В ритме сердца (СИ) - Майрон Тори
Будучи заранее уверенным в импульсивном порыве Лиама атаковать меня в ответ, Роберт намертво преграждает ему собой путь, но подобного порыва почему-то не следует, что, если честно, крайне удивляет.
— Не волнуйся, Роб, я давно уже отучил себя от подобных мордобоев, чего нельзя сказать об Адаме. Ты с каких это пор вместо миролюбивых бесед сразу к нападению переходишь? Лично мне хватило бы простого разговора, а не всего этого, — подправляя ворот окровавленной рубашки, Лиам раздражённо указывает на такие же багровые следы на месте нашей драки. — Если я всё правильно помню, Адам, — это ты всегда был тем, кто трахает чужих девушек. За мной таких грешков не наблюдалось, не так ли? Поэтому можешь так не напрягаться на мой счёт. Образ твоей белокурой красотки уже полностью стёрт из моей памяти, — неприкрытая злоба окрашивает его голос, но тем не менее говорит брат с несвойственной ему сдержанностью, что ясно даёт понять — за годы отсутствия Лиам неслабо прокачал себя не только в физическом, но и в моральном плане.
Он всегда был неконтролируемым и агрессивным парнем, с непредсказуемой манерой поведения и некоторыми психическими расстройствами, но если сейчас сравнивать состояние нас обоих, то все вышеупомянутые пункты определённо можно смело отнести скорее ко мне, чем к моему вечно бунтарному братцу.
И вы определённо хотите узнать: откуда вообще он на хрен появился?
Мда… Я и сам задавался тем же вопросом, когда одним июльским вечером встретил Роберта на пороге нашего дома в компании неопрятного, изрядно побитого и болезненно исхудавшего мальчика, внешне очень похожего на меня, только с голубыми, словно ясное небо, глазами.
Мне было пятнадцать, когда в нашей «семье» появился Лиам Харт — невежественный, крайне буйный и неизвестно откуда появившийся второй сын Роберта от женщины, о которой отец никогда даже словом не обмолвился. Лишь позже для утоления своего любопытства я провёл расследование и узнал, что мать Лиама — обычная мимолётная интрижка отца, у которой обнаружили злокачественную опухоль мозга, что и стало той самой причиной, вынудившей её спустя тринадцать лет молчания сообщить Роберту о существовании сына.
Я же никогда его своим братом не считал и по сей день не считаю, особенно учитывая, что я уже не рассчитывал его хоть когда-нибудь увидеть. Но вселенная явно решила, что мне было недостаточно выходок дикарки, неадекватной зависимости и похоти, что она во мне вызывает, и сенсационной новости от Роберта. Нет!.. Этому дню нужно было окончательно добить мою покрытую глубокими, извилистыми трещинами сдержанность, бомбанув по ней появлением блудного брата.
— Приятно слышать, что ты изменился, Лиам, и не могу не отметить, что весьма положительно, — благосклонно произносит Роберт, зорко оглядывая его весьма солидный внешний вид, даже несмотря на небольшую помятость после нашей бойни.
— Да уж… — криво усмехается Лиам. — Ты же был уверен, что без твоих денег я уже через месяц приползу обратно домой или же буду рыться по свалкам со всеми остальными бомжами. Вроде бы такими были твои прогнозы на моё будущее? — снисходительно спрашивает он у отца, что внешне, как всегда, никак не отражает своей внутренней реакции.
— Да. И сейчас я буду несказанно рад признать, что был в корне неправ на твой счёт. Так же, как и рад видеть тебя здесь после всего… Честно признаюсь, я не думал, что спустя столько лет ты откликнешься на моё приглашение.
Приглашение? Так, значит, отец сам пригласил его сюда?! Ни хрена себе новость!
— Я и не собирался. Хотел выбросить его даже не читая, однако любопытство взяло надо мной вверх, а дальше уже нельзя не признать, что приглашать и удивлять ты умеешь, как никто другой. Разве я мог не приехать, чтобы лично убедиться в том, что длиннющая поэма с извинениями и просьбами зарыть давний топор войны от самого Роберта Харта в самом деле правда, а не чей-то розыгрыш? Ведь в день моего ухода из дома ты чётко мне сказал, что я умер для тебя раз и навсегда, а мы то все знаем, что ты своих решений не меняешь.
