Любовница. По осколкам чувств (СИ) - Коэн Даша
— Чаю?
— Не откажусь, — кивнула я, — а я вам там ваши любимые булочки купила.
— Да? Как чудесно, — немного нервно передёрнула плечами старушка и я более внимательнее к ней присмотрелась.
Губы кусает обеспокоенно. Руки заламывает. И слишком часто глядит на часы.
— Ох…
— Что с вами?
— Да всё хорошо, Лерочка, всё прекрасно.
Села на табурет, встала, заметалась по кухне, а потом вздрогнула, когда из прихожей послышалась трель дверного звонка.
— Эта Ангелина! – дрожащими руками пригладила седые волосы старушка.
— Я открою.
— Нет! — воскликнула, а затем добавила чуть тише. — Я сама. А ты пока пей чай, моя хорошая. Он на травках — успокоительный.
— Угу, — кивнула я и проследила за тем, как бабулька покинула помещение. А затем перевела взгляд на Мяуса, который сидел на соседнем стуле и преданно глядел в мои глаза.
Где-то в прихожей открылась дверь. А потом и закрылась. Было слышно, как пришедший разувается и снимает с плеч верхнюю одежду. И наконец-то идёт на кухню.
Я встала на ноги, собираясь тепло приветствовать Ангелину Марковну, а потом и немного пожурить её за то, что обманула меня насчёт кота. Жучка!
Уже даже улыбнулась, ожидая увидеть дорогой сердцу силуэт.
А в следующее мгновение замерла и почувствовала, как где-то внутри меня рванула атомная бомба.
Бам!
И огромный термоядерный гриб поднялся в моей душе, снося взрывной волной всё хорошее, что я отстроила за прошедшее время.
А теперь ОН снова пришёл и всё уничтожил.
И кто ему в этом помог? Неужели этот негодяй и старушкам мозги промыл? И не стыдно же?
— Привет, Лера, — хриплый голос Шахова рвёт мои барабанные перепонки и насилует сознание.
Я не хочу его слушать. И не буду!
Глава 65 – Ты со мной?
Лера
— Дай угадаю. Поговорить приехал?
Внутри у меня всё рыдает, но я сдерживаю эти невидимые слёзы и не даю им вырваться наружу. Сейчас я должна быть сильной. Обязана! И этот страшный человек, перекрутивший меня через мясорубку никогда больше не увидит, какую власть имеет над моими чувствами.
И мной.
— Да, — он делает шаг ко мне, а я поспешно отступаю, вжимаясь поясницей в подоконник.
— Можешь даже не начинать, — я чувствую, что лёгкие работают на износ, а рецепторы насторожились в ожидании дозы персонального наркотика.
Если он подойдёт ближе, и я им обдолбаюсь, то мне точно крышка.
— Хватит яда. Тебе этот разговор нужен не меньше, чем мне, — его голос звучит чересчур вкрадчиво. Укачивает. Пытается усыпить мою бдительность, вот только и я уже тёртый калач.
— Ха-ха.
— Лер, — протягивает мне руку, но я лишь равнодушно и неподвижно полирую его скучающим взглядом, давая понять, чтобы он разворачивался и газовал в сторону своей расчудесной, беременной жены.
Здесь больше ловить нечего.
— Данил, я эти твои старые песни о главном уже слышала, и они меня ни разу не вставили, — я показательно закатила глаза и издевательски начала цедить, стараясь причинить ему столько же боли, что когда-то испытала и я, — ах, Лера, это не жизнь, а существование. Забыть тебя я не в силах. Жена мне не жена. Вернись, я всё прощу. Чушь несусветная!
— Тебе кажется это смешным? — его тон ровный, будто бы я не сказала ничего оскорбительного. Так – светская беседа ни о чем.
А может ему и правда на всё насрать, и он просто катится, словно Колобок, по касательной, а там уж будь что будет?
— А тебе? — хмыкаю и все же немного пасую, складывая руки на груди в защитном жесте.
— К чему сейчас это показная жестокость, Лера? Ведь ты никогда такой не была, — и совершенно неожиданно Шахов обдаёт меня с ног до головы настолько горячим, пылким взглядом, что моё дыхание застревает в горле. Там же вместе с ним бездыханно поскуливая, трепыхается и глупое сердце.
Рвётся к нему, ненормальное.
Перештопанное вдоль и поперёк, переклеенное, собранное по запчастям — оно по-идиотски торопится на очередное самоубийство.
