Анна Тодд - После
– Это не твоя вина. Это просто… Ну, она такая, какая есть, – говорю я, целуя его в грудь.
– Тебе надо поспать, детка. Тебе рано вставать, а сейчас уже почти полночь.
– Полночь? Я думала, гораздо позже, – говорю я, слезая с него и ложась рядом.
– Ну, если бы ты не была такой узкой, я мог бы дольше, – шепчет он мне на ухо.
– Спокойной ночи! – смущенно говорю я.
Он смеется и перед тем, как выключить свет, целует меня в шею.
Глава 86
Ни свет ни заря собираюсь сделать вылазку из комнаты Хардина, чтобы принять душ.
– Я с тобой, – стонет он, но я смеюсь.
– Не надо. Сейчас только шесть утра, верно? У тебя же правило не вставать раньше семи тридцати, – дразню я, хватая сумку.
– Я собираюсь пойти с тобой. – Мне нравится его скрипучий сонный голос.
– Куда пойти? В ванную? – смеюсь я, пока он выкарабкивается из кровати, – Я уже большая. Сама могу пройтись по коридору.
– Вот как ты меня слушаешься, значит. – Он закатывает глаза, но я вижу в них смех.
– Хорошо. Папочка, сходи со мной в туалет, – шутливо ною я.
Я не собираюсь его слушаться, просто хочу поприкалываться.
Хардин приподнимает бровь и ухмыляется.
– Не называй меня так больше, а то придется уложить тебя снова в постель, – подмигивает он и выбегает из комнаты раньше меня.
Он тащится за мной в ванную и сидит на унитазе, пока я принимаю душ.
– Тебе придется воспользоваться моей машиной, – говорит он, удивляя меня. – Подбросишь меня к кампусу, там я возьму твою, поеду на квартиру.
Я не думаю о потрясшей меня ночи, поскольку обычно все планирую заранее.
– Ты доверишь мне свою машину? – изумленно спрашиваю я.
– Да. Но если ты ее разобьешь, не торопись возвращаться.
Часть меня знает, что он говорит серьезно. Я отвечаю, смеясь:
– Я больше волнуюсь, что ты мою разобьешь!
Он пытается отдернуть занавеску, но я снова закрываю ее и слышу его смех.
– Подумать только, детка, с завтрашнего дня у тебя каждое утро будет собственный душ. – Его голос заглушается льющейся водой.
Намыливаю волосы шампунем.
– Это не так воспринимается, пока я не увидела это сама.
– Погоди, ты его еще не видела, тебе понравится, – говорит он.
– Кто-нибудь знает, что ты собираешься снимать квартиру? – Я уже знаю ответ.
– Нет, зачем кому-то знать?
– Незачем, просто мне интересно.
Скрипит кран. Когда я закрываю воду. Хардин держит мое полотенце, и когда я выхожу, заворачивает в него мое мокрое тело.
– Я знаю, ты думаешь, что я пытаюсь скрыть от друзей тот факт, что мы селимся вместе.
Он не ошибается.
– Ну, это немного странно, что ты съезжаешь отсюда так, чтобы никто не знал.
– Это не из-за тебя, это потому, что я не хочу слушать всю эту муть об изгнании из братства. После того как мы переедем, я скажу им всем, даже Молли. – Он улыбается и обнимает меня за плечи.
– Я хочу сама сказать об этом Молли, – смеюсь я, обнимая его.
– Договорились.
После нескольких объятий я собираюсь, он протягивает мне ключи от машины, и я ухожу. Когда я сажусь в машину, мой телефон вибрирует.
«Будь осторожна. Я люблю тебя», – читаю я.
«Хорошо. Полегче с моей машиной, я люблю тебя. Xo».
«Не могу дождаться, чтобы снова тебя увидеть. Встретимся в пять. Ничего с твоим драндулетом не случится».
«Следи за своими словами, не то случайно хлопну твою тачку на парковке».
Улыбаюсь и отправляю ответ.
«Хватит отвлекать меня, поезжай на работу, пока я не спустился и не сорвал с тебя одежду».
Каким бы привлекательным это предложение ни казалось, я кладу телефон на пассажирское кресло и завожу машину. Двигатель мягко мурлычет, в отличие от рева моей машины. Для классического автомобиля он двигается гораздо плавнее моей; Хардин действительно заботится о машине.
Выезжаю на шоссе, и телефон опять звонит.
– Господи, ты что, двадцать минут без меня прожить не можешь? – смеюсь я в трубку.
Мужской голос отвечает мне:
– Тесса?
Ной.
Я отодвигаю телефон от уха и смотрю на экран, в ужасе убеждаясь, что это он.
– Гм… извини, я думала… – заикаюсь я.
– Ты думала, что это он… я понял, – говорит он.
Ной говорит грустно, но спокойно.
– Мне очень жаль. – Действительно.
– Все нормально.
– Так… – Я не знаю, что сказать.
– Вчера я виделся с твоей мамой.
– Ой!
Вместо сочувствия Ною всплывает ненавидящий голос мамы, отчего у меня снова колет в груди.
– Да… Она очень зла на тебя.
– Я знаю… она шантажировала меня оплатой колледжа.
– Она передумает, я уверен. Просто она страдает, – говорит он.
– Она страдает? Шутишь, что ли? – усмехаюсь я.
Он не может защищать ее в моих глазах!
– Нет-нет, она собиралась это сделать, но она просто злилась, что ты… ну… с ним, – говорит он, не скрывая неприязни.
– Это не ее дело – указывать мне, с кем быть. Ты мне поэтому звонишь? Сказать мне, что я не должна быть с ним?
– Нет-нет, Тесса. Просто хотел убедиться, что у тебя все хорошо. Мы впервые так долго не разговаривали за десять лет, – говорит он.
Я не могу сердиться.
– Ой, прости. Сейчас у меня столько всего происходит, я думала, ты позвонил, чтобы…
– Просто чтобы сказать, что то, что мы не вместе, не значит, что я для тебя не существую, – говорит он, и меня пронзает боль.
Я скучаю по нему; я не люблю его, но он был такой огромной частью моей жизни, когда я была маленькая, что трудно все это отвергнуть. Он был всегда со мной, а я разбила ему сердце и даже не удосужилась как-нибудь это объяснить или извиниться. Я ужасно чувствую себя от того, как я поступила с ним. Наворачиваются слезы.
– Прости меня за все, Ной, – тихо прошу я и вздыхаю.
– Все будет хорошо, – так же тихо отвечает он. Словно желая сменить тему, он говорит: – Я слышал, ты получила стажировку…
Мы разговариваем всю дорогу до издательства. В конце концов, Ной обещает поговорить с мамой о ее отношении ко мне, и я чувствую, что с моих плеч свалилась огромная тяжесть: Ною лучше всего удавалось успокоить маму, когда она сердилась.
Оставшаяся часть дня проходит гладко. Дочитываю рукопись, делаю заметки для мистера Вэнса. Мы с Хардином обмениваемся эсэмэс, договариваясь о месте встречи. Время летит незаметно. Когда я приезжаю по адресу, который назвал мне Хардин, с удивлением обнаруживаю, что это место на полпути между кампусом и издательством. Если мы тут поселимся, дорога будет занимать всего двадцать минут. Совместная жизнь с Хардином по-прежнему кажется мне чем-то абстрактным.
