Алекс Савчук - Прутский Декамерон-2, или Бар на колесах
Дней через десять после нашего приезда, периода, отмеченного полным бездействием – эти дни мы даже питались за счет коллег, – наступила, наконец, и наша очередь торговать: мы наполняли флягу «Фетяской», производили все нужные манипуляции, описанные выше, в результате чего в продажу поступил «новый» сорт вина, который мы в шутку окрестили «портвейн марочный».
Клиенты подходили, покупали вино, пили, некоторые плевались, иные жаловались на то, что оно слабое, но мы держали «фейс», иначе могли попросту ничего не продать и в результате сдохнуть с голодухи. А сдыхать, знаете ли, не хотелось, особенно глядя на некоторых наших коллег, на того же Ваню, например. По утрам наш «миллионер» отбывал в город, а после обеда возвращался обратно на такси, доверху груженом приемниками, люстрами, коврами, разнообразной одеждой и прочим барахлом, которое он волок изо всех подряд столичных магазинов. Нашей же с Николаем задачей в этом рейсе было не считать барыши, а просто продержаться – на еду бы хватило – и, благополучно сдав вино, вернуться домой. Целых двое суток мы продавали нашу «бодягу», стыдя недовольных покупателей: «Марочное вино по цене обычного не хотите пить, эх вы, алкаши!», и так далее.
Завершив второй день работы, мы подсчитали барыши – чуть более двух тысяч рублей, – и заметно повеселели. С этого дня по инициативе Николая, за неимением других занятий, мы стали ужинать во всей стране известных столичных ресторанах, таких как «Арбат» и «Прага» – других, что попроще, для нас вроде как и не существовало. Колька, правда, любил еще иногда сходить в «Охотник» – там часто собирались и широко гуляли наши коллеги – проводники со всего Союза.
В этих строках мне хочется рассказать и о распорядке дня, который у нас, проводников круглый год практически не менялся. Завтракали мы на базе, почти всегда в районе девяти утра: к этому времени принесенное дежурным алкашом из магазина мясо – индейки или куриное, – когда целиком, когда кусками, уже томилось на огне, дразня наше обаяние заманчивыми запахами. Проводники выходили из своих вагонов, позвякивая тарелками и вилками, собирались в круг, садясь на стулья или просто на ящики, и приступали к еде. Иногда, прямо с утра, на большом стационарном мангале, вмонтированном в бетонный куб весом не менее чем в тонну – видимо, чтобы не унесли, – готовились шашлыки, и лишь изредка, для разнообразия, на завтрак было что-нибудь легкое – блинчики к кофе, а для стариков и диетчиков-диабетчиков, которых среди наших насчитывалось несколько человек, специально приносили молочные продукты: сыры, творог, брынзу, молоко, кефир, ряженку, сметану и т. д. благо, богатый ассортимент столичных магазинов это позволял. На обед чаще всего готовили шашлыки – из говядины, свинины или баранины; к ним подавались, как и полагается, гарниры, овощи и зелень; иногда в огромном котле варили шурпу из баранины или суп из говядины, поэтому мангал работал практически круглосуточно. Запивали еду сухим вином: Коля приносил к столу чайник «Фетяски» емкостью в семь литров и его на всех наших едва хватало. К моей немалой радости, в группе «спецов» оказался один с коньяком. Его хозяин проводник Петр – однорукий дядька лет сорока с лишним, ездивший в одиночку, – сообщил нам, что в его вагоне почти 28 тонн коньяка, чем привел меня в буйный восторг. Петр, не имея на базе земляков, прибился к нашей компании и каждое утро к завтраку приносил бутылку коньяка, которой мне хватало на целый день, другие же проводники коньяком не баловались. Ужин зачастую повторял обед, но мы с Николаем, как я уже говорил, вечерами покидали коллег, так как ужинали обыкновенно в ресторанах.
Как-то раз после обеда, когда мы с Николаем отправились, как обычно, в город – прогуляться по магазинам и просто развеяться, а затем, с наступлением вечера, собираясь где-нибудь поужинать, случилось так, что мы запутались в наименованиях станций метро и оказались не в центре города, а почти на самой его окраине. Решив не ехать в центр, а перекусить в любом ближайшем кафе или ресторане, мы отправились на их поиски и вскоре подошли к зданию, оказавшимся, судя по вывеске, парикмахерской. Две молодые женщины в форменных халатах стояли у входа, курили и о чем-то разговаривали. Одна из них была крашеная шатенка лет тридцати, другая, ее собеседница, яркая брюнетка, была совсем молоденькой – не старше двадцати. Женщины, веселя, друг дружку шуточками и сплетнями, поминутно хохотали. Меня поразила внешность младшей из женщин, судя по возрасту, еще девушки. Она была среднего роста, лицо же ее было своеобразной, почти ромбовидной – благодаря высоким и широким скулам, – формы. На голове – контрастно лицу – было каре из иссиня-черных волос, скорее всего, крашеных, а глаза у нее были и вовсе синими, и это все вместе создавало необыкновенный контраст. Обратившись к дамочкам, я спросил, где тут находится ближайший ресторан, и они, переглянувшись между собой, ответили, что это довольно далеко отсюда, придется, мол, добираться автобусом.
– Автобусом? В ресторан? – тонко улыбнувшись, спросил я.
– Ну, тогда, наверное, на такси, – сконфузились дамочки и, извинившись, вошли внутрь. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ними – я уже не мог просто так уйти, брюнетка с необыкновенной внешностью мне определенно понравилась.
Войдя в салон, я оказался в большом продолговатом помещении на шесть кресел, выстроившихся в ряд вдоль стены. Там же я застал целую бригаду мастеров-парикмахеров – три женских и три мужских; все они, не занятые в этот час работой, разбившись попарно, сплетничали. К счастью, «моя» брюнетка оказалась мужским мастером, и я попросил девушку меня побрить, – я чувствовал необходимость поговорить, пообщаться с ней. Девушка с готовностью усадила меня в кресло, но едва собралась меня обслужить, как возникли некоторые затруднения: вначале выяснилось, что у нее нет свежих лезвий, потом на месте не оказалось помазка, и я, съежившись по перекрестными ироничными взглядами все, как мне казалось, видящих и все понимающих коллег брюнетки, решился постричься, пожертвовав своей прической, над которой моя личный мастер трудится вот уже целых восемь лет, не позволяя мне стричься у кого-либо другого. Осознавая, что Нина – так звали девушку, понравившуюся мне, далеко не модельер, я все же рискнул подставить свою голову под ее ножницы – ведь любовь, как известно, требует жертв.
Николай терпеливо дожидался меня, покуривая у входа, в то время как Нина тщательно постригала мои волосы, глядя на которые, женщины в парикмахерских обычно говорят с завистью: «Боже, это же надо, такие шикарные волосы и мужику достались!».
Нина довольно долго, забавно закусив губу, колдовала над моей прической, а я, сидя в кресле и прикрыв глаза, исподволь наблюдал за ней в зеркало и изнемогал от прикосновений ее рук.
