Бог Боли - Рина Кент
— Ты действительно в порядке, парень? Хочешь, чтобы я вызвал скорую?
— Ян! — укоряет моя жена.
— Нет, с ребенком что-то не так, Лия. Он действительно ест то, что готовит твоя пищевая террористка дочь.
— Хочешь умереть? — спрашивает моя дочь с убийственным выражением лица.
Этому она научилась у меня.
— Не называй ее пищевой террористкой, — в упор говорит Крейтон, вызывая широкую ухмылку у Анники и улыбку у моей жены.
— Бум, — говорит Анника, не в силах скрыть свое хвастливое выражение лица. — Падение микрофона.
— Этот жалкий хрен слишком влюблен, чтобы понять, насколько ужасна твоя еда на самом деле. Послушай, парень, любовь не спасет тебя, когда тебя отвезут в скорую из-за пищевого отравления.
— Я тебя убью, — объявляет Анника и пытается набить его своими закусками, но Крейтон выхватывает их и начинает есть.
Христос.
У этого маленького засранца, в конце концов, есть желание умереть. В этом доме мы не едим еду Анники, иначе обязательно случится какое-нибудь пищевое отравление, или расстройство желудка, или просто неудобства.
Она склонна использовать то, что, по ее мнению, полезно для здоровья, вне контекста, например, мед с острой пищей или некоторые питательные вещества с морепродуктами. И у нее нет представления о том, сколько соли нужно класть в любое блюдо.
Мы знаем, что она хочет как лучше, поэтому Лия, Джереми и я обычно просим ее не готовить. Коля и другие охранники тоже стараются быть дипломатичными в этом вопросе.
Только этот ублюдок Ян сказал ей правду прямо и уже давно заклеймил ее как пищевого террориста.
Крейтон Кинг — первый человек, который охотно ест ее еду и даже хвалит ее за это.
Тем не менее, я отказываюсь тепло относиться к нему из-за этого жеста. Или из-за того, что именно он заставил Аннику отказаться от суицидальных мыслей, которые у нее были на острове.
Я не рассказывал Лии о том эпизоде и приказал всем этого не делать. Для нее было бы губительно узнать, что темные мысли вторглись в разум нашей дочери и мы чуть не потеряли ее.
Но мы не потеряли.
Потому что Крейтон был рядом и сумел оттащить ее от края небытия.
В основном благодаря ему моя дочь до сих пор цела и невредима. Но также благодаря ему она дошла до такого состояния, поэтому я буду считать этот инцидент нейтральным.
— Как поживает эта девушка?
Лия спрашивает Крейтона, пока Анника гоняется за Яном с цветком, потому что он продолжает называть ее пищевым террористом.
— Девушка? — повторяет он с хриплым горлом — определенно, еда не так сильно влияет на него, как он утверждает.
— Та, которая рассказала нам о том, куда ты отвез Аннику.
— Сесилия?
Моя жена кивает.
— Ты действительно хочешь знать?
Она подходит ближе, ее мягкие черты лица меняются.
— Почему? Что случилось?
— Ты ведь понимаешь, что Джереми не выудил из нее эту информацию, будучи хорошим спортсменом, верно?
Моя жена сглотнула.
— Я так и думала. Он... может быть хладнокровным, это он перенял от отца, но под всем этим я знаю, что у него есть сердце.
— Это то, что моя мама говорит о моем брате, и самое ужасное, что она верит в это, но мы все знаем, что он психопат.
— Джереми не психопат.
— Учитывая то, что он сделал, он, вероятно, хуже.
— Что он сделал?
— Я пообещал ему, что не буду лезть в его дела, если он не будет лезть в мои, и я бы хотел сохранить это перемирие. Не в корыстных целях, а ради Анники. Ей не нравится, когда мы конфликтуем.
Лия кивает в знак понимания, а мне хочется притащить своего сына обратно с другой стороны океана и вытрясти из него всю дурь.
Он не должен был принять Крейтона так легко или быстро, независимо от того, какую сделку они заключили.
Хотя после того, как Анника выстрелила в Крейтона, чтобы спасти его, его неодобрение все равно постепенно спало.
— Мне тоже не хочется, чтобы она уходила, но, может быть, на этот раз нам стоит позволить Аннике сделать свой выбор, папа, — вот что он сказал мне, когда мы виделись в последний раз.
Очевидно, это из-за того, что он заключил сделку с этим маленьким дерьмом.
Этот маленький засранец встает, шепчет что-то Аннике, и она прерывает свои выходки с Яном, чтобы услышать, а затем широко улыбается ему.
Он идет к дому, а я скрываюсь из виду, пока он идет в ванную, вероятно, чтобы умыться или выблевать то, чем она его кормила.
Когда он выходит, я не пытаюсь спрятаться, и он делает паузу, прежде чем направиться в сторону сада.
Я преграждаю ему путь, и он останавливается, подняв бровь.
— Это радушный прием? Или у тебя где-то спрятан пистолет?
— Ты сегодня ужасно разговорчив.
— И подозрительно, что ты не угрожаешь мне телесными повреждениями.
— Мы перейдем к этому вопросу через несколько минут.
— Во что бы то ни стало. Давай покончим с этой утомительной работой.
— Это был сарказм?
— Был? Анника научила мне.
Это маленькое гребаное дерьмо будет погребено под землей на шесть футов раньше, чем моя жена и дочь проснутся завтра.
Он делает шаг ко мне, вся беззаботность исчезает с его лица.
— Я буду рад потакать любым твоим угрожающим причудам, и я не расскажу об этом Аннике или Лии, но я говорю тебе прямо сейчас, что ты не сможешь забрать у меня то, что принадлежит мне.
— Что, блядь, ты только что сказал?
— Моя. Анника моя, и никто не изменит этого факта, даже ты.
— Анника в конце концов забудет тебя.
— Продолжай мечтатель, Адриан, и пока ты будешь мечтать, я стану твоим зятем. Мы будем усердно работать, чтобы подарить тебе прекрасных внуков.
— Нет, если ты каким-то образом умрешь до этого. И кто дал тебе разрешение называть меня по имени?
— Мне не нравится мистер Волков. Слишком длинно.
Либо этот ублюдок дерзок, либо ему совершенно наплевать на свою жизнь. Или возможно, и то, и другое.
— И еще, если ты такой собственник, почему ты до сих пор ничего с ним не сделал?
Я поворачиваюсь так, чтобы мы оба стояли лицом к сцене