— Как видишь, ещё как меняю. И всё, что ты прочёл в моём письме — правда, Лиам. И если нужно будет, я повторю каждое написанное мной слово ещё раз, — твёрдо заявляет отец, словно кипятком меня с головы до ног окатывая.
— Да кто ты такой вообще?! — взрываюсь я, чувствуя, как слегка утихшая после драки и ухода Николины злость нарастает с новой силой. — Что за роль ты играешь?! Благотворительный фонд, слезливая речь на публику, нелепейшая новость об удочерении какой-то дворняжки, что якобы зародила в тебе родительскую любовь, а теперь ещё это — жалкие извинения передо мной и Лиамом, которого ты более шести лет назад выставил из дома как бракованный хлам, лишь потому, что он отказался плясать под твою дудку? — на одном дыхании выпаливаю я, вновь ловя на себе озадаченный взгляд брата.
— Адам… — тяжело вздыхает Роберт. — Ты сейчас не в лучшей кондиции, чтобы продолжать вести разговор на эту тему. Отправляйся домой, реши все проблемы со своим состоянием, и завтра мы с тобой поговорим обо всём на свежую голову.
— Я не собираюсь больше с тобой говорить об этом! Ни завтра, ни когда-либо ещё! В твои игры я давно уже не играю и ввязываться в них вновь не собираюсь! — категорично отрезаю я, переводя острый взор на Лиама. — А ты, надеюсь, изменился не только внешне, но также наконец сдружился со своей полоумной головой и прекрасно понимаешь, что он вновь что-то задумал, что в итоге несомненно обойдётся боком всем, кроме него самого.
— Да, задумал! — громогласно подтверждает Роберт, со всей непоколебимостью глядя мне прямо в глаза. — Но на этот раз не ради себя, а для всеобщего блага. Я просто хочу всё исправить и наладить наши семейные отношения.
Лиам сохраняет невозмутимое выражение лица, лишь слегка задумчиво прищуривается, я же срываюсь на издевательский смех, что так же быстро стихает.
С меня достаточно! Этот цирк затянулся, а шутки клоуна-отца-благодетеля уже сидят в печёнках. Не собираюсь и минутой дольше быть частью этого абсурда.
— Ну удачи тебе… папа, — ядовито выплёвываю слово, каким в последний раз называл его в прошлой жизни, и то, как мне кажется, не в своей. — Возможно, второй сын и новоиспечённая дочка клюнут на твои запоздалые раскаяния, и ты наладишь с ними мифические «семейные» отношения, но от меня этого не жди. Я уже давно расплатился со всеми своими долгами перед тобой, сверху накинув нехилые проценты, поэтому… я тебе ничего больше не должен, — заканчиваю я и решительными шагами направляюсь к выходу из дома, который никогда домом даже назвать было нельзя. Скорее главной территорией диктатора, под чьей властью и по правилам которого каждый из нас должен был существовать.
Я повторюсь, сказав, что не люблю вспоминать прошлое, но, наверное, пришла пора хотя бы вкратце рассказать, что за отношения царили в нашей дружной «семейке». И кавычками я постоянно выделяю это слово не просто так, а потому что никакой семьи, которую какого-то чёрта жаждет воссоединить Роберт, нет и никогда даже в помине не было.
Был только он. Его желания. Его правила. Его приказы, которым должны были следовать все и каждый. И я им следовал. Неуклонно и беспрекословно.
Он говорил — я выполнял.
Ведь после того, как он открыл мне всю правду о моей матери, я изменился, поник, сломался… Я не стану рассказывать гадкие подробности об этой женщине. Ни сейчас, ни когда-либо вообще в своей жизни, ибо она не заслуживает даже краткого упоминания о ней. Я лишь скажу, что когда-то отцу пришлось отдать баснословную сумму денег в обмен на сохранение моей жизни, из-за чего он чуть было не потерял «Heart Corp» во время первого взлёта компании на мировом рынке.
И потому я слушался его во всём, с чрезмерным рвением стремясь угодить ему, порадовать, заставить собой гордиться, доказать, что он не зря спас меня, рискнув лишиться всего, над чем трудился, не покладая сил, всю свою молодость.
Долгие годы я прыгал выше своей головы, лишь бы добиться отцовской похвалы и благосклонности. О его любви я даже не грезил, ибо знал своего отца лучше всех остальных.