Боже…
— А теперь стала, — трясу головой, пытаясь сбросить с себя его чары, — у меня был хороший учитель, знаешь ли. Лучший. Так что, сочти за комплимент и убирайся отсюда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Шахов будто бы не слышит меня, а только ещё больше сокращает расстояние между нами. И всё смотрит на меня так…
Будто бы я всё, что он хочет видеть в своей грешной жизни. Какая жестокая иллюзия.
За что?
— Не подходи! — выставляю перед собой руку, но Данил лишь криво улыбается уголком чувственных губ, и я только сейчас позволяю себе разглядеть его.
— А то что?
Он действительно похудел. Под глазами тени. Во взгляде какая-то тотальная обречённость, замешенная на безграничном упрямстве. В этом весь Данил — танк.
Но я больше не хочу быть его мишенью. Осознанно и прописью — нет!
— Хватит!
— Лера, я пришёл к тебе. Видишь?
— Да уж, нарисовался — не сотрёшь.
Синхронно улыбаемся. Я язвительно. А он так тепло и искренне, что у меня в животе поднимают головы, угашенные в хлам от его появления, бабочки. Взмахивают крыльями.
И готовятся к взлёту.
Тупые создания. Не понимают, что вновь опалят крылья о его безжалостный огонь.
— Да. И не с пустыми руками.
Я же на эти слова только поджимаю губы и отворачиваюсь, не в силах больше терпеть пытки его тёмного взгляда.
— Я развёлся, Лер.
Бам!
— М-м, — в грудь будто бы врезается раскалённая добела кувалда, ломая рёбра и размазывая в кашу внутренние органы.
Он всё-таки сделал это.
Боже!
Он действительно чудовище! Такой же, как и мой отец.
— Вот свидетельство о расторжении брака, — только сейчас я замечаю, что всё это время Шахов держал в руках какие-то бумаги.
— Оу, наверное, ты ждёшь, что я скончаюсь от счастья? – фыркаю и сжимаю руки в кулаки, потому что ладони мои нестерпимо чешутся, так хочется втащить ему по его холёному лицу.
— Нет.
— Нет?
— Но, может, ты всё-таки начнёшь говорить со мной о том, что тебя тревожит, м-м?
— Ни хрена меня не тревожит, Данил, - шиплю я змеёй, - ни ты, ни твой новый статус разведёнки. Единственное, что меня волнует, так это то, что ты бессовестным образом тратишь моё время. Всё!
— К чему эта гордость сейчас, Лер?
— Это не гордость! – рублю воздух.
— Ладно, не гордость, как скажешь. Окей. Но только давай представь себе сейчас, что мне в этот самый момент так же хреново, как и тебе. Нет больше. В разы! Потому что я со своими чувствами давно смирился и выбрал бороться за нашу любовь. И за тебя. А ты просто взяла и выкинула белый флаг.
— Это будет борьба с ветряными мельницами, Данил, — и я быстро провела рукой по подбородку, потому что он предательски задрожал.
— Значит, разговора между двумя взрослыми людьми у нас не будет? – устало и как-то даже обречённо вздохнул он. Актёр!
— Мне он мне не нужен. Как и ты.
Шахов кривится, будто бы я вонзила ржавую вилку прямиком ему в сердце. Но мне плевать. Этот мужчина мне ею все внутренности истыкал. Пусть отведает своей же пилюли.
— А это? — и он неожиданно потряс в воздухе до боли знакомым конвертом, в котором было послание от госпожи Безруковой.
Сдали меня бабульки. Со всеми потрохами.
— Ну давай, — рычу я, — соври мне, что не знаешь эту женщину! Что первый раз о ней слышишь, и она никогда не была твоей любовницей. Ну?
— Была.
— Ненавижу тебя! — слеза всё-таки срывается с ресниц. Потому что это очень больно, когда сука-ревность пинает со всей дури твоё потрёпанное эго.
— Это было до тебя, Лера. Но я ни о чём не жалею.
— Да пошёл ты! — я всхлипываю, потому что грудную клетку буквально разрывают рыдания, которые я безжалостно душу на корню.
Но и Данил не планирует тормозить. Он подходит ко мне максимально близко. Так, что я чувствую тепло его тела, его запах, наполненный бергамотом, ванилью и кедром. Захлёбываюсь им!
Умираю!
Он же, кажется, не замечает этого, лишь упирается в подоконник по обе стороны от меня. Нависает. А затем крепко цепляет меня пальцами за подбородок, заставляя смотреть в бесконечную черноту его глаз.