал себя прекрасно. В его классе были самые симпатичные девочки и парни, с которыми он до сих пор дружил. В общем, он находился в своей тарелке. Впервые он отдалился от Риза и получил возможность взглянуть на него со стороны. А со стороны было видно, что его брат неудачник. Это, конечно, не означало, что он не любил его всем сердцем. И уж тем более глупо было отрицать, что он отчаянно скучал по своему братишке каждое мгновение, каждый день. Его близнец. Они делили утробу, затем кровать, а потом и комнату. За всю жизнь никто не был ему ближе. Но все же он был чудаком. А Рори нет.

Такова суровая правда.

– Так это и твой день рождения? Первое марта?

Он кивнул.

– Твой знак – Рыбы?

Он снова кивнул.

– Мой тоже, – сказала Кайли, наклонившись к могиле Риза. – Вы были похожи?