Невыносимое счастье опера Волкова (СИ) - Коваль Алекс
– Иногда я так хочу промыть тебе рот с мылом, Кулагина! Честное слово.
– Вик, прости, я такая идиотка…
– Я уже две недели подбираю удачный момент, чтобы тебе предложение сделать. Весь мозг себе вынес! А ты мне про минет, серьезно?
– Я взяла и снова все опошлила, прости…
Волков хмурит брови. Я всем своими видом транслирую глубочайше раскаяние. Смотрю на него взглядом покорной лани. По крайней мере верю, что именно такой у меня сейчас взгляд. Да, вот такая я несдержанная дама. Портить все – люблю, умею, практикую. Идиотка – одним словом.
Наступает крайне неловкий момент. Я, все еще полуголая, сижу у него на рабочем столе. Он, все еще в спущенных брюках, стоит у меня между ног и сжимает в ладони заветное колечко в коробочке. В дверь кто-то стучит. Мы оба не обращаем на это никакого внимания. У нас тут личная драма, нам не до посетителей! Даже когда дергают ручку – сердечко всего на мгновение сбивается с ритма от испуга. Но дверь не поддается. Время, кажется, замирает. А потом…
Мы переглядываемся. Сначала робко другу другу улыбаемся. А дальше и вовсе начинаем дружно хохотать. С губ Вика срывается низкий грудной то ли смех, то ли стон отчаяния. Будоражащий каждую клеточку. Слишком он заразительный и искренний, что мне сложно устоять и не рассмеяться в ответ. Мы два совершенно ненормальных человека! Но самое главное – на одной волне.
Я обнимаю его за шею, прижимаясь. Ладошкой колючую щеку глажу, повторяя на ушко:
– Прости…
– У нас даже с предложением какая-то задница, Кулагина. Я хотел красиво. Так, чтобы было, что вспомнить. И что в итоге вышло?
– О-о, это было красиво, – протестую, – и нам точно будет, что вспомнить!
– Но нашим детям мы об этом рассказывать не будем…
– Ни за что! – округляю в притворном ужасе глаза. – Я сгорю со стыда!
– А Ру будет спрашивать, когда вернется.
– Тогда нам срочно надо придумать “рабочую версию”.
– Надо. А эту оставим только для нас двоих.
– Это будет наш маленький, м-м, приватный секрет.
Переглядываемся и смеемся. Целуемся. Обнимаемся. Делим этот потрясающий момент поровну. На двоих. Я снова тянусь и чмокаю Вика в губы. Раз. И еще. И еще пару тройку раз – не могу им насытиться сполна! А когда все-таки отпускаю его из своего захвата рук и ног, Волков открывает коробочку.
Я вижу, как, несмотря ни на что, руки Вика дрожат. У меня дыхание перехватывает. Он волнуется, как мальчишка.
Там колечко. Аккуратный золотой ободок и изящный камушек на черной бархатной “подушечке”. Элегантно и совсем не вычурно. У меня душа замирает.
Волков достает его и берет меня за руку. Мы встречаемся взглядами, Вик подмигивает. У него волнительно-шутливое настроение. У меня же на глаза слезы наворачиваются и губы дрожат. Да что там, кажется, что меня уже всю охватывает легкий тремор. Это все гормоны. Это они, предатели!
– Конфетка… – начинает Вик, чувствуется, что он тщательно пытается подбирать правильные слова, от этого сердце сжимается все сильнее и сильнее, – хочу предупредить, я не могу обещать, что дослужусь до генерала, – улыбается, я смеюсь сквозь слезы. – Я совершенно точно не перестану косячить. И гарантирую, что буду ревновать тебя всю жизнь.
– Даже когда мне будет восемьдесят и вставная челюсть?
– Тем более тогда!
– Дурачок…
– Но еще сильнее я буду тебя любить. Уже, – поправляет сам себя. – Уже больше десяти лет, не переставая ни на мгновение, люблю, Кулагина.
– Мы потеряли десять лет, Вик…
– Мы их не теряли, – упрямо качает головой, – мы дали друг другу выбор и свободу. Дали попробовать себя в других отношениях. Лично я без тебя не смог. Тебя ждал, конфетка. Знал, что вернешься. А ты?
– А я обещаю, что больше тебя никогда не разочарую! Клянусь, что буду стараться стать самой лучшей женой, подругой и любовницей для тебя, Волков. Обещаю, что ты не пожалеешь ни на мгновение… Веришь?
