Даниэла Стил - До конца времен
– Почему вы на меня так смотрите? – спросила наконец Лили, но Роберт только отрицательно покачал головой. В эти минуты она представлялась ему нежной и хрупкой, как молодая лань, и он боялся спугнуть ее одним неловким словом или движением, боялся сломать, разрушить ту атмосферу близости и доверия, которая установилась между ними в эти пять коротких дней.
– Даже не знаю, как вам сказать… – проговорил он наконец и вздохнул. – Дело в том, что, когда я с вами, я… я иногда чувствую себя довольно странно. Мне начинает казаться, будто я очень хорошо вас знаю, но почему… откуда? – Роберт пожал плечами. – Впрочем, это, наверное, не имеет большого значения.
– Но я тоже испытываю нечто подобное! – воскликнула Лиллибет. – Порой мне кажется, что мы… Нет, не мы, а наши души… или, может быть, сердца… – Она покачала головой. – Не знаю, как сказать. Все это очень странно, но, быть может… быть может, это и есть любовь?
Час был поздний, они оба очень устали, и это заставило их позабыть о привычной сдержанности и осторожности. Впрочем, подобная откровенность казалась им естественной – к чему скрывать свои мысли от друга, который тебе по-настоящему близок?
– Я никогда не любила, – призналась Лиллибет. «До сегодняшнего дня», – чуть не добавила она, но вовремя прикусила язык. Что бы она ни внушала себе, Роберт был ей не просто другом, а чем-то большим, и Лили не хотелось шокировать его неуместными словами. Кроме того, она действительно была слишком молода и неопытна, чтобы уверенно судить, влюблена ли она в Роберта, а главное – взаимно ли это чувство.
Роберт тоже боялся ее ранить, поэтому так и не осмелился задать вертевшийся у него на языке вопрос, любит ли она сейчас. А еще он очень боялся, что Лиллибет ответит «нет», поэтому просто молча сидел, осторожно гладя ее светлые волосы, которые она распустила по плечам. Они спускались ниже талии и были того очень красивого, редкого оттенка, который обычно называют «белым золотом», и даже смотреть на них было очень приятно. Оба молчали, оба не знали, что еще сказать, как выразить то, что было у каждого на сердце.
Наконец Роберт поднялся. Он решил уйти, прежде чем совершит что-то, о чем впоследствии пожалеет. Или она пожалеет… Лили проводила его до двери. В прихожей она встала на цыпочки и легко коснулась ладонью его щеки.
– Спасибо тебе, Боб, – сказала она тихо. – Мне очень хорошо с тобой. Что бы это ни значило, мне очень приятно, когда ты рядом.
– Я… Мне тоже очень приятно, – грустно ответил Роберт. Он заметил, что Лили снова перешла на «ты», как то принято в общине аманитов, все члены которой были друг другу добрыми соседями или даже родственниками, но даже это его не обрадовало. Сейчас он мог думать только о ее скором отъезде. Работа закончена. Лили возвращается к себе, а он… он остается, и теперь его жизнь будет пуста и одинока. И бессмысленна. Роберту казалось – он много лет искал такую, как она… нет, он искал именно ее, Лили, а когда нашел, выяснилось, что остаться с ним она не может.
– Ты будешь навещать меня там, дома? – спросила она. Ее лицо тоже было печально. Лили знала, что ее место в Пенсильвании, среди таких, как она, и все же сама мысль о расставании казалась ей непереносимо тяжелой.
– Если твой отец позволит – конечно, – ответил он, и Лили кивнула. Ей казалось, Генрик в конце концов простит ее за то, что она не послушалась и разрешила Роберту издавать книгу, вот только произойдет это далеко не сразу. Сколько же потребуется времени, чтобы он смягчился? Несколько месяцев? Год? Целый год без Роберта!.. О боже… С другой стороны, именно книга соединила, свела их вместе, без книги ничего бы не было, поэтому Лили ни о чем не жалела. А папа… папа все поймет и простит. И если даже не поймет, то все равно простит, потому что он ее любит.
На прощание Роберт поцеловал ее в бледно-золотую макушку.
– До завтра. Спокойной ночи, Лили.
«Я люблю тебя», – чуть не сказал он. Эти слова уже готовы были сорваться у него с языка, и Роберт с трудом сдержался. По пути домой он думал о Лили, а она смотрела ему вслед из окна своего номера и гадала, что же произошло между ними несколько минут назад. Случилось что-то важное – в этом она не сомневалась. Лили не знала, каким словом это можно назвать, но у нее появилось отчетливое ощущение, что отныне они принадлежат друг другу, и изменить это она была не в силах. Лили, впрочем, и не собиралась ничего менять. Она даже почти не боялась. Глубоко внутри она знала, что все правильно. Что так и должно быть.
* * *На следующий день Роберт снова приехал в «Мерсер», чтобы позавтракать с Лили. Когда они уже сидели в ресторане, ему на мобильник позвонила Мэри. Ночью, около двух часов, она родила двойню. Голос у нее был усталый, но довольный, и Роберт от души поздравил ее с благополучным разрешением от бремени. Потом он передал телефон Лили. Та тоже поздравила добрую знакомую и попросила разрешения навестить ее в родильной палате.
После обеда оба поехали к Мэри в больницу. Та лежала в кровати – странно похудевшая, бледная, но счастливая. Рядом в колыбельке дремали новорожденные младенцы. Лили по очереди брала их на руки и прижимала к себе, а Роберт смотрел на нее и думал, что хочет иметь от нее детей. Ничего подобного с ним еще никогда не случалось, так что в первое мгновение он даже испугался. Похоже, общение с Лили изменило его сильнее, чем ему казалось. Вся его устоявшаяся система приоритетов разваливалась буквально на глазах, и ему оставалось только старательно притворяться, будто ничего не происходит и что он – прежний Роберт Белладжо. Но внутри он уже стал другим и сам знал это.
Для Мэри они купили большой букет цветов и двух голубых плюшевых медвежат для ее близнецов. Счастливая мать собиралась назвать их Тревор и Тайлер. Глядя на них, Лили невольно вспомнила своих собственных братьев, которые появились на свет, когда ей было тринадцать. Ревекка, разумеется, рожала дома, и Лили помогала повитухе принимать и обмывать обоих.
Когда они уже покинули больницу и возвращались в отель, Лили неожиданно призналась Роберту, что не хотела бы иметь детей. Его это заявление удивило – увиденные в больнице картины все еще стояли перед его мысленным взором. Лили с младенцем на руках была похожа на юную Боттичеллиеву Мадонну. Да и обращалась она с детьми куда ловчее, чем сама Мэри.
– Почему? – только и спросил он.
– Когда погибла мама, мне пришлось ее заменить. Я одна растила и воспитывала своих младших братьев, никто мне не помогал… И мне не хотелось бы начинать все сначала.
