Салли Боумен - Темный ангел
Констанца, которая пятнадцать минут назад появилась в апартаментах Штерна в Олбани, вытянула блестящую заколку из своей черной шляпки. Шляпку она швырнула на кресло и тряхнула волосами. Едва сколотые, они рассыпались у нее по плечам – Штерну так больше нравилось.
Она не сводила глаз со Штерна, который выслушал ее откровения о Хеннеси с обычным бесстрастным видом. Он продолжал поглядывать в окно. Но Констанца, казалось, видела, как он в уме перебирает свою картотеку – Штерн любил выслушивать самую разнообразную информацию. Констанце это было известно, но она держала его на голодном пайке – о том и том можно рассказать, а вот об этом ни в коем случае.
– Знаешь, у Дженны однажды был любовник. Правда, уже годы прошли с тех пор.
– Любовник? – Штерн оглянулся от окна. – И кто же это был?
– О, неважно, просто один парень из деревни. Погиб на войне, по-моему, как и все остальные. Но Хеннеси оказался ревнивцем. Чудовищно ревнивым. Он знал, где они встречались, устроил там западню и…
– Поймал не того? – нахмурился Штерн. – Тебе, наверное, тяжело было выслушивать подобное?
– По-своему, да… – Констанца, оказавшись у Штерна, обычно начинала беспокойно расхаживать по комнате. Она бывала здесь уже три месяца. Вдруг остановилась возле низкого столика. – Как бы то ни было, все это произошло давным-давно. И теперь обстоятельства не играют никакой роли – что случилось, того не вернешь. Никто не станет ничего предпринимать – я убедила Дженну в этом. Впрочем, у меня и раньше имелись подозрения на его счет. Несколько лет назад Каттермол как-то обмолвился по этому поводу. В конце концов, пусть все остается, как есть. Я не испытываю ненависти к Хеннеси. Мне просто некогда было думать о себе, я больше беспокоилась о Дженне и ее ребенке. Ей просто не к кому больше обратиться. Джейн отправляется с санитарным отрядом во Францию. Бедняжка, она стала еще более худой и изможденной. Я боюсь, что ребенок…
– Ты меня удивляешь, Констанца, никогда не думал, что в тебе откроется такая тяга к благотворительности.
– О, благодарю вас, сэр, вы так внимательны к моей персоне, – Констанца бросила дерзкий взгляд на Штерна, – но где-то внутри у меня тоже есть сердце. Оно немного жестковато, но ничего, бьется. Впрочем, куда уж мужчине понять, что хозяйка и служанка тоже могут быть близки. А вы, конечно же, совершенно равнодушны к детям…
Штерн ничего не ответил, только холодно взглянул. Констанца сделала еще один шаг и взяла со стола редкостную статуэтку, вырезанную из нефрита.
– Кроме того, – задумчиво продолжала она, – я сегодня узнала о себе кое-что интересное и поэтому готова простить Хеннеси. Не хотите выведать, в чем причина моего великодушия, Монтегю? Я знаю, что такое ревность, вот в чем дело! Она заползла даже в меня – надо же такому случиться! А я и не предполагала, что это со мной возможно.
Она выжидала. Но Штерн не спешил раскрываться. У Констанцы на лбу мелькнула раздраженная складка. Он только поцеловал ей руку при встрече сегодня, ограничившись этим формальным приветствием. Он ни разу не прикоснулся к ней, заставляя ее ждать. Такой сдержанный человек!
Констанца повертела в пальцах нефритовую фигурку.
– Послушайте, Монтегю, – снова начала она. – Хочу задать вам ревнивый вопрос. Я единственная женщина, навещающая вас здесь, или это у вас постоянное место свиданий?
– Верен ли я Мод? Это ты хочешь спросить? – Штерн скрестил руки на груди.
– Я знаю, что в отношении Мод вашу верность нельзя назвать образцовой, – парировала Констанца, взглянув на него исподлобья. – Это я уже поняла за последние несколько месяцев. Хочу только выяснить, эта систематичность касается и меня? Если да, то я могу возражать, знаете ли.
Штерн нетерпеливо вздохнул.
– Констанца, я, как ты выразилась, сохраняю верность Мод вот уже пять или шесть лет, разве что за исключением нескольких незначительных похождений. Я не дамский угодник и презираю тех, кто волочится за женщинами. У меня не было обыкновения изменять Мод, и сейчас я не одобряю собственной измены.
– Но все же изменяете?
– Да.
– А я – тоже ваше незначительное похождение? – Констанца бросила на Штерна свой самый трогательный и беззащитный взгляд.
– Вы, моя дорогая, скорее большое приключение, как вам должно быть известно…
– Так вы, значит, не просто играете со мной? – Констанца вздохнула. – Что-то не верится. Иногда я даже уверена в обратном. Вот я хожу к вам со всей осторожностью, придумываю себе оправдания, чтобы никто ничего не заподозрил. Когда я бегу по улице, мое сердце так учащенно бьется. А для вас это, может быть, игра. Я невольно вынуждена так думать. Иногда вы мне кажетесь котом, Монтегю, котом с очень острыми когтями, – а я маленькая мышка. Игрушка для вас. Забава. Вы сначала играете со мной, а затем набрасываетесь.
– Твоему описанию недостает убедительности, – Штерн улыбнулся, но улыбка получилась натянутой, – я совершенно иначе воспринимаю тебя, и это тебе хорошо известно.
– Да, вы так говорите, а что на самом деле? Откуда мне знать? Смотрю и не вижу в ваших глазах ничего, ни малейших признаков какого-либо чувства. Вы стоите, сложив вот так руки, смотрите на меня и ждете. А я понятия не имею, о чем вы в это время думаете.
– Неужели у меня настолько непроницаемый вид? – сухо ответил Штерн. – Ты меня удивляешь, Констанца. По-моему, я дал тебе достаточно доказательств того, что…
– Вожделение – вот чего ни одному мужчине не удавалось скрыть, даже такому, как вы. Это видно по вашим объятиям. Мне приходится провоцировать вас, но этого недостаточно.
– Наоборот. Этого не стоит недооценивать. Многие красавицы оставляют меня совершенно равнодушным.
– Понятно, – покачала головой Констанца, – в таком случае…
– Выходит… но только не отворачивайся, Констанца, выходит, что ты провоцируешь меня, говоря твоими словами. Разными способами. И не обязательно только физически.
– Это правда? – Констанца, которая уже было направилась к выходу, остановилась и обернулась к нему.
– Ну, конечно же, моя дорогая Констанца. Я высоко ценю твой ум, твою силу воли. Меня приводит в восторг, как ты можешь ловко подступиться к любому человеку. В особенности меня восторгает твой флирт. Я нахожу его очаровательным и очень хитроумным.
– Ненавижу вас, Монтегю.
– Я совершенно случайно обнаружил также, что ты любишь затягивать беседы, а это уже становится скучным. Может быть, перестанешь? Иди ко мне.
Констанца колебалась. Она чувствовала напряжение, застывшее в этой комнате. Всегда, когда они встречались, появлялось это напряжение, вызванное и взаимным влечением, и в то же время их борьбой: кто кого? Это напряжение притягивало ее к Штерну с силой, которая временами казалась ей пугающей. Она, правда, не намерена была скрывать от Штерна своего влечения, пусть так. Она будет, как он сам сказал, провоцировать, а затем ускользать. Сопротивление! Констанца обожала эти мгновения, когда каждый ждал, что другой сделает первый шаг. В такие мгновения она дрожала от ожидания, словно уже ощущала своей кожей прикосновение холодных, опытных рук Штерна.
