Элизабет Адлер - Истинные звезды
— И разбили китайскую вазу, — сказала в ответ Рашель. — Ты был самый сильный мальчик, хотя выглядел тощим, как палка, малышом.
— А ты брала меня на прогулки в дальний конец сада, мне казалось, что это путь в много миль, и там был ручей, и вместе мы переходили его.
— И ты порезал камнем ногу… О, Маркус! Я скучаю по этому времени, скучаю и хочу, чтобы это все было с Джонатаном.
В ее глазах стояло выражение растерянности, и впервые Маркус подумал, что бабушка выглядит на свой возраст. Он нежно поцеловал ее руку.
— Все будет хорошо, бабушка, я обещаю, — сказал он. — Только дай им время. И знаешь что? Я могу поспорить, что если ты станешь мягче относиться к Джесси-Энн, она будет больше, чем счастлива, разрешить тебе принимать участие в жизни Джонатана. Ведь в конце концов, для чего нужна бабушка, как не для того, чтобы баловать и портить внуков? Мы же не можем лишать всего этого сейчас маленького Джонатана?
Его карие глаза, так похожие на глаза его дедушки, молили и требовали сострадания к отцу и Джесси-Энн. Вспоминая милого маленького мальчика, каким он был, Рашель почувствовала, как слезы подступают к глазам, но она не плакала с тех пор, как умер Морис, и конечно, не собиралась плакать сейчас.
— Давай, бабушка, пообещай мне сейчас! Мы не будем вмешиваться.
— Ну, хорошо, — сказала она, сдаваясь со вздохом. — Но я, конечно, надеюсь, что ты прав, Маркус. А теперь поцелуй и обними свою бабушку. Неожиданно я почувствовала себя такой одинокой.
— Совершенно необязательно чувствовать себя одинокой, бабушка, пока ты не вышла из игры, — шептал он, целуя ее мягкую, слегка напудренную щеку. — Ты же знаешь, я обожаю тебя. И ты дашь сто очков вперед любой другой бабушке, которых я знаю.
— Довольно, довольно, — ответила она, улыбаясь ему. — А теперь не останешься ли, чтобы пообедать со старой женщиной?
— Жалеешь себя? — спросил он, улыбаясь.
— Может быть, — ответила Рашель.
— Самое лучшее лекарство от этого — обед в хорошем ресторане, — решил он. — Давай, бабушка, надевай шляпу. Я не могу дождаться того момента, когда увижу лица посетителей ресторана. Всем будет интересно знать, завела ли Рашель Ройл себе молодого любовника!
— Маркус! — поразилась Рашель. Но она улыбнулась, и в ее глазах он увидел искорку, которой давно уже не подмечал. Может быть, бабушка одинока, с болью подумал Маркус, более одинока, чем он мог представить, потому что она всегда пряталась за фасадом неукротимой силы и целеустремленности. Бабушке Ройл нужно было быть все еще необходимой, выполнять свои обязанности. Во время обеда он уговорил ее поехать еще в один круиз и подумать о вилле на Ривьере этим летом. Может, вся семья сможет поехать, если ему удастся собрать их всех в одно время. Рашель и ее два внука, Гала-Роза, Джесси-Энн и Харрисон. Бабушке нужна семья, как любому из них. А если… Нет, когда все будет улажено, он намерен сделать так, чтобы ей все-таки это оказалось бы нужным.
Глава 33
Взлохмаченная Даная торопливо шла вдоль ангаров по бетонированной площадке аэропорта в Зальцбурге, торопясь пройти паспортный контроль и таможню и добраться до ожидающих лимузинов, которые довезут их до международного лыжного курорта в Кицбюэле. Это была пятая и — даст Бог! — последняя неделя выездных съемок, думала Фрости, проверяя фотоаппараты и остальное снаряжение и наблюдая, как грузят на тележку огромные фибровые чемоданы с чудесными туалетами и мехами, перед тем как их маленькая кавалькада наконец-то сдвинулась с места.
Серия работ Данаи, состоящая из трех частей, должна была называться «Сюрпризы», и не удивительно, что на них была изображена Гала-Роза.
За прошедшие две недели они исколесили почти полмира в поисках ослепительно прекрасных мест, которые хотела найти Даная. Она сфотографировала Галу в Исландии в изысканно-причудливом вечернем платье, тяжелых украшениях, на фоне бледного ледяного северного моря, одну, на волнах — экзотическая красавица с потерпевшего аварию судна в изумрудном шифоне и изумрудах. Сняла Галу как шикарного денди во фраке, черном галстуке и огромной величины бриллиантах на отдаленном архипелаге в Финляндии, где обитали только подходящие по цветовой гамме серо-белые кричащие чайки. Она сфотографировала Галу обнаженной, закутанной в соболье манто стоимостью двести тысяч долларов, и огромных сапфирах, на санях с упряжкой лаек в ледяной Норвегии.
Фрости и остальные были одеты в пуховые куртки с капюшонами, шарфы, теплые сапоги, и очень жалели Галу на этих ледяных съемках. Ей удавалось выглядеть уравновешенной и спокойной, но ее отрешенный взгляд скрывал, что она буквально онемела от холода.
В поисках тепла они полетели оттуда в Турцию, и хотя солнце было далеко не летним, для них это было небесным блаженством после ледяного холода. Они с сомнением наблюдали, когда Даная с вертолета фотографировала Галу, рискованно балансирующую на носу быстроходной моторной лодки в бронзовом макияже, сделанном Изабель, похожую на античную скульптуру, с прищуренными глазами и волосами, летящими назад на ветру. Тело Галы кричало от напряжения, и после всего этого она обессиленно дрожала от пережитого страха. Но Даная утверждала, что дело стоило того, фотографии были чудесны. И они должны были признать, что снимки действительно прекрасны. Они исколесили Европу в поисках определенного места, вылизанного ветрами, поросшего вереском болота, и наконец-то нашли его в Ирландии. Они укутали Галу в бесценные старинные шали из Кашмира и грубый твидовый костюм — последнюю модель японских дизайнеров, и впервые бедной девочке было тепло. Фрости подумала, что никогда не видела никого более уязвимого и ранимого, чем Гала. Ее тонкие лодыжки, показывающиеся из-под объемных слоев одежды, и вся картина в какой-то степени пробуждали воспоминания о временах, когда вид мгновенно промелькнувшей лодыжки считался очень эротичным.
Затем Даная обнаружила лес во Франции, где водились дикие кабаны, и она скомандовала, чтобы обнаженное тело Галы было разрисовано так, чтобы сливалось с окружающими деревьями. Боящаяся диких кабанов, Гала изображала дух природы. В кружеве сумерек ее лицо походило на лицо маленького беспризорного ребенка, изумруды на шее и в ушах мерцали загадочным отдаленным сиянием.
Фрости только один раз видела, как Гала заупрямилась, когда Даная попросила ее встать на самый край скалы и смотреть на море. На ней было надето белое шелковое бальное платье и черная накидка, волной струившаяся за ней. Она подошла к краю, затем остановилась. Лицо стало пепельно-серым. Дрожа от испуга, она моляще обернулась к Данае, которая заставила ее идти вперед.