– Верю. Ты выйдешь за меня, Кулагина? Готова поменять фамилию?
Я часто-часто моргаю и киваю, прошептав всего одно короткое:
– Да! – опомнившись, добавляю, – конечно, готова! – на большее у меня не хватает голоса. Он срывается на хрип. А я срываюсь в неожиданно накатившую истерику.
Шмыгаю носом, стираю со щек слезы-градины и с замиранием сердца наблюдаю, как колечко занимает свое место на пальце. Всеми силами отодвигаю на задворки мысль, что такое могло бы быть уже в мои далекие двадцать лет. Повторяя себе: всему свое время. Даже любви…
Эпилог. Виктор
Эпилог. Виктор
Сказать, что девять месяцев беременности конфетки были долгими и изнуряющими, значит нагло соврать. Это было потрясное время. Полное открытий. Для меня так точно. Да, со своими проблемами. Куда без них? И тем не менее, я кайфанул. От каждой минуты, каждого дня и каждого месяца, которые теперь рядом с Тони, летят с космической скоростью.
Лето, осень и начало зимы мы с конфеткой прожили в состоянии вечной запары. Но исключительно потому, что события завертели нас в сумасшедшем хороводе. Мое повышение, открытие Сочинского филиала Кулагиной, роспись, вопрос с недвижимостью, школа, вопрос с опекой Ру, и в центре всего этого единственное реально-важное – рождение ребенка, к которому хочется быть готовыми… нет, не на сто процентов. На двести. Ибо провалить такой момент мы не имеем никакого права.
Поэтому да, с апреля по январь наша с Кулагиной жизнь напоминала легкий армагеддон. Но даже находясь в самом его эпицентре, лично я ни на миг не пожалел. А Кулагина? Ну, она уже смирилась. Ворчала, конечно, как ей тяжело. Но чаще всего исключительно в шутку.
А вот рыдала конфетка очень даже натурально. Много и часто. Над любой сентиментальной ерундой! В обнимку с тазиком мангового мороженного или литрами яблочного сока. А потом не менее натурально бесилась, когда я начинал ее по этому поводу подкалывать. Моя не плачущая железная леди осыпала меня проклятиями и обещала долго и со вкусом мучить секс-диетой. Угадайте, кто из нас ломался первый?
Этот всплеск женского либидо, когда ей хочется постоянно и везде, м-м… Я всерьез задумался стать многодетным папашей! Эту бесстрашную козу в достижении цели не останавливали никакие доводы. Я же был слишком слаб, чтобы добровольно отказаться от предложенного сладкого. Пздц, в общем.
Благо, в первый раз в кабинете нас не спалили. Второй тоже прокатил. А вот на третий мой телефон расстреляла целая очередь из смс от Герыча, который писал от «имейте совесть» до «давайте там потише». Короче, поводов для сплетен в отделе мы с Кулагиной наплодили до хера и больше. А потом в кабинет вернули камеры, и «лавочку» пришлось прикрыть. На радость Шумилову и всему УВД.
Если серьезно, то после моего такого не романтичного, но запоминающегося предложения мы сразу же, по дороге домой, заскочили в ЗАГС. Подать заявление. Оба не видели смысла тянуть с регистрацией. Куда уж дальше? А после недолгих увещеваний нам назначили дату росписи. На ближайшее свободное число.
Таким образом, официально мужем и женой мы с конфеткой стали уже через пару недель. Размашисто чиркнув свои “закорючки” в свидетельстве о заключении браке теплым августовским днем.
В тот момент все, что было “до”, стерлось. Перед нами открылась новая книга под названием – семейная жизнь. Книга, которую нам с конфеткой только предстояло написать.
Пышную свадьбу мы единогласно решили не закатывать. Мало того, что оба были не любители торжеств с размахом, так еще и в планах маячили другие серьезные финансовые вложения. Так что не до шумных гулянок. Но в удовольствии собрать наших близких людей рядом в такой важный для нас день отказать себе не смогли. Рома с Ладой и Анфиса с Демьяном вырвались из столицы и примчались в Сочи на уикенд. Тут же Герман, Игнат Кулагин и Егор с Агаткой подтянулись. О том, чтобы позвать моих родителей, и речи быть не могло. Хотя Тони не раз пыталась поднять эту тему. Но каждая попытка заканчивалась провалом и нашей очередной ссорой. В итоге, конфетка бросила эту идиотскую затею – помирить нас. Как по мне, о мировой тут и речи быть не могло. Точка.
