Мэриан Кайз - Суши для начинающих
– Они друг в друга очень влюблены? Это заметно, да?
– Еще чего, – фыркнул Тед, сочтя за лучшее не упоминать, что перед выступлением Маркус объявил: «Посвящается Клоде».
После того как Крейг застал их в постели, Маркус убедил Клоду, что за семь бед ответ все равно один, и теперь почти каждую ночь оставался у нее. Все складывалось лучше, чем можно было ожидать: дети вроде бы приняли его, и иногда Клода даже наслаждалась покоем.
Все собрались за кухонным столом. Молли рисовала цветы, Крейг делал уроки, Клода ему помогала, а Маркус работал над новым текстом.
Все было благостно и безмятежно.
– Клода, – сказал Маркус, – хочу прочесть тебе один кусок.
– Дай мне еще десять минут. Хочу закончить с Крейгом.
Через некоторое время, когда Клода в который раз показывала Крейгу, как пишется большая буква К, Маркус не выдержал.
– Клода, слушай!
– Еще минутку, дорогой, и я вся твоя.
Громко хлопнула кухонная дверь. Клода вскинула голову. Что случилось?
Но Маркуса уже и след простыл.
Был конец октября, четверг, половина восьмого вечера. В редакции остались только Джек и Эшлин. Джек выключил свет у себя в кабинете, запер дверь и подошел к столу Эшлин.
– Как дела? – вкрадчиво спросил он.
– Отлично. Вот дописываю статью о проститутках.
– Нет, я имел в виду… вообще. С психотерапией, с лекарствами? Помогает?
– Наверное.
– Моя мама говорит, время – лучший лекарь, – сообщил он. – Помню, когда у меня было разбито сердце и я думал, что никогда уже не оправлюсь…
– У вас было разбито сердце? – переспросила Эшлин с искренним недоверием.
– А вы думали, у меня его вовсе нет?
– Не думала, но…
– Да ладно, скажите честно, что думали.
– Нет, – вспыхнув, возразила Эшлин и отвернулась, чтобы он не увидел, как она улыбается. – Это из-за Мэй? – не удержавшись, полюбопытствовала она.
– Из-за той, что была до Мэй. Ее звали Ди. Мы очень долго были вместе, она меня бросила, и я в конце концов это пережил. Переживете и вы.
– Да, но Дженнифер, мой психотерапевт, говорит, что у меня дело не только в разбитом сердце.
– А в чем еще?
Он спросил так мягко и по-доброму, что Эшлин, не успев опомниться, рассказала ему все – о маминой депрессии, о ритуалах и правилах, которые она придумала, чтобы как-то с этим справляться.
– Вот вам и мисс Чинить-Паять, – закончила она. Джек изменился в лице.
– Простите, – быстро сказал он. – Простите, что я…
– Да ладно. Это ведь правда.
– Да? Потому вы и носите в сумке столько всего, потому не любите никого огорчать?
– Кажется, Дженнифер именно так и думает.
– А что думаете вы?
– Наверно, то же самое, – вздохнула Эшлин.
Она не стала говорить, что еще Дженнифер предположила, будто по этой же причине Эшлин всегда выбирает мужчин, которых надо воспитывать и приводить в порядок. После первого взрыва возмущения Эшлин с нею согласилась: она была нужна почти всем своим парням, в том числе милому разгильдяю Фелиму и настырному юмористу Маркусу, и ей это нравилось.
– А что говорит Дженнифер о вашей Weltschmerz?
– Говорит, что мне уже легче, даже если я сама того не замечаю. Еще говорит, у меня будут периодически случаться приступы, но я могу что-нибудь делать, чтобы держать это под контролем. Например, пойду в добровольную организацию, помогать таким, как Бу… Тем, кому не повезло встретить своего Джека Дивайна! – шутливо добавила она.
Джек с притворной скромностью опустил глаза и сквозь ресницы бросил быстрый взгляд на Эшлин, а потом их взгляды встретились.
Веселиться почему-то расхотелось, и они замолчали, по инерции продолжая глупо улыбаться.
Первым опомнился Джек.
– Господи, Эшлин, – с преувеличенным воодушевлением воскликнул он, – я так рад! Знаете, Бу замечательно справляется с работой на телестудии.
– Это все вы устроили, – подхватила Эшлин. Действительно, последние два месяца она жила в таком тумане, что даже не поблагодарила его по-человечески.
– Да бросьте вы! – Снова встречаться глазами было опасно. А когда не знаешь, о чем говорить, лучше всего говорить о погоде. – Дождь льет как из ведра. Вас не подвезти до дома?
Он оперся ладонями о стол, и Эшлин вдруг вспомнила, как он мыл ей голову. Теплые, сильные руки, блаженное ощущение покоя, жар мощного тела…
– Нет, нет, – поспешно спохватилась она. – Я еще посижу.
– А на танцы вы теперь не ходите? – к ее удивлению, спросил Джек.
Эшлин покачала головой. Танцевать ей давно уже не хотелось.
– Может, потом еще пойду, ну, когда все утрясется…
– А вы не показали бы мне как-нибудь самые простые па?
Ничего более невероятного Эшлин представить себе не могла.
– Ладно, – кивнула она. – Устроим вечеринку с сальсой и суши.
– Ловлю на слове. Джек пошел к выходу.
– Как дела у Мэй? – спросила вдогонку Эшлин.
– Хорошо, мы видимся иногда.
– Передавайте ей привет от меня. По-моему, она очень милая.
– Передам. Она теперь встречается с каким-то садовником.
– По имени Кормак? – вырвалось у Эшлин. На лице Джека отразился благоговейный ужас:
– А вы откуда знаете?!
Среди ночи у Лизы зазвонил телефон. Она вскочила с колотящимся сердцем. Не дай бог, что-нибудь с мамой или папой? Не успела она добежать, включился автоответчик, и мужской голос начал диктовать сообщение.
Оливер. И говорит громче обычного.
– Прошу прощения, Лиза Эдвардс, – внятно произнес он, – ты все-таки изменилась.
Она схватила трубку.
– Что?!
– И тебе привет. Тогда, в Дублине, ты гоняла с мальчишками в футбол, и я сказал, что ты изменилась, а ты ответила, что нет. Солнце, ты мне соврала!
– Оливер, сейчас без двадцати пять. Утра!
– Я понимаю, но с тех самых пор это не дает мне покоя. Заклинило, и все тут. Ты стала другой, солнце: на работе не так надрываешься, с этими ребятами дружишь, так почему ты сказала мне, что не изменилась?
Она-то знала почему, знала в тот самый день, когда это происходило, только зачем ему? А впрочем, какая разница?
– Потому что уже слишком поздно, чтобы вернуть нас, – выговорила она, поскольку Оливер молчал. – Проще думать, что я все та же стерва-аккуратистка, какой была всегда, верно ведь?
Оливер задумался над столь странной логикой.
– Это твой окончательный ответ? Больше ничего не хочешь мне сказать?
– Да вроде нет, Оливер.
– Ладно, солнце. Как знаешь…
Тед и Джой зашли к Эшлин якобы взять кассету и надолго застряли.
Все трое вскоре сгрудились перед телевизором, окруженные бутылками вина, штопорами, пакетами с попкорном и громадными плитками шоколада. И тут раздался звонок в дверь. Лицо Эшлин вспыхнуло: она все еще надеялась, что после долгих скитаний Маркус вспомнит, где его ждут.
